В древнем городе Тире,
Ухажёре Пальмиры,
Есть и звёзды в сапфире,
И дворцы в цвет порфиры.
И эфирной волной
Небо землю ласкает.
И у мертвых покой
Кипарис охраняет.
Но пустуют дома,
и сверкающим днём
Древний город богов
спит безжизненным сном.
Но исчезло светило,
Растворясь в звёздной пыли.
Словно пламя остыло
В поднебесном горниле.
И взрывается ночь
Громким хохотом тайны
И покой гонит прочь
Вдоль заливов печальных.
Ночью гости приходят
из снов в этот мир,
И безумной гульбой
наполняется Тир.
В древнем городе Тире,
Захмелев от эфира,
Балагурят сатиры
Во дворцах из порфира.
Куролесят сатиры
Среди рощ кипарисов,
В древнем городе Тире,
На пиру Диониса.
В мертвом мраке проулков
Пробирается призрак
Вслед за пиршеством гулким,
Пропадающей искрой.
И приблизившись, проблеск
Зной сознания зыбкий
Накрывает накидкой,
Кожей клейкой и липкой,
Вышивая в нём ниткой
Человеческий облик.
А покуда пир полнят
Полубоги-задиры,
Духи по небу гонят
Караван из Пальмиры.
Он под скорбную песнь
Везёт в город ночной.
Самоцветы с небес
Из пустыни чужой.
Из песков, где когда-то,
в ушедшие дни,
Незабвенной Пальмиры
сияли огни.
В ярком блеске камней
Вновь Пальмира жива.
Слышен гул площадей,
Слышны ласки слова.
И ожившей возлюбленной
чутко внимая,
Тир кладбищенский праздник
теплом наполняет.
Укрываясь за сенью,
В смольном куреве мирры,
Льётся в сумрак веселье
Сладким голосом лиры.
И кипучий кураж
В полных чашах лоснится.
Может это мираж?
Может это всё снится?
Может пир сумасшедший
и пляски богов
Лишь виденья и призраки
горестных снов?
Ведь с восходом смолкает
Лихая гульба.
Древний Тир увядает,
Пустеют дома.
Где-то скрылись сатиры.
Привиденья пропали.
Караван из Пальмиры
Духи дальше погнали.
Лишь старик-Дионис,
В свете дня поседевший,
От некрополя вниз
Ковыляет неспешно.
Растекаясь в эфире,
Среди курева мирры,
Он один в древнем Тире,
Что грустит без Пальмиры.