Ранее выложено здесь: https://valyarzhevskaya.wordpress.com/2017/12/18/lindgren/
«Юнкер Нильс из Эки» (издано в 1959 г.) и «Братья Львиное Сердце» (1974 г.)
«А потом наступило утро».
«Братья Львиное Сердце», перевод Б. Ерхова
Когда я прочла эти сказки, — недавно, — то поняла, что они должны рассматриваться вместе из-за общности идеи и схожести сюжетов. В обеих сказках мир действия — Средние века, а точнее, тот, где жизнь похожа на средневековую. Два мальчика-героя, которых нужно воспринимать как одно целое, сражаются с воплощением темных сил, захватившим власть тираном, и побеждают его. В обоих случаях победа эта дорого достается, потому в каждой сказке есть печальное настроение и его нельзя не заметить. Обе они красивы еще и потому, что печальны. Но самое главное — общая идея противопоставления сказки и смерти, где сказка должна победить. Это не развлекающие сказки, а призывающие задуматься. Точнее сказать, они вместе, но каждая — на свой лад, провозглашают веру в победу там, где иначе верить в нее трудно. Поэтому печаль каждой сказки должна быть превращена в радость.
«Юнкер Нильс» — это по форме рассказ, в котором заболевший мальчик из бедной крестьянской семьи в жару воображает себя юным пажом, спасающим своего юного короля от смерти. (У меня слово «юнкер» ассоциируется прежде всего с царской армией, как, вероятно, и у вас. Здесь имеется в виду молодой паж и королевский оруженосец). «Братья Львиное Сердце» — это повесть, в которой два мальчика-рыцаря, братья, Юнатан и Калле, то есть Карл, прозванный ласково Сухариком, участвуют в борьбе за освобождение народа от тирана. (Как услышу имя «Юнатан», так вспоминаю другую скандинавскую сказку — «Люди и разбойники из Кардамона» Турбьерна Энгера: там Юнатан — это разбойник. Здесь это мальчик лет тринадцати, воплощение всех лучших качеств. Его брат Калле моложе на три года). Но в сказке «Юнкер Нильс» вымышленная история спасает мальчика-героя от смерти. В сочиненной им…а лучше сказать — привидевшейся ему сказке юный юнкер выручает из заключения своего короля и казнен злодеем вместо него, получая другую жизнь как вечную память; там, в рыцарской истории, он умер, но в той реальности, где был крестьянским мальчиком с хутора Эка, остался жив и выздоровел. В сказке о братьях Львиное Сердце смерть — настоящая, но она должна быть побеждена верой в лучший мир, куда попадают герои, и эта вера творит: они действительно туда попадают. В начале сказки оба брата, один за другим, умирают, и это не условность. Скорбь их оставшейся совсем одинокой матери — в основном «за кадром», но ее чувствуют оба сына и читателю ее несложно (даже нельзя не) вообразить. В финале сказки, уже в другой реальности, оба брата умирают еще раз — и еще раз должны воскреснуть. (Так и думаешь, что сказочная повесть сочинена для тяжело больных детей, — таких, как Сухарик в ее начале, — чтобы они, если не могут надеяться на выздоровление, не жили в страхе…И, может быть, верой и освобождением от уныния добились и того, чтоб им выздороветь?)
В сказке «Юнкер Нильс» средневековье вымышленное, но несказочное. Там нет каких-нибудь очевидно сказочных деталей или персонажей, например, волшебников. Сюжет, придуманный Нильсом, мог бы быть у авантюрного исторического романа. (Собственно, есть знаменитые неавантюрные исторические повести и романы, где такой использован, а кое-что перекликается с эпизодами средневековых рыцарских романов, но не с теми, где участвуют чудеса. Юнкер Нильс приходит в Замок Тирана, переодетый скальдом, как Тристан приходил в образе юродивого, и еще, конечно, весь эпизод напоминает обнаружение пленного Ричарда Львиное Сердце менестрелем). Некоторые детали — Остров Тирана, Пещера Короля — перенесены в историю короля и юнкера из той реальности, в которой Нильс — крестьянский мальчик и играл с братьями и сестрами в местах с такими же названиями. Читатель понимает: это об известных ему пещере, острове и замке, изображенном на занавеске, Нильс придумал свою историю. В сказке о братьях Львиное Сердце средневековье — не то чтобы сказочное, но мифологизированное: там есть змеи и драконы, которые считаются сказкой, пока их не увидишь. Эта сказка заставляет вспомнить старинные эпосы и легенды, читая ее, можно играть в игру «а сколько мифологических мотивов я здесь угадаю?»
В обеих сказках сюжет основан на том, что называется «дуалистический миф» (его распространенный вариант — «близнечный миф»). В самых общих чертах, это когда действуют два контрастных персонажа, один — герой, или «культурный герой», а другой — трикстер, или проказник. (Почему эти сказки и должны были меня заинтересовать). На «дуалистическом мифе» основываются и повести о Малыше и Карлсоне, но сейчас речь о других сказках. Могут быть разные варианты развития отношений героев, и трикстер может вредить. У Астрид Линдгрен оба контрастных брата в двух сказках, вместе, представляют добро и противопоставлены злу, которое в обеих сказках действует в образе злой власти, коварного правителя-тирана. (Еще подобный пример: принц Мио и Юм-Юм против рыцаря Като). Тем самым утверждается, что проказник — не обязательно «плохой»: он тоже может быть — и в обеих сказках является — еще одним лицом добра, добру от него польза, которой оно не получило бы иначе. В сказке Нильса именно у юнкера-трикстера — решающая роль: он организует побег короля из тюрьмы, он же жертвует собой для его спасения. Сказку о братьях Львиное Сердце рассказывает младший брат — Сухарик, и, таким образом, все события показаны через его восприятие, но функции культурного героя и трикстера разделены здесь между обоими братьями: старший брат-Юнатан появляется иногда переодетым, как проказник, а Карл-Сухарик, как культурный герой, отправляется спасать брата, когда чувствует, что тот — в опасности.
В обеих сказках подчеркивается, что внушающий страх тиран по существу — трус, так как лишен мира в душе. «Тот, кто творит зло, не знает в жизни мира и покоя. Страх как червь точит сердце герцога». («Юнкер Нильс из Эки», перевод И. Новицкой). «Тираны живут в страхе, сказал мне Юнатан. А Тенгил был тираном из тиранов» («Братья Львиное Сердце», перевод Б. Ерхова). Отрицательный герой только отвратителен и воспринимается как одна отвратительная целостность, даже если он составлен из нескольких персонажей (кроме самого тирана в сказке Нильса есть предательский Государственный Совет, слуги тирана и зрители казни, а в сказке о братьях Львиное Сердце — слуги тирана, предатель и чудовища), тогда как противостоящий ему главный положительный герой составлен из двух персонажей, между которыми есть отличия, но они, тем не менее, действуют заодно. (Хотя в сказке о братьях Львиное Сердце нельзя забывать еще о нескольких положительных персонажах, организующих сопротивление тирану, и их лица также различаются отчетливее, чем у отрицательных персонажей этой сказки. У положительных героев могут быть слабости, но их прощают, а отрицательные герои непростительно дурны и страшны, жалость к некоторым из них может быть разве что презрительной).
В сказке Нильса король и героический шу…нет, его юнкер — внешне похожи настолько, что их можно перепутать; это и делает возможным подвиг Нильса. Но по характерам они отличаются: молодой король Магнус был слишком послушным мальчиком, чтобы обнаружить подземный ход, не то, что озорник Нильс; король в заключении упал духом и готов покориться судьбе, то есть — дать тирану убить себя, а Нильс борется за его жизнь и внушает ему надежду. При этом король все же благороден и не недостоин того, чтобы Нильс его спасал. Братья Львиное Сердце не очень похожи внешне, внешняя разница между ними сильнее, чем внутренняя. Калле-Сухарик с восторгом описывает своего красивого, смелого и мудрого старшего брата, смотрит на него снизу вверх и с обожанием, себя же считает совсем некрасивым и трусливым. Брат Юнатан для Сухарика — кто-то вроде любящего и заботливого учителя: он объясняет все то, чего Сухарик не знает. Но и Сухарик на самом деле — совсем не такой уж трусливый, во всяком случае, он становится все смелее и в конце сказки повторяет подвиг Юнатана из ее начала.
Драконша Катла из «Братьев Львиное Сердце» навела меня на мысль о множественности значений образа дракона. Кроме страшных драконов бывают вполне добрые и симпатичные. Бывают смешные драконы, не только поддающиеся приручению, но как будто мечтающие о нем (см., например, даму из «Шрека»). Но Катла — образ ужаса, выходящего за рамки сказочного повествования, ничем не смягченного ужаса; его можно было бы уменьшить мелкими деталями, уподобляющими дракона обычному животному, но даже они работают на еще больший ужас: например, перед трагическим эпизодом в финале Сухарик замечает, что Катла, приближаясь опять к своей скале, ведет себя так, как будто ей захотелось домой, но это-то и послужило причиной трагического эпизода. Недаром образ Катлы в сказке создан главным образом не с помощью ее описаний, а с помощью впечатления, которые она производит: Сухарик плакал после того, как впервые увидел ее, хотя до того он видел готовых напасть волков. В том числе образ Катлы устанавливает в сказке связь между идеей ужаса и идеей подчинения: трусливому тирану нужно повиновение, а Катла пугает, но подчиняется тому, кто трубит в рог — и постарается погубить его, если он рог потеряет. (Еще интересна в этой сказке связь между идеями страха и древности: тиран Тенгил живет в горах Первозданных гор и приезжает по реке Изначальных рек. Мысль о самой глубокой древности — одна из тех, что могут напугать, и такую древность часто представляют как тьму. Напротив, о счастливой старине в Вишневой долине Юнатан говорит брату, что это молодое время). Согласно принятым характеристикам мифологических персонажей, дракон — так называемое хтоническое, то есть связанное с землей, существо и может выступать в качестве соперника культурного героя. В соответствии с этим представлением Катла впервые появляется из пещеры и в бою усмирена Юнатаном, а убивает ее другое хтоническое существо — змей. Наконец, присутствие в сказке отрицательного дракона, которого надо победить, и многократные сравнения Юнатана со сказочным принцем приводят на память историю о чуде Святого Георгия.
Но особенность победителя именно этого дракона в том, что он принципиально не может убивать. Если в истории юнкера Нильса злодей погибает от нападения рыцарей под руководством освободившегося короля на Замок Тирана, то в истории братьев Львиное Сердце, хотя и есть битва и вооруженное сопротивление, главные отрицательные персонажи поочередно уничтожают себя сами. Для обеих сказок существенно признание возможности абсолютного зла и необходимости абсолютного добра. Добро и зло в этих сказках не сосуществуют по принципу «одно обязательно дополняет другое, одно нужно, чтоб было другое» и не развивается, например, та мысль, что «слишком мирная жизнь покажется скучной». Сухарик, лежавший больным и знавший настоящие страдания, счастлив мирной и простой жизнью в Вишневой долине. Пожалуй, единственное исключение из этого подхода строгого разделения — когда Сухарик замечает, что страшное может быть также прекрасным, и это относится к пейзажу: «такая жуть и такая красота, что дух захватывало». В остальном разделение четкое. Голубки, которые выступают как вестники свободы и спасения, — именно белоснежные, а у воинов тирана Тенгила — именно черные шлемы. Юнатан скоро говорит Сухарику, что некоторых приключений лучше бы не было. Он спасает вражеского воина, который потом будет его преследовать, а Сухарик жалеет даже погибающего предателя. В книге есть положительные герои, которые лишают врага жизни в битве, но на братьев Львиное Сердце такая способность, как ни странно, распространяться не должна.
«- Я должен сказать за себя, Орвар, — сказал Юнатан. — Убивать людей я не могу.
— Даже ради спасения собственной жизни? — спросил тот.
— Да, даже в этом случае, — ответил Юнатан.
Орвар не понимал его, да и Маттиас тоже.
— Если бы все были такие, как ты, — рассердился Орвар, — зло царило бы вечно!
Но тут я вступился за брата и сказал, что если бы все были такие, как Юнатан, то и зла бы на свете не было».
После этого можно сказать, что образ Юнатана в сказке носит черты святого, а тогда младший брат Сухарик — это человек, который должен до него дорасти. И он не считает это скучным, хотя считает мало возможным, так как преклоняется перед братом, но в финале это удается ему.
(Хотя идея обеих сказок по существу религиозная — победа над смертью, в истории Нильса лишь ненадолго появляется священник, по-видимому, подчиняющийся герцогу-тирану, а в истории братьев в той стране, куда они попадают, не изображено никаких религиозных обрядов в подробностях).
Сказка о братьях Львиное Сердце начинается и оканчивается тем, что Юнатан разрушает причину страха смерти — неизвестность после нее, рассказывая Калле-Сухарику о странах по ту сторону: Нангияле и Нангилиме. Эти страны были созданы, наверное, под влиянием представлений о Вальгалле, но не совсем то же самое. В Нангияле могут быть опасности, а в конце выясняется, что и там есть смерть, потому должна быть еще другая страна, куда можно уже оттуда выйти — Нангилима. Можно представить себе, что и в Нангилиме окажутся какие-нибудь приключения, даже такие, которых лучше бы не было…но, вероятно, этого не предполагается. Самое главное — что такая страна есть и там продолжится жизнь братьев.
В финале сказки о юнкере Нильсе радость простая: из двух изображенных там реальностей одна — очевидно сказка или забытое, но угаданное героем прошлое, другая — очевидно жизнь и современность, и именно в жизни герой выздоравливает. Может быть, смерть Нильса в сказке как раз и спасает его для жизни на хуторе с семьей: опасность, возникшую в жизни, сказка забирает и так одерживает победу над смертью. Финал сказки о братьях Львиное Сердце не настолько однозначный, и там можно допустить читательские слезы. Там нет других миров как вымышленных, а есть только разные жизни. Читатель должен заставить себя поверить, что истории о Нангияле и Нангилиме — не обманное утешение, и что когда герои переходят в другую страну, их жизни не останавливаются, но продолжатся. Без такой читательской веры конец этой сказки не будет счастливым. Значит, ради Юнатана и Сухарика, а также всех близких — надо поверить…