Жалко Чичикова

Леонид Тимофеев
Жалко Чичикова...
Ведь если бы не заболел, возвращаясь к своей любимой, не умер, то как раз бы поспел к рождению своего первенца.
И стал бы он жить-поживать со своей жёнушкой и ещё бы детушки народились.
Не зря, стало быть, он мучился, скупал мёртвые души и рисковал своей репутацией, порядочного человека.
Путешествие за Урал, в Петербург, в Тьфуславль — такие приключения мог выдержать только неординарный человек: захотел стать миллионщиком и стал им.
Он успешно расправлялся со своими врагами. Расправился с Собакевичем, Ноздрёвым; упёк в острог Вишнепокромова, но никого не убил.
Сделал только одну подлость, потому что влюбился в Уленьку, но главным-то исполнителем был Вишнепокромов и когда Чичиков заметил Тентетникова с Уленькой среди ссыльных поселенцев, то напросился к ним в гости и сумел убедить их, что сам-то он не доносчик. Они поверили.
Чичиков был не злым человеком. Он помог Плюшкину вернуться домой, когда встретил его в кандалах, под начальством торговки.
Он вызволил Ноздрёва из жёлтого дома, потому что пожалел его любовницу.
Чичиков был смелый человек, его в любой момент могли заковать в кандалы, но он осуществил свой план и получил заветный миллион, целый чемодан с ассигнациями.
Он купил два дуэльных пистолета и в бредовом состоянии стрелял в уборщицу, которую заподозрил в злом умысле — мол она подбиралась к его заветному чемодану, и, чтобы легче было украсть деньги, спаивала Петрушку с Селифаном.
Павел Иванович закрылся в своей комнате и стал сжигать деньги в печке, понимая что умирает.
Конечно... это уже воля автора так проявилась. Ведь Чичиков привык путешествовать и вполне мог здоровым доехать до дома. Он бы наладил строительство лесопилки и уже детям его не пришлось бы жульничать — они стали бы меценатами, в области балета и живописи.
Но ведь жульничество — это тоже зло и Авакян решил, что от неправедно нажитого состояния пользы быть не должно.
У меня нет претензий к Авакяну, но Чичикова всё-таки жаль: пусть бы пожил, в своё удовольствие.
Так же жалко мне было и Остапа Бендера, когда распотрошили его польские пограничники.