Би-жутерия свободы 129

      
  Нью-Йорк сентябрь 2006 – апрель 2014
  (Марко-бесие плутовского абсурда 1900 стр.)

 Часть 129

  Люди прибывали, сопровождаемые аплодисментами двустворчатых дверей.
  Через пять минут все стулья оказались разобранными под елозящими седалищными нервами.
  Оставшихся участников предстоящего балагана хозяева поспешно распихивали по местам, отведённым для комплиментов, прибытие которых из уст собравшихся ожидалось за незначительную входную плату устроителями с минуты на минуту.
  Установленный кем-то покосившийся регламент покачивался на сквозняке соответственно описанию в либретто.
  Король опозданий Опа-нас, делавший вид, что у него времени ни на что не хватает, и что часы «Наручный медведь» подводят, а он их никогда, задержал замешкавшееся собрание на сорок минут незапланированным посещением туалета.
  Теперь Опа-нас неторопливо входил в комнату, забыв, как всегда, извиниться перед участниками.
  За ним проследовала не поддающаяся измерению пауза и без видимой с её стороны помощи повисла в воздухе.
  Казалось, список присутствующих заорёт, как оглашённый.
  – Как вы уже прочитали в объявлении, нам нужны новые члены, а не эпизодические персонажи, с дебатами достойными пустобрёхов, – обратился к присутствующим Опа-нас, снимая  помятый биологический будильник дзынь-буддизма с правой щиколотки.
  – Мне и со старыми членами не плохо. Диктатура – форма правления, подгоняющая всех под себя, где царство денег заставляет людей быть приближёнными к приближённым числам, – отозвался бродяга, его пропитые голосовые связки дребезжали абсурдинкой в вытяжной трубе вибрирующей гортани.
  – Ваше мнение мы примем во внимание, когда придёт своё время, а пока что оно чужое, уважаемый новопришеец кобыле хвост, – резко прореагировала Зося Невозникайте.
  – Не обращайте на Немытого внимания, Зосенька, – улыбнулся Опа-нас, –
лицедеящие актёры – классические приспособленцы, от них и не того ещё можно ожидать, они в паре и талантливый поцелуй в четыре губы загубят. К нам уже приходил один с вопросом: «Какие у денег ноздри, если денег с гулькин нос», он ещё пытался очистить таблицу Менделеева от чуждых ему элементов.
  – Я понимаю, что приятно властвовать над умами, только вот где их сыщешь в сервелате наших дней?! – подскочил Политура. – Но возникает риторический вопрос. Возможна  ли пересадка носа в пах, учитывая, что я несовременен и ратую за вальтерскотские отношения между полами? А теперь позвольте мне вариацию на тему «О себе» Поверьте, я плачу, когда вижу многострадальный мяч, более чем знакомый с голеностопными суставами футболистов.
  – С вами я чувствую себя наркоманом на тонком льду экзаменов, проходящим внутривенное лечение нарколепсией. Отвечу почтенной аудитории, пребывающей под мрачными арками негодования, без всяких обиняков – я не знаю. Но есть люди, которым светло от вспышек гнева, – смутился Опа-нас – Да и зачем нам это, затерявшимся в гетто однородной толпы инородцев, которых вполне бы устроила горестная горсточка золотых монет, торгуемых сегодня на бирже, по цене за 1500 таллеров за унцию.
  – Нам это нужно из спортивного интереса, как рана, затягивающаяся в водовороте событий. Ведь не зря же говорят, что нос, даже если он не любопытен, растёт до конца жизни, – бродяга старался вылить помаленьку накопившуюся злость на собравшихся здесь представителей корыстного человечества, готовых, по его мнению, попрекать его насущным куском торта с орехами.
  Порядком поизносившийся Политура, состоявший в браках, так и не состоялся в них.
  Он осознавал, что он всего лишь большое блюдо, на котором они умело подавали себя. Да, мои друзья, экономичнее проливать слёзы над разбитой раковиной. Ему всё опротивело, но приходилось мириться с тем, что из-за инфляции продажа гробов, оснащённых кондиционерами упала, поэтому ему не светит увязнуть в болоте чёрной икры, как и не осуществима заветная мечта опохмелиться в бочке с солёными огурцами.
  Еле отбившись от напавшей хандры, Борис Политура расположился от трибуны рукой подать, не боясь бутафорской крови гнилых помидоров, раскованно выглядывавших из плетёной корзины в углу, которые как бы примерялись к нему. Там же стоял новёхонький аппарат для выжимания денег из членов клуба.
  – Попрошу не умничать! Вы здесь, любезный, не в ресторане заказываете пате под Патетическую симфонию Бетховена. Похоже, что вы то собираетесь с мыслями, то они разбредаются по извилинам, и вы не отличаете собственную блажь от наших поблажек, которыми славится собрание по отношению к новым членам клуба «Интимных встреч», – красочно пресекла бомжа напёрсточница разврата и Опа-насиных инициаторских проявлений бесчеловечности Зося Невозникайте, к которой дар речи возвращался навеселе.
  Как бы в ответ на затевающуюся полемику одновременно поднялась гей-парочка – Милош Трафичек – торговец липовым соком по липовым документам и соискатель на вакантное место в анатомическом театре, утверждавший, что не стоит рассматривать половой акт гомосексуалистов и других мужиковедов как великое противостояние и Феона Спросонку – лысый писатель в парике из цветастых буклетов, доказавший, что почки выполняют функции правоохранительных органов организма, выводя из них жидкость в сутолоке ступы, где безотказно работает пестик
  – Дадим человеку слово, тем более что он высказывает вполне трезвые идеи в пьяном виде. Его речь украшена эполетами эпитетов, а этот факт не стоит недооценивать, – встал на защиту Политуры Милош Трафичек.
  Феона Спросонку одобрительно кивнул и упал на проржавевший стул, как трава, полегшая в неравном браке, когда выдают желаемое за действительное.
  – Не надо увиливать от наболевших вопросов. К примеру, разборчивые Уолл-стритские селекционеры, скрестив руки на коленях выбирают, какие акции покупать, а какие пустить на откуп проходимцам жёлчных протоков от экономики. Примостившиеся сбоку нетруди Христа нашего продали, и у меня  духовный мир ограблен. Все только и болтают об оБогащении Урана, а как решаются финансовые проблемы на других планетах? И кто  толком объяснит разницу между Небом и Землёй? – не унимался нашедший поддержку у гей-ребят и забредший «на огонёк» бомж.
  – А мы и не увиливаем перед встающими задачами, – выплеснул из себя идолопоклонник с негнущейся спиной Опа-нас.
  – Но в то же время вы не учитываете, большие планы вынашивающиеся в сумках кенгуру, – хитро улыбнулся Политура, не подозревая, что чувство вины алкаша изливается на рожу красными пятнами вина.
  Его осипший голос то скатывался по лестнице, то взлетал пролётами вверх, опережая себя и не роняя достоинства, ценности которого никто так и не смог определить.
  В какой-то момент Политура растрогался и готов был пустить слезу себе в висок, подспудно понимая, что если всё время подстраиваться под кого-то, то этот кто-то обязательно рухнет.
  Зося поправила крестик на шее, обдумывая какую позицию по завершении собрания следует занять в  щекотливом вопросе с Опа-насом на их гражданском ложе.
  Правильно поступил колумбиец Нарко Смаглер, подумала она, вырубив запасные двери для кособокого подхода к тщедушному телу загнивающей системы, ведь нас повсюду подстерегают опасности, и неизвестно  что страшней цепной пёс или дверь, сорвавшаяся с петель.
  Опа-нас застыл с неопознанной гримасой на одутловатом лице.
  Он был выдающимся лектором-синхронистом (ни в коем случае не сионистом), конспектирующим за собой и переводящим себя на все языки Организации Обделённых Дотациями одновременно.
  Но от слов Политуры у него язык прилип к нёбу.
  Сам на полемику напросился, подумал Опа, запускаем тут всяких.
  Ему расхотелось давать новичкам рекомендации в поисковую партию яиц Фаберже, хотя он и не хотел подвергать сомнению яйценоскость действительных  членов клуба.
  Потрясённый высказыванием бомжа, Непонашему попросил у аудитории пятиминутный перерыв и вышел на улицу покурить, подумывая о покупке хмельного участка.
  С сигарой из шпината он выглядел сексапильно.
  Воспользовавшись подходящим моментом, Политура  завладел вниманием аудитории, думая, что обменивать большое счастье на маленькое – такой же идиотизм, как менять нормальную температуру на повышенную или бороться с ожирением пастеризованного молока, разбавляя его водой.
  – У меня, товарищи, – начал он, – неизбежное столкновение произошло с одним чудаком, державшим огромную библиотеку для устрашения собеседников, и вот что он без подлянки поведал за парой бутылок «Балтики» в одном из утомительных рассказов.
  «Истина восторжествует в одном случае, если сможет доказать, что она истина. Мне пришлось пережить ситуацию, приближённую к военной. Я до сих пор не в силах забыть воздушную тревогу в общественном туалете, где я запутался в ремне выходящего из соседней кабинки. Сунуть голову в духовку всякий дурак сможет. Вот что ты оттуда вытащишь? Фургон искушений? Вряд ли. Пройдя через выданные мне судьбой испытания грустью и печалью, я   позволяю подсовывать уценённую информацию о себе. Звать меня Подкоп Лилипутыч Лодырь (от Лодыжки и Чёрной Дыры со свидетелем при случке под кодовым названием «Поцелуй меня в кепку» при удалении жёлчного пузыря из зала оперативным путём). Чего только я ни делал в своей жизни, чем только не занимался, уму непостижимо, учитывая, что всё ограниченное я органически не перевариваю, хотя я никогда не опаздывал в классы, где тренажёрами служили пустотелые надувные куклы и к открытию бутылки, так что ознакомьтесь с моим послужным списком:
  скакал вприпрыжку иноходцем-иноуродцем (во мне сидит эдакий киношный Бельмондёнок);
  тщательно стирал улыбку с лица Земли;
  за кадром озвучивал по-садистски стёганые одеяла;
  будучи владельцем больного фортепьяно, менял наволочки на воздушных подушках в бездушном людском пространстве;
  боролся в ресторанах с подавляющим большинством угрей;
  гневно осуждал приближение астероида к глазной орбите;
  распускался военно-полевым госпитальным цветком;
  собирался с мыслями в кафе сплетников «Зуг мир нох а мул» (Скажи мне ещё раз на ухо без свидетелей – идиш);
  надраивал и без того блестящую деятельность;
  оценивал гарнир поцелуев на конкурсе запретной любви;
  отказывался от зонта и выходил из парадного в плаще с капюшоном, когда на улице шёл складной дождь;
  вносил в списки избирателей грудных и несовершеннолетних;
  изобличал соседей в горниле страстного повествования;
  навязывал бантиками поцелуев любовь, внося её на голубокаёмочном блюдечке на губах с результатами фиксированных забегов;
  и многое, многое другое, думая, что престиж отстёгивается.
  Особенно интересовали меня две сферы жизни – правого с левым буферов, закутанных в сплющенные плющи бюстгальтеров – этих брависсимо, списанных девчонками-бродяжками на заборы.
  А ты уже и уши лопухами развесил, приготовившись ловить «Ночных бабочек» под фонарями на перекрёстках».
  Еле придя в себя от услышанного, Опа сосредоточенно поглядел поверх запотевших стёкол очков на не забитые точными науками козлиные головы.
  Он мысленно отдупелился в продмаге «Домино» на Пипкингс-хайвее, и никак не прореагировав на бестактное вмешательство непонятно откуда взявшегося Политуры, продолжил, интонационно растягивая гласные
  – За деланным равнодушием скрывается бездна добрых пожеланий с вопросами, так что не стану касаться принципиальных расхождений кораблей в море женщин, а только дел клуба, где каждый член достигает внушительных форм для удовлетворения своей пассии. Некоторые индивидуумы, достойные порицания, досрочно покинули клуб незадолго до прихода новичков небеспричинно, а по неизвестно чьей инициативе. Позвольте огласить список имён, так сказать, безвременно выпавших из наших неплотно сомкнутых рядов из-за неурядиц в междурядьях. Прежде чем ломать комедию, давайте огласим тех кто не будет выносить мусор:
  а) Ниночка Вотрусоска под влиянием дяди из Англии, где людей, по слухам, ссылали на Север... в Шотландию – дяди не то оптика, не то синоптика. Ниночка в свободное от эскортсервисных поручений промышляла распространительницей запахов дорогих лосьонов, но к собственному удивлению и к всеобщему огорчению преступно не соблюдала алкогольные нормы. Она нарушила утверждённые нами заповеди: занавешивай окна, проявляя заботу о ближнем в ванной комнате у красной лампы и не шатайся голой в пьяном виде в компании больше одного, готовящегося стать скептиком за неподходящую цену. Неуправляемая Вортусоска, находясь на птичьих правах, напевала «Орлёнок, орлёнок». Она не справилась со всевозрастающим весом в привилегированном обществе и, не простившись, выпала под косоглазый снег, доставленный из Пекина, из окна пентхауза при отягощающих в вине обстоятельствах. Существует иная версия, базирующаяся на синяках, освидетельствованных на Нинкином теле. Кто-то пытливый хотел излить перед ней душу, но не найдя подходящей ёмкости, приложил было к ней руку. Но видимо передумав, некорректно обошёлся с ней отравленным носком чешского ботинка – кожаным изделием знаменитого обувного концерна «Батя»;
  б) Серёга Пруть – цирковой жонглёр, приёмщик бутылок на уровне груди – (без нажима со стороны) последовал её примеру. Видимо пытаясь раздобыть опору и утешенье в деньгах, он, ни с кем не поделившись, вывалился в результате эмоционального стресса из окна того же дома, но без балкона и, конечно, без свидетелей. Жаль, парень ушёл от нас не простившись и, хуже того, не заплатив взносов. Вне всякого сомнения он был умным человеком, я говорю это с полной ответственностью, потому что Серёги уже с нами нет. Напоследок этот хрустоногий артритик вывел из заблуждения теорию, из которой следует, что женщина подчиняется неписаным законам естественного «прибора».  Перед тем как в пируэтном прыжке покинуть балкон, он оставил записку по размерам, превысившую олимпийский рекорд. Непонятно, какая сила могла его выбросить, он же не подиумная модель, которой агентство задолжало полмиллиона. Мы с Зосей физически не способны на сей поступок. Тогда кто? Теперь разрешите зачитать записку, оставленную им на журнальном столе итальянского производства: «Ноет воспалившийся заусенец на безымянном пальце. Накладываю лейкопластырь фирмы Джонсон & Джонсон – это ли не забота о ближнем Востоке?» Записка определённо подлежит расшифровке. Скажу одно, насколько прагматичен цинизм! Мне совершенно ясно, что себялюбцы вроде него сами не выбирают путь сверху вниз. Кто не верит, пусть пересмотрит английский фильм «Путь наверх по лестнице вниз»;
  в) Шарко Взахлёб (ближайший друг соглядатая Ромы Ариведерчева, в котором пестовали ненависть к капиталистическим государствам от А до Я), приняв одноименный душ, пустил себя в расход при непонятных ему обстоятельствах, возможно «Происходит раздел имущества, когда теория расходится с практикой» и на него повлияла внеурочная работа блюстителем порядковых чисел. До этого он неохотно отпускал бонжуры направо и налево, и они, со слов очевидцев, были ему благодарны. То же самое можно сказать о лицах, роль которых исполняли виртуальные карнавальные маски – выгодно и удобно – всего несколько мазков и лица приходят в движение. Кстати, отец Архип Взахлёб, старавшийся, чтобы его намеренья были твёрдыми, а не как болгарская брынза, преуспевал мясником, считая, что самые оплакиваемые – это деньги. Всегда при деле, Шарко подсоблял отцу, так что, закрепившаяся за ним кличка Дворовый мальчик не соответствовала действительности, младший Взахлёб уносил поросячьи ноги проходными дворами;
  г) Осклабий Посейдень (не путайте с Посейдоном) – наш активный казначей, не раз выступавший в этом зале с лекциями о разумной экономии использованных презервативов. До нас он нигде не работал, но прилежно служил посмешищем, изображая глубокую скорбь. По натуре милитарист, получивший запрос из неопознанных источников на заказное убийство времени по почте (сиамские близнецы переглянулись и затаили совместное дыхание), Осклабий скрылся в топких болотах непроходимых лесов Центральной Сахары и не без оснований.
  Минеральные источники доносят, что прикреплённого к нему следователя ведут под конвоем Знатоки.
  Минут через двадцать мы будем иметь честь лицезреть всю честную компанию в наших обновлённых стенах, если, конечно, приглашённые прибудут в целости.
  Было бы непростительным упущением после его ухода из жизни нам, оставшимся в ней, недооценить многожёнца Осклабия.
  Кому-то может показаться в диковинку, что у него было страстное хобби, которое он тщательно скрывал от нас вместе с денежными недостачами  – это художественная роспись в брачных   контрактах.
  Любопытен факт, что, расставаясь с последней женой, невостребованный в остальных семьях Посейдень сделал ей мимоходный комплимент: «Мне нравится твоя курточка с опушкой из леса, дай поносить предпоследними словами».
  Это говорит о том, что перед смертью разиня на чужой пирог Осклабий Посейдень колебался в принятии решения, а ведь в первом браке он пострадал от преждевременной эякуляции, поэтому во втором взял себя в руки и почил память здравствующей, но в некотором роде бывшей супруги, затяжным вставанием (Супруги нмкогда не смотрели друг другу в глаза – они жилив профиль).
  Думаю, что продолжать перечисление достижений клуба в этой и смежных с гинекологией областях, занятых латанием женской памяти, не имеет практического смысла, потому что скорбеть не о ком.
  Могу вас обрадовать, указанные мною в отчёте потери восполнимы при условии, если пришло активное пополнение.
  Хотя трудно логически приобщить непозволительные вольности, граничащие с дурачеством, потому что они входят в противоречие с нашим кодексом, я надеюсь, что они не коснутся новобранцев.
  Многое изменилось в затянутом непроглядной облачностью мире со времени нашего последнего заседания.
  Полным ходом идёт гомериканизация планеты.
  В частности, мусульманский мир смеётся над предположением, что позади остались времена, когда пятый пункт стыдливо прятал в носовой платок своё национальное достоинство.
  Пока Вафликанский континент чернел от неурожаев, а рвущаяся к атомной бомбе южнокаспийская суверенная Дальтония тешила себя надеждами, поглаживая топорище.
Насколько всё изменилось, можно судить по Восходу семян (in vitro) и Закату рукавов Сибирских рек, – в этом месте на носу Опы самовольно выступили анисовые капли пота, но никому их слушать не хотелось,  собравшиеся в зале встрепенулись и истошно зааплодировали, вопросительно заглядывая в глаза друг другу.
  – Деспиритизация милой моему сердцу водки, сравнимой только с абрикосовым компостом на десерт, – продолжал Опа, – приняла угрожающие масштабы безразмерного бюстгальтера, и новорожденный питбуль Хлястик наотрез отказался от материнского молока.
  Остальные собачьи породы в знак протеста берут нахрапом и бродят неорганизованными стаями по загаженным  газонам с плакатами протеста на ошейниках и без цепей.
  Одурманивание мозгов соревнуется с  массовым оболваниванием – неизвестно что победит.
  Дошло до того, что дошлый народишко, перейдя голосом в высокий регистр, перестал верить в Палех, Хохлому и телефонную карточку «Матрёшка» и готов довериться продуктовой карточке.
  Парнокопытная порнография вытеснила милое нашему сердцу и привычное на слух слово «прелюбо-дорогодеяние».
  Ушли в небытие Стограммычи и Поллитровичи.
  Их вытеснили Галлонычи и Баррелевичи.
  Большинству пришлось выкорчёвывать из себя прогнившие культбеспросветные пни и насаждать новые, дорогостоящие, аморальные по своей сути неустойки, одновременно «крышуя» их.
  Из несмышлёнышей со слюнявчиками и цветными лопатками в старухе-песочнице молодняк превращается в оборотней, увязающих в трясине финансовых катаклизмов, и легко затягивается беспринципными биржевиками в бесперспективные авантюры, как воздух в лёгкие.
  Не существует больше кафедры дарксистской подложной философии, с которой доцентарий Харасмент Центурионович Бревенчук в периоды переохлаждения в любви входил в резонанс со студенчеством, снабжённым соглашательскими камертонами взамимопонимания за государственный счёт.
  Меня пригласили прочесть вам цикл лекций на незначащую тему, из которой я ни грамма не вынес для себя, ибо находился под зорким оком охранников, приставленных спинами к закрытым дверям.
  Так объективная реальность превратила меня, к сожалению, в честного человека.
  Но, как видите, я не трус и прямо смотрю в глаза пыльному ветру, влетающему через открытую форточку, которую выгоднее считать фрамугой.
  Но даже я не могу ответить на вопрос – если инсулин вырабатывается в поджелудочной железе, а адреналин в надпочечниках, где скрывается железа, занимающаяся вопросами мужества?
  – В запасных яйцах Фаберже! – вскочил, как ошпаренный с раскалённого места образцовопоказательный Политура, который когда-то на литературный вопрос врача, как у него дела со стулом, выкрикнул: «Хожу Гоголем!»
  – Возрадуйтесь, гомодрилы! Великолепная мысль товарища бродяги смахивает на гениальное открытие. Советую его немедленно запатентовать, не ровён час, умыкнут, как стакан с водкой. У кого ещё имеются яйценоские идеи, прошу высказываться.
  – К вашему сведению, я ещё не кончил! Стаканы не виноваты, в них наливают люди! Нонешние быстрорастворимые вкусы мне не по нраву, также как и казарменное расписание поездов! – проревел Политура, давая пощёчину линялой общественной безвкусице.
  – Несмотря на аккомодацию оскорбительного подозрения, у вас подвешенный язык наперекорреспондента. Интересно, как обстоят дела с гусиной шеей, выдержит ли она бесцельно болтающееся туловище? – улыбнулся Политуре поэтически настропалённый Опа-нас, вдруг ощутивший себя эндокринологом, лакающим в сенях молоко из кринки, задрапированной в кринолин.
  – Угрожаете? А я не боюсь! Когда я у бабушки во внеурочный час перед её смертью шкаф открыл, чтобы из сейфа выудить акции Золотого государственного займа, на меня свалился скелет. И только по искривлённой перегородке носа я установил, что это не мой дед-кузнец, приковывавший к себе внимание наручниками.
  – Я преклоняюсь перед вашим мужеством.
  – То-то! За моей спиной пять лет, проведённых в зоне магнитных бурь условно, – встрепенулся, трезвея, бродяга.
  – Ой! – не выдержал Опа-нас.
  – Вашего покорного слугу, если хотите знать, в МИМО за откровенность не приняли. Я сказал, что когда  нахожусь в лежачем положении, на мне великолепно сидят заказные английские костюмы и что для меня все страны дружественные, лишь бы они были заграницей. В отместку за мою честность с меня потребовали справку с подготовительных курсов для переметнувшихся и лишили хорошо оплакиваемой должности в похоронном доме.
  – Да вы не волнуйтесь и не обращайте внимания на моё праздное любопытство. Уверен с вашими основопредполагающими принципами нам предстоит тесное сотрудничество,  – спохватился председательствующий Опа.
  – Тогда у меня возникает ряд вопросов, председатель:
  1. Если за мной будущее, то сколько лет тюрьмы ожидает талантливого меня, севшего за фортепьяно, украденное у соседа?
  2. Можно ли иудею принять христианство на грудь в праздник «Волосяного покрова», находясь в выжидательной позиции?
  3. Соответствует ли среднеарифметический показатель моего мужского достоинства требованиям вашего клуба?
  4. В какой ипостаси бежит ипохондрик на ипподроме?
  – Сядьте и успокойтесь. Вы у меня ещё не спросили как обстоят дела с калькой в Калькутте, и как себя чувствовал Кристоф Клумба, подплывая к Испаньоле для обмена оптом идей вместо бус туземцам, сиплые голоса которых толстели по мере приближения.
  Видя, что дело может принять серьёзные последствия, индуска по матери Тата Круговерть и пакистанец по отцу Цирконий Щтуковец – бывший ударник, использовавший колченогие табуретки вместо африканских барабанов и прославившийся тем, что написал песенку с олигорефреном вместо распевной бахромы припева.
  Дружно взявшись за органы размножения, эта парочка рванулась к дверям, чтобы успеть запатентовать их открытие.
  Там они разминулись с полемистами, дабы избежать назревающего мордобоя, но натолкнулись на целенаправленный Зосин газовый пистолет, азиаты вернулись на места насиженного благоразумия, вспомнив, что как не верти, человек – потребитель, постоянно расширяющий свой внутренний рынок – потому и полнеет.
  Бессердечный погибает от инфаркта, а у человека с единственной блуждающей почкой она распускается.

(см. продолжение "Би-жутерия свободы" #130)