Из цикла: «Без знаков препинания»
«Суперэтнос VIII — X вв.; Российский»
https://ru.wikipedia.org/wiki/Фазы этногенеза — Википедия
Люблю тебя, но странною любовью.
Уже не залетит опавший лист
в открытое окно, не вспыхнут кровью
прожилки голубые… Неказист
мой поздний час. Но сбудется под утро
оказия, и выведут коня
рассёдланного… Отчего так смутно?
И где, скажите, милая моя?
О, Родина, Россия! В чистом поле,
на Куликовых выселках живёт
краса моя, отчаянная доля…
И нету силы ждать… Галут даёшь!
\
Галут — Изгнание | Энциклопедия иудаизма онлайн на ...
https://toldot.ru/galut.html
Параметры
Термин «галут» означает «изгнание», насильственную разлуку с прежним ... В широком значении
«Однако со временем как в повседневной речи, так и во многих книгах мудрецов слово галут получило несколько иное, более широкое значение. Оно стало синонимом
неблагополучного состояния народа — порабощения или просто состояния духовного упадка. (В книгах есть также понятия галут а-нефеш и галут а-Шхина — «изгнание
души» и «изгнание Б-жественного Присутствия», которые описывают, опять же, духовное состояние народа, а не физическое изгнание)».
\
Предисловие
Откровение1
Виктора Виттинга
Нахальное название, которое я дал своему
короткому предисловию к новой книге, Галут, Виктора
Виттинга призвано не столько ударить читателя
по голове парадоксом, сколько вызвано желанием
точно определить жанр написанного. Сказать
что это новый сборник стихотворений нельзя, это
не стихи, а, как их называет автор, силлогизмы2.
С другой стороны — это больше чем логические
упражнения, они ясно направлены на поиск и раскрытие
истины бытия и сознания. Учитывая сложную
многослойную оболочку каждого послания:
посвящения, эпиграфы, постскриптумы, авторские
комментарии, трудно определить, где зарыт
ключик к коробочке смысла. Читателю предстоит
1 Откровение — обнаружение, раскрытие истины, самовыявление
Бога, божественного, духа. Откровение воспринимается
не рассудком, а сердцем. Сущность откровения
заключается в том, что восприятие его свободно
от заблуждения. <…> Иногда под откровением понимается
всеобщее обнаружение, раскрытие природы,
которое должно быть доступно любому религиозному
постижению. (Философский энциклопедический словарь.
2 Силлогизм — умозаключение, в котором из двух суждений-посылок
получается третье — вывод (в логике).
серьезная работа по разгадыванию задач, придуманных
автором и самой жизнью.
Беда в том, что становясь старше, мы отвыкаем
от решения задач, стараемся обходиться в жизни
готовыми клише испытанных проторенных путей.
В данном случае это не проходит. Каждая строчка
— новая загадка, каждое имя или понятие требует
поиска в справочниках или энциклопедиях.
И когда осознаешь, насколько мелка привычная
эрудиция, которой всегда гордился, тогда
только сможешь прикоснуться к глубине мыслей
автора.
От «визуальщиков» — мы, «слухачи»,
не так отличны «рвением» извилин,
как интенциональностью…
Вот, еще одно понятие, которое, по мнению автора,
является принципиально важным — интенция1.
На что же направлено сознание автора? К чему
подталкивает нас он в своих стихотворениях-силлогизмах?
Тем несколько: философское осмысление
мира (Э. Гуссерль, С. Кьеркегор, М. Хайдеггер,
Ж.-П. Сартр, Ж. Деррида), истоки религиозного
сознания (Ветхий Завет и Новый Завет, Маймонид),
взаимоотношения власти и человека…
При этом автор подчеркивает, что все написанное
— это не предложение пойти на баррикады
или попытка поссорить всех со всеми.
1 Интенция (лат. intentio — намерение, тенденция,
стремление) направленность сознания, мышления на
какой либо предмет.
…жизнь литературного героя, (героев) —
всего лишь больные фантомы такого же
больного ума любого, да хоть бы и классика,
взявшего в руку свою перо. И, посему, судить
реальную жизнь по меркам их — достоевских,
буниных и прочих — бесперспективно и глупо.
Все написанное — размышления, игры разума,
погруженного, но не ушедшего, в себя, воспринимающего
сигналы из внешнего мира, осознающего
их, реагирующего на окружающую действительность.
Э. Гуссерль (философ, которым особенно увлечен
В. Виттинг) пишет: «…Предельное обоснование
любой истины есть отрасль универсального самоосмысления,
которое, выполненное радикально,
является абсолютным. Другими словами,
это есть самоосмысление, которое я начинаю с
трансцендентальной редукции, ведущей меня к
схватыванию моего абсолютного Я, моего трансцендентального
еgо. В качестве такого абсолютного
еgо рассматривая впредь себя самого как
исключительно мое фундаментальное тематическое
поле, я выполняю все мои дальнейшие
смысловые исследования, те, которые являются
специфически философскими — то есть чисто
феноменологическими»1.
И вслед за ним Виктор Виттинг повторяет:
1 Husserl E. Formal and Transcendental Logok. Hague, 1969. —
P. 274—275)
Я всё дальше и глубже от дел ухожу, от себя.
Вот и нынче случилась беда — обнаружил пропажу:
Кто-то выгреб огонь… и золу. И, видать, не судьба
обогреть, перед бегством в «ничто»,
нестерпимую жажду.
С религией тоже все не так просто. Автор считает,
что у здорового дерева иудаизма вырос
кривой и хилый побег, который разросся, расчленился
и заполонил пространство бытия — христианство.
Вернуться к здоровому корню и если не
отсечь, то хотя бы определить место непокорному
побегу — вот задача, которую он перед собой ставит,
вот цель, к которой должен стремиться Homo
Sapiens.
Кто скажет, какой изболевшийся зуб
мне надобно выдернуть — чтобы, оглохнув,
не слышать… не помнить: в бессонном мозгу —
где прячутся серой ничтожности блохи?!
14:35 тогда тот, чей дом, должен пойти и
сказать священнику: у меня на доме показалась
как бы язва…
14:39 В седьмой день опять придет священник,
и если увидит, что язва распространилась
по стенам дома,
…
14:45 должно разломать сей дом, и камни
его и дерево его и всю обмазку дома вынести
вне города на место нечистое…
Библия-ВЗ Левит
А ты, рыцарь веры истинной, чья единичность
высится несокрушимой скалой среди
мирского хаоса (христианско-общего), разве не
видишь эту язву на стенах храма (дома) Отца
нашего? И тогда, обозрев всё, разве не пристало
ли тебе от конечного обратиться к началу, к Аврааму?
И вот, ты пройди с Авраамом, с сыном
его, Исааком, от шатра их, со стоящей у входа
в него Саррой, весь их трёхдневный путь к горе
Мориа! И делай так каждый раз, как появляется
язва. И тогда будешь жить вечно!
И третья тема — тема гражданской позиции
человека. Жить в башне из слоновой кости, наверное,
интересно, но выжить там не удастся. Об этом
всегда помнит и постоянно напоминает нам автор:
…в сознание никак нельзя поместить физическое
тело, вещь, а уж тем более плоть человеческую.
Посему и бунтую я!
Во второй главе есть удивительные строки:
Лес, смертельно раненный, умирал.
Тут и там, повсюду, лежали расчленённые
стволы деревьев, истекая сукровицей на порубах
и срезах. Стоял запах смерти, удушающий
и тошнотворный. Смола, цепляясь за одежду
и налипая густой сывороткой на подошвах, не
отпускала и слезилась, слезилась на сучьях,
ветвях и вершинах, наваленных в кучи.
История конфликта между жаждой наживы
и жаждой жить — вечна. Она принимает разные
формы, разные повороты делает сюжет, но за кем
правда решает каждый для себя. Виктор Виттинг
видит, что на данном отрезке, куда не кинься, побеждает
нажива.
Я ездил. Я видел. Я — плакал!
Не сказать об этом, как человек и гражданин,
он не может. Переломить тенденцию в одиночку
— невозможно. Нужны соратники, нужны единомышленники,
нужны друзья.
Без друга, что без соли, в доме пусто...
И тогда снисходит откровение, тогда отверзаются
уста молчащие, тогда рушатся стены и оболочки,
тогда начинается Слово.
И в чём, кто скажет мне, я не пророк?
Пока что всё сбывается под солнцем,
как, впрочем, под луной. Иль не пророс,
взгляните, корень зла? Кто отзовётся?!
Владлен Феркель,
поэт, издатель
\
ВИКТОР ВИТТИНГ
Из эссе «Формула бегства»
Эрато
«Я — язычник, лучшее во мне — от стоиков, худшее — от эпикурейцев; им и останусь».
Джон Фаулз
Волхв
И вот мне наутро — там, в палатке под «Круглицей», после пробуждения, и отрезвляющего, среди грохочущей слякоти, призыва,
Джжжеееееееееееее… джжжеееееееееееее… джжжеееееееееееее…
и глотка, одного-другого, воздуха — этой клубящейся изморози, непроницаемо-туманной, как бы навеянной древними Пророчествами…
был ВЕЩИЙ СОН.
Проскений, орхестра под открытым небом раскрылись предо мной неожиданно и выпукло, как если бы — но кто? — сорвал с глаз моих повязку или же с лица убрал ладонь свою, мозолистую и жёсткую. Алтарь Диониса в передней части орхестры и скена, фасад храма на заднике её — завершали картину.
Взглядом, как бы со стороны, я видел себя в центре подковы, локтях в десяти и выше орхестры, освещённой светильниками. Ветер, свободно гулявший между рядами сидений, поднимавшихся уступами вверх и окаймлявших орхестру, наверное, раскачивал пламя. И от этого сама орхестра, скена с хором перед ней и полухорием же «киссийских плакальщиц" вызывали во мне чувство какого-то восторга и, вместе с тем, поднимавшихся из глубин подсознания волн почти благоговейного ужаса из-за невозможности до конца понять и примерить всё, происходящее здесь — к себе.
Наконец в орхестру через парод вошёл корифей и подал знак к началу.
Хор тотчас же запел.
Радуйся, смертный, почтивший алтарь Диониса своим подношеньем
с лозы виноградной — амфорой, полной вина, приносящего вечность.
Радуйся! Радуйся девам танцующим, ланям подобным — на склонах
к небу и звёздам воздевших прекрасные руки — Богам воздаянье!
Но вот он поднял правую руку и, остановив пение хора, обратился ко мне.
Муж многомудрый! Сегодня даём мы тебе представленье,
как одному из достойных: танцовщицы лучшие будут
славить искусством своим Диониса алтарь и Олимпу
дань воздавать песнопением стройным и плакальщиц криком.
Ты же внимательным будь, и одной из танцовщиц прекрасных,
равным Афине Палладе в движениях тела искусных,
должен отдать предпочтение, выбрав себе в дом подругой,
дабы очаг не угас твой, однажды зажжённый Гермесом.
Так говорил он. И вышла одна из желанных. Другая,
следом за ней, поощрённая жестом моим и призывом
круг завершила, подобно, как землю светила обходят,
чтобы придать окончание суткам — Богам подношенье.
Так повторялось: луна заходила, и солнце вставало,
чтобы опять и опять под волшебные звуки кифары
взор услаждать мой. Я стал узнавать и одну. И в движеньях
той, что живее и легче была, вспоминать Пенелопу.
Не ошибись, — мне шептала Афина, — очаг не гаси свой,
круг завершая... Тогда я Кассандры пророчество вспомнил
и Клитемнестру узнал, дочь вторую владыки Тиндара.
И Агамемнона, ставшего жертвой измены, увидел.
Встал, и Афине я вновь поклонился, Зевесовой Дщери,
что принесу гекатомбу теперь же из стад моих вольных
в щедрую жертву Олимпу, как мужу всегда подобает
так поступать. И Она приняла мою дань благосклонно.
Я же лицом обратился тогда к корифею, и начал
так говорить, поднося ему кубок с вином благородным,
смешанным в кратере с кровью быка, принесённого в жертву
здесь же, рукой одного из соратников, пояс носящих.
Сколько речей ты держал, подобающих долгу, и ныне
я благодарен тебе… и всему, что пред взором открылось,
как Провидение. Но неужели, на руки приму я
хоть бы одну из прекрасных, чтоб стать обречённым ахейцем?..
Тотчас погасли светильники. Возглас Афины Паллады
в сердце моём, оставляя глубокую рану, разбился.
И корифей удалился. И хор с полухорием вышли.
И начертала Эрато на воске желаний — омегу.
И указала перстом на алтарь затемнённый с фигурой
странною возле него, на осле молодом восседавшей,
бросив, что если угодно мне было от дев отказаться,
с тем и даются мне скорби. И с тем же — падение жизни!
И не было воды.
И не было ни глотка чистого воздуха.
И не было ни тени, ни места для неё.
И не было ни времени, ни пространства преклонить голову. И полуденное солнце, остановленное Иехошуа бин Нуном, висело испепеляющим Молохом над некогда цветущей долиной Киалима, окаймлённой Таганайскими величественными вершинами, оберегаемыми, до дней брани Неразволочной, матушкой-Стряпухой.
И не было каменных рек, и только их оплавленные останки, как обнажающийся меч, время от времени, и раз за разом, сквозь мой зрачок, рассекали окровавленную сетчатку глаза.
И не было под ногой моей ни пяди земли.
И пепел… и пыль пепельная поднималась, и висела столбами над каждым следом моим.
И не было ни дуновения ветреного.
И не было ни шелеста травного.
И не было ни бормотания лиственного.
И не было ни кустарника, ни дерев.
И не было ни щебета птичьего.
И не было жизни.
И тогда Духом поднят я был над землёй.
И сказано мне было, — смотри… и слушай!..
И очнулся.
И угас очаг мой.
И остыл под пеплом материнский шёпот.
И забылась молочно-грудная мягкость, куда утыкаясь лицом, всхлипывая, можно было выплёскивать, без остатка, ужас сновидений — с неизменно-чёрной комнатой, с узенькой, сквозь дверную щель, пробившейся полоской света на полу, с чьим-то присутствием за спиной и волей его, холодной и цепеняще-связывающей.
«… никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия».
И сердцем «принимал благоволение».
А из другого угла, из бездны его непроглядной, катило-накатывало на меня колесо, подсвечивая-подмигивая очами своими, и в нём ещё колёса, каждое-в-каждом, и было их числом двенадцать, —
Накатывал июльский вечер
катком асфальтовым… «Мессия»
под небом умирал — бессильный
что-либо предпринять. Лишь ветер
ещё трепал кусты акаций
подёнщиком. Арба скрипела.
И мрамор не казался белым
античной статуи без пальцев
отбитых. Каждое движенье
боль причиняло. Крест. Голгофа.
Накатывал Гиркана профиль
сквозь пелену в глазах… и жженье
в груди не обещало влаги.
Жара. Июль. Век двадцать первый
накатывал катком на перлы
моих скитаний по бумаге —
нечаянных реминисценций.
И плакала душа.
И болела… болела.
И «К колесам сим, как я слышал, сказано было: "галгал"».
Всё — суета! Но профиль тонкий
Свечи, затепленной от спички,
так выразителен привычкой
смотреться в острые осколки
разбившихся зеркал, что, право,
мир представляется мне в «лицах».
И сморщенной отведав пиццы,
ещё оставшейся от славы
эпохи кисти Леонардо,
запечатлевшего двенадцать
святых апостолов в палаццо,
я всё ж предпочитаю бардов
воскресной службе. И колени
судьбы, укрыв своей привычкой
свечу затепливать от спички,
впадаю снова в настроенье —
метаморфоз.
\
«Фаза обскурации — снижение пассионарного напряжения ниже уровня гомеостаза, сопровождающееся либо исчезновением этноса как системы, либо превращением его
в реликт.
Примеры: Древнеримский суперэтнос III—V вв.; Древнекитайский суперэтнос III—V вв.; Византийский суперэтнос XIII—XV вв.
Фаза мемориальная — состояние этноса после фазы обскурации, когда отдельными его представителями сохраняется культурная традиция. Память о героических деяниях
предков продолжает жить в виде фольклорных произведений, легенд. Примеры:
«Тюркский суперэтнос: в долинах Горного Алтая живут потомки некогда могучих степных этносов (древних тюрок, найманов). Ныне они утеряли активность, но богатый былинный эпос говорит нам о былой славе этих народов.
Византийский суперэтнос: фанариоты в Стамбуле.
Суперэтнос Российский».
Фаза этногенеза — в Пассионарной теории этногенеза
Льва Гумилёва,
https://ru.wikipedia.org/wiki/Фазы этногенеза — Википедия
Denis Matsuev - F.Liszt Hungarian Rhapsody #2 - YouTube
https://www.youtube.com/watch?v=QYYgGcBO2Vs