я цепляюсь за воздух, истошно кричу: «еще!»
и тяну к тебе руки, как будто не горячо,
и тянусь к тебе снова через сожженный мост,
словно сбудется то, что однажды уж не сбылось.
ты украдкой глядишь на бессменну мою печаль,
и я знаю, что где-то в душе тебе даже жаль,
но все двери запаяны, поверху — и в бетон.
ты не впустишь меня, потому лишь, что я — не он.
на дворе завывает ветрами старик февраль.
в твоем голосе нет теплоты — только лед и сталь.
и в глазах нет сочувствия. ты допиваешь шот,
говоря без улыбки: «я знаю об этом год».
год, который я прожил, тщетно мечась во тьме
и срываясь то на скулеж, то на нервный смех
от одной только мысли, что, сколько уж ни воюй,
не приблизиться мне к тебе ни на чертов дюйм.
сквозь туман твоих слов пробивается блеск зари;
можешь колко, ехидно, но только, давай, не ври —
все невысказанное душит тугим кольцом.
говори, я прошу, говори со мной обо всем.
говори, что я слаб и безумен, что дела нет
до меня и моих причитаний, абсурдных бед,
что нелеп мой костюм или волосы набекрень,
если хочешь меня обидеть — вперед, задень.
говори, как красива негреющая луна,
как узнала ты, что подруга давно больна,
как сдают твои нервы и дышит в затылок страх.
говори, даже если уж заполночь на часах.
даже если нет слов — только громкий утробный вой,
если твой монолог будет гадкий и очень злой;
или если из звуков — лишь капля слезы о пол.
говори, чтобы я хоть по плачу тебя нашел.
не молчи. не увиливай. выскажи, что болит —
перестань выставлять предо мной свой зеркальный щит.
перестань повторять, что не хочешь меня спугнуть:
я ведь сам тебя выбрал, и это теперь мой путь.