Зима… и студёный вечер тревогой сжимает горло,
твой день, что надеждой встречен, как ластиком вьюги стёрло,
твой дом занесён по крышу — копать и копать с рассветом,
твой сад, что почти не дышит, мечтает дожить до лета.
Шатает безумный ветер худые стропила мира,
где ложь, не стыдясь фальцета, сифонит в окно эфира,
где каждая новость, будто неправой победы сводка,
где смыслы переобуты, где слово неподотчётно.
Вгрызаются в наст заборы, срезая куски окраин,
с утра заложив за ворот, печать свою носит Каин,
а волки в лесу то воют, то вертятся в стайном танце,
их кормят с руки зимою в отстроенном вновь Вольфштанце.
Шум с площади страхом выжит надежнее, чем ненастьем,
и кто-то сторонний пишет для всех катехизис счастья.
Фемида осталась в коме в холодном нутре Лубянки,
от деда — тюремный номер на вбитой в столбец жестянке.
История ждёт в ломбарде, её не вписать в шаблоны,
поставлена жизнь на карту, раз в моде опять погоны.
Причудится зябкой ранью — друзей бы увидеть, что ли,
но Жека погиб в Афгане, но в Грозном остался Коля…