не повторяя пошлых догм,
все продолжаю верить в чудо,
что возвращусь когда-то в дом,
в котором верят, ждут и любят,
в котором крышей служит дождь,
грибной, душевный,
тихий - тихий,
в котором даже если дрожь,
то лишь от чая с облепихой...
а стены в доме - три звезды,
на южный крест немного схожи,
и тень всезнающей луны
лелеет душу, грея кожу.
не повторяя прошлых встреч,
пройду по улице прощаний -
как много все же обещаний
даю себе.
рубаху с плеч
долой, долой, еще немного,
еще есть время и дожди.
а в вышине звезда любви
все светит. пристально ли, строго.
***
времена вливаются во нравы,
будто реки бурные в моря.
и Христос для будущей забавы
рвет все скрепы, словно якоря.
и плывут бездумно по теченью
чьих-то душ лихие корабли,
паранойи будущей мишени,
злые дети ангельской любви.
закулисье прошлого не лучше,
водка грех, но есть же и вино.
времена угарностью удушья
крутят вновь забытое кино,
в нем играют роли отщепенцы
в черно-белых траурных лаптях.
не грешат одни, одни младенцы,
засыпая ночью в ковылях.
времена меняются под нравы,
укрепляя веру в небытье.
дым отечества пожарища державы
порастет когда-нибудь быльем...
***
небо смотрит сквозь ресницы
полустертых облаков,
снега белые синицы
вновь лишают дум и снов.
город томно погрузился
в перманентность ностальжи,
будто бы опять влюбился
в дней ушедших миражи,
будто заново родиться
суждено лишь по весне,
верить, каяться, молиться,
оставаясь в феврале
все таким же сонно-бодрым,
не обласканным теплом.
небо будет добрым добрым,
но когда-нибудь потом...
а пока снега-синицы,
разлетевшись по дворам,
пишут инеем страницы
снежно-белых телеграмм.
***
казалось бы, ну что за ерунда
хандрить зимой, которой не осталось,
пить горький чай, кляня свою усталость
и ощущать, как падает вода
по капле, по фрагменту, по ми нут но
куда-то в пропасть будущей весны.
и жечь сигнальные любовные костры,
и понимать, что все-таки уютно
сидеть на кухне прошлых холодов,
разгадывая тайные желанья,
вдыхая гарь сожженных вечеров
и выдыхая страстные признанья.
и крошится на несколько частей
беззвездное забеленное небо,
одна из них осыпавшимся снегом
пробрала душу белым.
до костей.
другая, откровенно далеко,
упала в сны поэтам-мизантропам
холодным пеплом да по лисьим тропам,
куда-то безнадежно глубоко...
а третья часть расплавленным свинцом
все жжет и жжет в груди без капли боли
и, выполняя чью-то свыше волю,
венчает с вечностью заснеженным кольцом.