Если человеку необходимо всеобщее признание –
значит он идёт на поводу у общества:
Будда никогда не поселится в таком сознании,
такому никогда не сотворить
незамутненное творчество.
Знало ли что такое самобытность
поколение битников?
Керуак сгорел в дороге
закидываясь наркотиками,
и кровь хлестала у него из горла.
Берроуз, как и Булгаков,
пускал по венам морфея,
и взор ясный
обретал иллюзии,
вперемежку с истиной трезвости,
летним утром
безудержно стекленея.
Харуки
не то что Рю –
наматывает километры бечёвкой
на веретено марафона –
колени обретают полёт,
кости становятся птичьими.
Никто не знает брода,
если широка река
и по сему:
«Редкая птица долетит до середины Днепра.»
Ми забули предків традиції,
ми не знаємо свої звичаї.
Пратчетт держит в руках двацветок,
на котором семь лепестков,
и все – ради смерти.
У Кинга на плече сидит чёрт;
мой друг – брауни;
Лавкрафт знает намного больше чем написал.
Не хотите – не верьте.
Распалось братство прерафаэлитов;
Джон Мильтон потерял свой рай.
Скифы, эллины, этруски и сибариты –
все мы будем забыты.
Все мы будем забыты!
Потому:
полюби и создай.
Солженицын видел не только Степлаг
и загнившие метастазы.
А как много испытал на себе
самый простой человек,
в век Христа и да Винчи,
подыхая от чумы и проказы?
Павел Санаев только счастья просил –
плинтус был последним пристанищем:
мамин добрый прищур, её матери злобный оскал –
детство парня для них лишь ристалище.
Карколомні принади, забуті сліди,
стежки із розтяжками та капканом:
нариватись на пастку, з усіми іти –
значить буди як всі –
бути стадом.
Далеко ли тот час,
когда коллективное бессознательное
станет осознано единым?
Когда моё имя станет
твоё имя,
когда «я» стану «ты»,
а «ты» станешь «я»
и весь мир на секунду застынет.
Слышишь?
Слышишь?!
Я кричу
наше имя!
Встаю
не робея,
бросая бутылку –
не будучи Хемингуэем.
Эй, море, я твой старик.
Ненаписанные письма,
я ваш
полковник.
Дон Хуан, ты видишь?
Я смог.
Теперь я – охотник.
Привет тебе,
Лакота Тачина,
все мы –
Сыновья Большой Медведицы.
Этот мир,
что дышит мне в спину
так волшебен, миссис Джоан.
И неужто он и правда не грезится?
Нет, не грезится.
Нет веры говорящим,
что нельзя стать лучше,
что невозможно знать языки
как Агатангел Крымский.
Не идя на поводу,
не отовариваясь дурманом,
не убивая нерождённое дитя,
даже если на это
раздает индульгенции Папа Римский.
Выстрел!
Погиб на дуэли поэт.
Столетиями ранее Томас-Рифмач
предсказал смерть короля
и вернулся к владычице эльфов.
Байрон почтил предка сия,
вопия гласом пророка,
предрекая крах тирании у берегов Ганга.
В путь спешит Чайльд-Гарольд.
Так и случилось.
Махатма Ганди выпаривал соль на пути сатьяграха.
Империя пала.
Но, какой ценой?
О, Элберет! Гилтониэль!
Дозволь хоть когда-то узреть
Заокраинный Запад.
В школах учат не делить на ноль,
над чем бы Эпикур смеялся,
а Эвклид плакал,
вычисляя функции
бесконечные.
Всё скоротечно.
Всё скоротечно!
И лишь лифт Джанни Родари
несёт в небосвод.
Наче риба,
кожен відкриває рот
і пускає бульбашки,
наповнені сенсом
чи пустотою.
Тим Талер вернёт себе смех
и взмахнёт на прощанье рукою.
Я улыбнусь ему в ответ,
сделав шаг вперед.
Ведь только тот,
кто искренне смеётся –
живет!