«Я – неудачник», - говорю я своей, спящей на коленях, кошке. Возможно, это не совсем так, если воспринимать все как есть, но сегодня мне не до философии. Две недели назад я едва мог дышать, а теперь еще и приключилось это. Я точно лузер.
Несколько часов назад меня вызвали в отдел кадров и после серии лживых комплиментов, специалист по кадрам, быстро произнесла: «мы вынуждены с вами расстаться». На этих словах у одной из кошек, что скребут у нас с ней на душе, очень глубоко вошли и застряли в них когти. Однако мы люди не из слабых и оба выдержали пренеприятную новость весьма спокойно, сумев избежать привычных для всех остальных увольняемых и увольняющих проявлений. «Ладно, писать по - собственному?», - только и спросил я. «Пишите по - собственному», - ответила мне Ксения Анатольевна.
Как описать реакцию коллег по отделу которые очень нежно кормили меня с рук как ягненка и теперь не побоялись прирезать? Ни у кого, и это нормально в данном случае, не возникло слов. Все знали, что этот момент наступит, ждали его. Это был их собственный сценарий. Но как только все произошло они вдруг испугались того, что натворили. Никто из них не захотел смотреть мне в глаза или произнести хоть какое-то слово.
Отдел состоял из трех кабинетов, соединенных в один. Третий использовался как типография, гардероб и кухня, а также служил женской «беседкой», где мои старшие коллеги приводили (а может и сегодня приводят) нервы в порядок. После того как я вернулся от Ксении Анатольевны, все они сбежали туда, оставив меня в полном одиночестве в первом.
Список корректурных знаков, который я не успел полностью освоить, журнал «Здравоохранение Чувашии», недопитая кружка, вот все что мне осталось. Ничего из этого уже никак не могло меня поддержать. Все казалось совершенно бесполезным. Ватными ногами и без души, которую в соседнем кабинете мне только что вырезали за ненадобностью, я дополз до кресла и рухнул в него. Попытка оправиться и до конца проверить статью до ухода с работы не принесла успеха. Мне оставалось доработать 30 минут. 30! Сейчас было полдвенадцатого дня. Я просто перестал понимать написанное. Все перешло в режим «автомат».
Забирая вещи, я еще раз окинул бывших коллег взглядом. Я любил их, успел к ним привязаться. Старался замечать особенности поведения стиль одежды, работы, учиться у каждой из них. Они кормили меня пирожками печенюшками прощали мои огрехи в работе. Теперь бывшие коллеги сидели ко мне спинами и пытались обедать,но делать вид что ничего не произошло не получалось. Для компании из трех женщин обстановка была очень гнетущей. Утреннее оживление, казалось, тоже написало по - собственному.
Еще несколько часов назад Юлия Александровна делилась с остальными наблюдениями за ходом солнца по небосводу, они раздавали ей конфеты и обсуждали процент ипотеки, с которой смирилась Марина Леонидовна. Сейчас же три подруги, которые вместе сачковали, прятали от ректора следы чаепития и прикрывали друг друга во время болезни детей, вели себя как незнакомки, случайно оказавшиеся за одним столом. Я же был словно призрак, наблюдавший за ними из стены и напоминавший о большом грехе. Удивительно, но мы нашли силы бросить друг другу дежурное «всего хорошего» перед моим уходом.
Дверь за мной захлопнулась и они должно быть выдохнули от облегчения. Но это уже было не важно. Покидая институт, мне было почему-то очень стыдно за себя. «Прочь, прочь отсюда!», - словно кто-то шептал из стен, потолка и лестничных клеток, заставляя бежать. На первый этаж, на крыльцо, за ворота.
Я просил Бога чтобы все в этот момент попрятались, ушли или разбежались. Он меня услышал. Коридор молчал и мне удалось пронести свою драму незамеченной.
Я не помню как сел в троллейбус и добрался домой, но в памяти осталось то, что я почти сразу начал думать. Мысли мои перемешались с горечью, сожалением, болью, обидой. Я был разбит и опустошён. Что же оставалось делать? Впереди было три с половиной месяца учебы, вполовину дописанная дипломная и куча свободного времени, которого было некуда деть.
После долгих размышлений я решил, что новую главу следует начать с возвращения домой. Острая потребность уехать из Чебоксар заставила меня собраться в тот же вечер. Это было единственное, чего я хотел по-настоящему. Остального мира просто не существовало.
Вскоре я сел в автобус и навсегда попрощался со своим прошлым.