Я, может быть, чего не понимаю, —
Я, может быть, не понимаю всё, —
Но правая рука моя — прямая,
А левую куда-то всё несёт
То вкривь, то вкось; стели себе постелю,
Клади в неё горошину на дно —
И вмятиной останется на теле
Горошина, и пустит заодно
В тебя свою систему корневую,
Тебя в бобовый стебель обратя;
И кто-нибудь натянет тетиву, и
(Его за этот выстрел не простят)
Горошина покатится по полу,
Распавшись по дороге пополам...
Когда стакан наполовину полон,
Оставшаяся половина — хлам:
Завёрнутые в ветошку игрушки,
Пустячные обёртки от конфет,
И скол на ручке жёлтой детской кружки,
И сбитый ритм в старенькой строфе,
И всякое другое — всё, что нынче
Балконы с антресолями хранят;
И об косяк ударенный мизинчик,
И прочая подобная фигня...
Горошина, катись, пока хватает
Инерции, подаренной стрелком;
А шелуха останется, — пустая,
И круглая, почти как снежный ком,
И жухло-травяного цвета пыли, —
Замрёт перед постелью на полу...
Горошина, катись.
Стрелка простили —
Но как суметь простить мне ту стрелу,
Что надвое мне сердце расколола,
Что надвое мне душу рассекла?..
Направо — жар, налево — смертный холод,
А между ними — комната, и мгла,
И горбятся гороховые спинки,
И льнут к моим протянутым рукам...
...и я роняю обе половинки
В наполовину полный свой стакан.
17.02.2020