Уйдя из толпы в одиночье,
как будто уже не живёшь.
Коль снами начнёшь жить и ночью,
тогда ты как будто умрёшь.
Себя отсекая от связей,
выходишь из упряжи дней.
Своим единением-мазью
ты лечишь сто ран от людей.
Бинтуешься в сжатия пледа,
что йодною сетью пошит,
чей клетчатый вышив из цвета
тепла и спокойствий молчит.
И этот волшебнейший кокон
на ленты посмертья похож,
что будто египетски соткан
для мумий, обёрткой для кож.
Пусть движется мир, колобродит,
шумит, свет сменяет и мрак,
от коего будет свободен
бревенчатый мой саркофаг.
Тут будет обильна стабильность
и слушанье шёпота нот
и Бога, что сам удалил нас
из рая за гомон, не плод...
Шалаш свой зашторив от суи
листвою из штор, жалюзи,
я в панцире ленно танцую
в блаженстве, покоя вкусив...