Природа нехотя меняет
весенне-летний гардероб.
А кутюрье вновь невменяем –
не скрыть под ветошью худоб.
Не ветки – рёбра и ключицы
торчат как будто из тряпья.
И лишь берёзы белолицы
среди корявого бабья.
С утра небесное джакузи
по рёбрам хлещет – караул! –
не пропускает каждый кустик.
Лишь елям по сердцу разгул.
С древесной царственной осанкой,
достойной всех Екатерин,
они поют зиме осанну
среди разора и руин.
Припала мелкая народность
к ногам лесных императриц,
но есть и те, кому порода
не позволяет падать ниц.
Листву последнюю срывая,
напрасно ветры так и сяк
нагнуть пытаются – как свая,
стоит столетний дуб-босяк!..
Он знает: жизнь – чреда сезонов
и надо выстоять в любой.
Коль не рождён вечнозелёным,
плати по осени листвой.
Весомы ветра аргументы,
резонны вызовы зимы…
Благотворительная рента,
жизнь, может, ты взята взаймы?
Жизнь, что такое ты? – Кто скажет? –
молчит осенний лес, крестясь.
Мы в акварельные пейзажи
подчас свою вживляем страсть:
«Во всём дойти до самой сути»*,
до сердцевины бытия.
…Но есть ли толк в подобном зуде,
ведь, суть у каждого своя.
*«Во всем мне хочется дойти
До самой сути.
В работе, в поисках пути,
В сердечной смуте.
До сущности протекших дней,
До их причины,
До оснований, до корней,
До сердцевины…».
Б. Пастернак, «Во всем мне хочется дойти...», 1956 г.