Он жил, горел и говорил так властно,
Учил и мучил этих и других.
Но в миг последний стал вдруг безучастным,
К богатству и ко мнению чужих.
В той тишине звенящей
Неизбежность
Пугала ли?
Учила ли чему?
Он был кем был.
Он не был безмятежным.
Наоборот, бичом и властью слыл.
Своим письмом, последней белой птицей,
Вдруг очертил иные суть и путь,
Призвав всегда людей любить в сей жизни:
"Люби, будь дураком, голодным будь!"