* * *
Сняв предметность, так входят в свой дух - вроде Данко - спускаясь
по лестницам,
с освежёванным сердцем-светильником - на последней ступеньке,
в бреду,
завершить свой вокзальный досмотр - где отвесной стеною
выплесниваются, -
и третейским обзором затылками к вам века без звонка забредут.
Там не смолкнут орбиты в сердцах, где завяжется новая выспренность:
одиночеством сеять разумное, - задним ходом как память напрячь, -
утопический срез бытия не гражданскую доблесть мне впрыскивает,
а, скорее, - в строптивом невежестве - через сетку отбить чей-то мяч.
С тем и силишься с ветки скворцом обойти предсказуемых в звонкости:
к золотому крыльцу инквизитора падаль слов, как к венцу, поднести,
где галантный образчик творца - сбросив бремя - к эфиру возгонится,
чтоб в кромешной размолвке с историей под ногой стыл дощатый настил.
Не во рту ли мне ртуть с Тебя смыть, с параллельных как пастбищ
проявишься?
У источника серного промысла с трёх сивилл наотжал я навзрыд: -
Время вырубки редких пород, где автобусы ходят в два яруса,
и оливковый шум непростившихся душит души: где тело зарыл?..
Черепичный расклад крепких лбов с одноразовой акцией справится:
на пороге раскрывшихся замыслов чаще чувствуют, чем узнают,
как с грунтованных вод в декабре, в смуглой мгле,
с сепаратной напарницей,
отстояв с непокрытой… под мессою, - к чёрной Еве уходят, - на Юг.
С Торной Торы, знать, дар был им дан: что с дисплеев - прям с пальцев
по клавишам -
как с платформы информобразующих, входят в образ, что в лес по грибы,
где простая тропа в никуда, - но, как Мартин, с округой раскланиваешься,
пока зоной ничейной ответственности и погосты б под МОЛЛ разгребли.
Так, загнав себя в плотность первин, с черенком рукоятки ль
мне встретишься,
где б с заботливым чувством обрядовости ни лица не омыли, ни ног?..
Где, в предчувствие скорой беды, на полнеба разверзнется трещина -
с Гефсиманским колодцем за пазухой чтоб на крестный свой путь
подналёг.
И неважно, был сыр в их сердцах иль что рыба в запрудах запрела бы -
впереди, непочатой оплошностью, вступит в силу двух партий борьба:
так задолго, в катренах с витрин, пятикнижье в оглоблях гнал перлами,
чтоб, ганзейской свободой не брезгуя, к чести Лютера в чин подобрать.
С Назареем бы сесть за столом в шесть локтей развернувшимся вечером!
Где на босую ногу, вне чествований, царской крови б служила жена:
непростая, должно быть, судьба - божий дух в мужиках опредмечивать,
где за простоволосой распутницей Ты сама, как звезда, зажжена.
Тьму ль там выгнали, вывернув бок, где Фома брал под рёбра, для
точности?
К адресатам столкнувшихся с истиной не вернётся спортивный уклад.
Смотрят вещи распахнутой мглой: все ль розетки в домах обесточены,
чтоб частичные виды пропорция, как в рулетку б, в абсурд увлекла?
Так и дышат все браки с тех пор, как остались бы в детях без пастыря,
и тяжёлые длинные сумерки нависают по крышу меж глаз,
где провальные горе-цари, как сохой, шаг за шагом выпластывали б, -
чтоб одна группировка под стойбище под Давида звездой лишь зажглась!
Три подстанции в замкнутом сне за периметром ходят, как вяленные.
У арбузной подпочвы кипения - как стравили б всю влагу в стакан…
В ширину своих статных имён с непокрытой отчизны проваливают,
чтобы конь в рыжей масти знамением над последним селом проскакал!
Тут и скажется с медной горы: - Не пора ль разобраться с божественным,
где роскошная кость предприятия не была б ни до духа, ни до
как открылась несносная течь - к торжеству перекладин - подвешивая -
одиноких посланцев - обжёгшихся - горизонт проклевать под гнездо.
Так с кого ж ты простор городил, как с овса, что желудок мне
вспучивает?!
Петербургская шобла сподвижников в третий раз отделилась от масс…
Жаль, Петра не прибил пятернёй, что не с теми он свёлся попутчиками,
чтоб сосновая роща вдоль берега корабельной водой поднялась.
Кто ж подвёл тебя, стройная жизнь, к мировому, блин, древу с распятием,
где терновые тропы от пасеки не приходят в простом неглиже? -
Словно бритвой подрезали путь: треть планеты под Римом, как спятили б,
чтоб, на долгие лета - причастные - доля взгляды, погибель возжечь…
Так, с не сброшенной ношей в веках настороженно ждём что-то
в будущем,
где боярышник в связке с калиткой вдруг заденет, твой образ ища,
когда в вежливой форме уйдя, - на больничной ты койке пробудишься,
цикл за циклом, ценой кинотехники, станешь память как ген возвращать.
Верно, так и сойдутся с душой, словно б взгляды в троллейбусе
встретились:
с откровенной столичной повадливостью воровато пойти на костёр:
в наркотической схватке из слов, перехватит где горло, как в сретенье,
словно б вечность ходили в соузниках, пока некто покров распростёр.
Может был там хлопок из ствола, - и соседи за дверью забегали?..
Ещё дым над рубашкой не выветрился, а легенду в звон дня возвели… -
Настороженный всхлип у реки не разделит ей сердце в два берега,
но слоновые речи спасителя входят в дом, как в застывший залив.
Вот тогда Новый век на дворе непременно пребудет к вам ласковым:
разбираться в минувшем, как в мусоре, разве есть твоя тайная страсть,
где растратчиком вышел не торг, но мозги б за него прополаскивали,
чтоб в подлоге «семья и банкирщина» с кандидатом на вылет срослась?
Здесь и вера пришлась ко двору - что обряд совершенства - вне качества,
и стерильные взгляды политиков далеко разнеслись «за себя»:
тьму столетий священной грызни - как ресурсы туземцев выкачивать,
чтоб в итоге, сменив свою вотчину, кто в сенате, кто б где заседать.
Так не с тем же ль размером ноги ходит грех и от прозвища застится:
оккупантами крепкого здравия как народ превратить в дикий сброд,
где скрипящие перья в столах не прикроют позор свой от зависти
и, подставой где тёмного прошлого, «солнцеликий» сел время сбороть?
Так танцуй же! на прочной струне, балансируя с тьмой - как с галатами -
где трагический слог небожителей превращают в простой разговор;
где отвесные скалы не спят, но - с разломом - и время заглатывают,
и где первый, с неветренной памятью, у костра что-то с губ подразвёл.
И выходит, что сеятель прав - и пространство не хочет быть падчерицей,
чтоб тяжёлые думы с загулами коромыслом шли с крайней избы,
где бы в дым ни одна тишина по углам своей сажей выпачкивалась,
но и кровный раскол заговорщиков, как прикладами б, в двери избыл.
Так к чему б Тебе дзен новостей, где бидонами цедят лишь с низости,
а за крупнокалиберной в выборах «необстрелянных» к стенке припрут,
где преступный комвзвод от ворья лишь на крупные взятки облизывается,
чтоб какой-нибудь зам по недвижимости запускал своих уток
в свой пруд?
Может, скажется крик детворы (как обмоются мысли и взвесятся): -
На колени к какому ж здесь племени занесла меня в род свой страна?!
Неспелёнутой схваткой души - оборвутся как кадры из вестерна -
он, похоже, пробудится вечером, в незнакомых краях простонав…
Где и римской волчицы б оскал (хоть, отлитая в бронзе - не сдвинется),
и презумпция детской доверчивости к учредителям тайных свобод -
только вспоротый насмерть живот от Персидской равнины до Винницы
да высокая память о виселице, чьи-то счёты что с жизнью сведёт.
Так придут к тебе сферы в приют, чтоб сакральный сдать посох от
певчего -
нашумевшую навзничь историю про контрольный пакет передряг:
как смеркалось в тосканских лесах, но ладонью на солнце - просвечивало:
чем дежурные трели сверх бдительности до последней надежды напряг.
С тем и свет шёл бы в мех, как «зарин», - каб звериные зенки
не выключались
и голодные игры предшественников не смикшировал с расой зевак -
пролетарский настрой на Октябрь - на вселенскую люльку
с повытчиками -
где бесцельно, но с риском для совести, всё каких-то господ разувал.
Ах! девятый ли вал на дворе - в перегретых, блин, глотках от митингов,
где Саллюстий обманутых вкладчиков древесину изводит на вздор?
За блокадой обшарпанных стен нищета в коридорах подмигивает,
что и власть засидевшихся в школьниках неспособна на взрослый надзор.
Люциферова, знать, всё мечта - с «одноруким» взять поле под действие,
где ботаников в сфере потенции не застигла б проекция в шторм.
Лишь командный патент на корабль в своих стоптанных ботах
свидетельствует:
что не зря в Высшей Школе охранником экономики курс он прошёл.
Чем же сдвинется Русский наш флот - с навигацией света и пламени -
чтоб плохие события в кампусах не вошли в нерест спящей икры,
где маршруты солёной игры не по водному транспорту сплавливают, -
но в вагонах, за шторкой с подсвечником, где от Троцкого глаз заискрит?
Ильичу ль так с портретом везло - когда в ссылке склонялся над курсами?
Непредвзятой ли местью в посредниках шёл от брата взрывной бумеранг?
Разрывал скрип морозных саней - словно яблоко с кровью надкусывал -
пока гнал речь картечью по воздуху, а народ в бритый лоб вымирал.
Вот и святки вам в спальный вагон! Как вошла б шаровая сочельником…
Конь троянский за марками кайзера на февральском манеже предстал,
где дворянская выправка шпор так с матросской мотни закочевничает,
что у многих - наследство - за выездом - уместится лишь в двух-трёх
перстах.
В том, должно быть, и сила была, что народ поддержал «как знамение» -
как бессрочное право на вольницу - без правительств с царём в головах, -
что твердил разночинец в пенсне, род банкиров на бучу разменивая:
сам взял власть чтоб в рабочие руки, жил свободным - и не голодал.
Так, разубранный с вечера в хвост, ты прошёлся б на рынок - за ёлочкой,
абрикосовый вермут за пазухой не застал твой хрусталик врасплох:
перед выбором - в чём с кем встречать - ничего б за душою ни ёкнуло,
и, в традиции вежливой ветрености, ты б интригу, как косы, расплёл.
Что-то ж было в советской поре и с счастливым замесом на главное!
(И куда там сегодняшним скупщикам с их господской подачкой
на МРОТ!)
Крепостные б всем вилы в бока, что бы в мутной воде ни отлавливали: -
С тормозною колодкой на выходе наш былинный народ не помрёт!!!
Так, похоже, не с той ты страной разбежался на скорую… в Оттепель… -
Домработницей с выжатой внешностью ходят души - как тень на песке…
С позабытым в руке номерком - отколовшись, не шёл бы ты в Оптину,
и - с шампанским, за выбитой пробкой, - ни к чьему б ты столу не поспел.
Очень жаль, что приходится врать и смотреть с отвращением в прошлое:
семантически, речь - как история - не приходит с крыльца с голой «же».
За желанием вымыть свой след - параллельным повтором опрошенный -
ты б скорее доверился случаю, чем (за случкой) дать в такт «госпожеть».
Вот и встыл мне брутальный их бред за активным посылом на творчество:
пореформенный сдвиг к слабоумию вряд ли власти даст право на жизнь.
Так ещё с «Моисеем в крови» лет с десяток «пустыней» протопчишься,
и уже не каким-нибудь собственником - сам Мамаем на власть набежишь!
В Новый Год ли придут за тобой зазеркальный свой сиквел опробовать,
где (кармически) склонность к селекции приведёт всех к известной среде,
когда мрачный обстрел ДНК гнал породу под Геббельса проповедь…-
в микроскопе микробом бы виделось мне в такой вот среде усидеть!!
Материк твой с тобой не умрёт, - в новых днях вступит в связку с
пространствами;
аппарат представлений действительности, съехав с крыши, подловит
не раз…
Как бы мог с циферблатной Москвой сто столетий, как камень,
пространствовать,
чтоб однажды - в погоне за внешностью - на иголке б душа напряглась.
А теперь - в високосный свой год - пятишь память и к стенке
всё близишься:
предыстория с актовым залом - Нюренбергский процесс в три руки, -
где сместился не год похорон, как столкнулся б с подачей от дизеля -
но Меркурий с пол дюжиной двоечников за рояль свой сел гнев укрепить!