В руках бутыль белого вина и букет орхидей.
А там за горами идёт панихида по январю.
«Что же ты стоишь, слуга? Подойди да уже налей!»,
И то белое вино по прозрачному хрусталю...
Она всю эту долгую ночь россыпью бронзовых звёзд,
До утра у камина в потрёпанном жутком кресле,
Пролила океан горько-обидных и жгучих слёз -
Тех, что не было очень давно, но теперь воскресли.
А запах полыни всё также терзает лишь душу,
И Огненная дышит и никак не надышится.
Но взгляд у неё уж больно, как спичка, потухший,
И всё время в зеркалах, как во снах, что-то слышится.
По плечам, словно пламя, её расплетённые косы,
И цветные ленты от них на седмицу забыты.
А в памяти всплывают горящие ели и сосны,
И от такого, в пору, как волк с лихвою завыть бы.
Огненные в народе – это несчастье и горе,
При них в январе черный снег и по воздуху пепел.
С ними никто из людей никогда ни в злобе, ни в ссоре.
Проходит молва, что кроме Огненных нет свирепей.
А белое вино всё снова трепещет память,
Орхидеи корчатся от боли в старинном камине.
Возле дома Огненной всегда грязь и серая слякоть.
Утром всё так, будто ничего не было и в помине.
Там за горами идёт панихида по январю,
И только её верные слуги знают, что было.
И через год, пока она не встретит, как смерть, зиму,
Терпкое вино обожжёт горло с полынью.