Я вышел на воздух. Ночь увесистой тьмой давила деревню. Луна пряталась за тучей, а я сливался с тьмой в этом непонятном месте. Бывает, мысли роятся в голове сонмом каких-то мелких, проворных насекомых. Буквально десять минут назад так и было, но сейчас голова почти опустела. Внутреннее пространство сознания напоминало постапокалиптический пейзаж с полуразрушенными домами мегаполиса и пустынными, развороченными былыми катаклизмами улицами. Некогда разумная цивилизация властвовала над природой и технологиями, но сейчас всё вокруг было захламлено её обветшалыми останками. Время стёрло знакомые черты отовсюду. Лишь одна улица сохранила часть своего былого лица. Полустёртая табличка на одном из её домов с нарочитой гордостью продолжала нести имя Николая Гавриловича. В нескольких метрах над землёй между скелетами многоэтажек сквозь холодную осеннюю мзгу по улице этой отчаянно летела бабочка-мысль – “что делать?”
Самое время закурить, но я, как назло, бросил эту привычку много лет назад. Конечно, ни разу не жалел об этом, но сегодняшний день был особенным. Желание затянуться нестерпимо жгло грудь, почти также же, как недавнее чувство жажды сушило горло. Я осмотрелся. Не знаю, может в надежде увидеть случайного прохожего с угольком сигареты, сверлящим ночную тьму, но внимание привлекло другое. Днём туман съедал пространство, но сейчас, не смотря на сумрак, я увидел больше. В сотне метрах от меня деревня заканчивалась, и начинался лес. Тот самый лес, о котором я ничего не знал. Внезапная идея просто взять уйти отсюда пронзила мозг как сполох молнии. Забыв о никотиновом голоде, я направился прочь от деревни. Дорога была исполосована слякотными колеями, но я шёл не по ней, а по идущей вдоль неё тропинке, покрытой свежей зелёной травой. На подступах к лесу тропинка уходила в сторону и вела прямо в чащу через какую-то свалку. Я выбрал менее грязный путь, к тому же, перспектива встретиться с впряжённым в лошадь катафалком в ночи совсем не прельщала. Луна осторожно показалась из-за тучи, осветив свалку. Какие-то куклы… куклы… Много кукол. Что за мексиканский паноптикум? Мне показалось, что одна из кукол смотрит на меня. Я остановился. Её глаза были неподвижны, однако рот немного приоткрылся. От удивления, мой, приоткрылся тоже. Кукла будто дразнилась, открывая рот шире и шире, а потом вдруг моргнула. Из недр её истлевшего на солнце пластикового тела послышался резкий искусственный детский смех. Растеряв остатки хладнокровия, я бросился бежать. Свалка мелькнула дурным кошмаром. Лес, будто кладбище, огораживал металлический решётчатый забор со сломанной калиткой. Я пробежал через неё и ступил под истрёпанные осенью кроны деревьев. Жухлые листья под ногами смягчали бег, а лик луны сквозь ветви, как мог, освещал мой невесёлый путь. Повышенная влажность и общее истощение вынудило смерить пыл – бег перешёл в суетливый шаг, а потом я и вовсе остановился, чтобы перевести дух. Странный запах какой-то гнили лез в ноздри. Он не походил на лесную плесень сырого мха. Что-то едкое и тошнотворное... Мало ли… Я постоял несколько минут и медленно побрёл сквозь лес.