Дебелая активность суетливо,
скрывая глазки в свойствах полноты,
орала на, переходя на ты,
неправильность,
клубилась пыль молитв;
субъектное отсутствовало, так как
с похмелья мучилось, злой памятник
тому, кто возвращался на Итаку,
от сверхмногоитачности поник;
и, сняв очки, читала нам корректность
сухие цифры не доставших до,
и комильфо в фуражечке шитой
командовало общим прям из кресла;
мышление на пару со стандартом
сознанием играли, как мячом.
А мы, любя себя, в себе страдали
ни о чём.