Ультранасилие. Завтра в восемь.
Подменить на работе на час попросим -
и в мясо по лицам, чтобы блестели глаза, словно пирсинг, из уха вырванный. Драка! Иначе нельзя. Я застирана этой магией "Ласка Работа" до дыр, выходные стёрты, сдвинуты. "Пятница" - только надпись на черной футболке, а радость пылится в кладовке на полке среди моих юморесок. Среди желаний проигранных - стирка твоих занавесок. На фестивале - не алкогольные рейвы, а кровь на гепатит и ВИЧ в социальной "скорой". Это всё возрастной такой кинч двадцатисемилетний, похожий на перемотку "Дозоров" Лукьяненко наоборот. Я теперь хожу в шапке весной, поднимаю ворот, потому что иначе сопливый северный город отслюнявит мне ОРВИ.
Вот такое себе вырастает в душе - прополи, сорви. На цветы не похоже. Где раньше цвели незабудки, растут мухоморы у старой собачьей будки. Я из неё лаю, как старая сука на всех, кто протянет руку при первом знакомстве. Здорово? Как бы не так. Словно старая цепь лязгает, убегая по вороту в этот колодец тёмный - в мой потемневший зрачок. Я куплю значок с матерщиной в лофте, но нацеплять не буду. Это просто в угоду юности. Та паскуда в веночке из белых роз тут на днях преставилась, и Христос её обнимает за плечи, когда они смотрят за мной в выходной мой вечер.
И ни жалости, ни креста - растереть да плюнуть, глядя на то, как стараюсь быть вечно юной.