рука сжимает простынь неба,
срывает слоями обои заливных облаков,
и я, с закатом тобой донага раздета,
с рассветом сошью себя из лоскутов
ночи, сложенной глаженным шёпотом вдвое:
шорохи треснувших песен липли к твоим ногам,
губы скользили там, где пальцы боялись тронуть,
пальцев узоры падали в ямки, касаясь мягкого дна...
там, где ты дышишь, я не дышу, тогда – всё живое,
там, где вздыхаешь – каждый крошащийся грамм
прожитого
я упаковываю
в самую шебуршащую обёртку
и распаковываю только тогда,
когда вокруг становится тихо настолько,
что мне начинает казаться:
мы умерли,
я была первой,
но фантик прошелестит:
я – твоё зазеркалье,
а ты – здесь,
и значит, я есть в тебе,
и значит, я не умерла...
ты шепчешь в меня, а я кричу в тебя,
вижу мерцание солнца сквозь ткань зацелованных век...
ты так звучишь:
битыми нотами,
мятыми буквами,
каплями по камням –
так мог звучать бы солнечный свет...
дай мне дойти до края истончённого нежностью дня,
дай мне покой, дай мне приют, дай мне ночлег...
в этой постели с красной строки
разбуженная неоном звёзд и шумом города тишина
пишет историю складками на простынях от руки...
я наконец-то молчу...
а ты молчал всегда...