Отбросив листок, что в руке
Она смотрела на меня так пристально;
И вдруг треснул карандаш в кулаке,
По телу мягкое тепло лилось мучительно.
В растерянных чувствах, мчусь, не зная куда,
Сквер. Улицы. Мой дом. Хлопок двери.
Присел. В голове повисло слово ерунда
И стало тихо тлеть... Горит!
Все бы ничего;сколько женщин я видел,
Разных: красивых и не очень, умных, слабых, волевых,
Но все как одна мстительна,
Каждая имела свой список приговоренных.
Я был таков: мне чужда услада любви,
Отнюдь, мне в волю упиваться радостью других.
Но как?! Брав этих пташек, страдающих от тоски,
Давал я им всего: деньги, страсть, покой-всех благ людских.
И что взамен?! Любовь?
Нет. Ее я не постиг, или не дали права такого,
Быть каплей в море и моря не чувствовать вновь,
Опять и снова... не овладев любовью, я овладел бокальчиком спиртного.
Казалось мне, что я таков:
Не признаю любви, беру чужое, делая своим,
Свободой обладаю, нет оков.
Привык быть одиноким, привык быть не любим.
Но вот. Сижу в громадном доме.
Громадный пол. Громадный потолок.
Громадный кусок льда плавает в роме.
Лишь мелкий я громадно одинок.
Боль? Не чувствую. Утрата? Не имею.
Я сам себя построил, я сам себя разрушил.
И какова цена успеха, денег?
Это лишь мерило взрослых игрушек.
Быть может ее и не бывало там,
И это было лишь самым грустным сном?
Нет! Я вижу ее! «Ах, мадам,
Я очарован Вами, и, к сожалению, незнаком.
Поймите, я прежде жил беспечно,
Не знал, что у Вас право есть, у меня долг,
Думал, что чувства утратил навечно,
Но, увидев Вас принять тот факт не смог!»
Я глядел на нее робко, с надеждой,
Словно впервые увидел звезду,
А она накрывшись верхней одеждой,
Обрубила веру в светлую мечту.
И нет, не смейте думать, что она отвергла,
Для этого была слишком мила,
Но в этот миг я понял-звезда померкла,
Виной всему моя эгоистичная душа.