Баллада 1915
Как много же нужно проделать работы,
Чтоб славу героев воспеть на века,
Как подвиг солдат из тринадцатой роты
Двести двадцать шестого полка.
Случайно статью я заметил в газете,
Предавшись забвению, впал в полусон,
И словно очнулся на раннем рассвете,
Где после огня отдыхал гарнизон.
Тишина режет слух. Молчат даже птицы.
И слышно дыханье, биенье сердец
Русских солдат, готовых сразиться,
Отдать свои жизни за Осовец.
Сорок восемь часов их просили держаться...
Сорок восемь часов! Сорок восемь часов!!!
Сорок восемь часов на полгода продлятся,
Каждый день пополняя ряды мертвецов.
По ним били мортиры:
и "Шкоды" и "Берты".
Их утюжили бомбами, "лили" свинец.
Двести тысяч снарядов, считают эксперты,
"Высыпал" немец на Осовец.
А сейчас - тишина... Десять дней тишины.
Аж тревожно на сердце, до боли, до рвоты.
И лишь жертв собирают этой войны,
С обеих сторон санитарные роты.
Июльский туман на болотах, лугах.
Часовой на посту – быть не может иначе,
Он знает, что крепость, как кость для врага,
Что в пасти застряла жадной собачьей.
Часовые не спят, и глядят в оба глаза,
В бинокль наблюдая планы застав.
Один из них вздрогнул: «Противогазы!», -
Посыльного в миг к генералу послав.
Тем временем роты еще отдыхали…
- Ну шо, Митрофаныч, погоним их вспять?
- Да тише ты, Митрич, мы уж поспали.
Ты слышишь – их блахородия спять?
Сквозь сон подпоручик кричит: "Не прорвутся!
Пусть крепости стены крошатся как лёд,
Но русские, знайте, врагу не сдаются!
За Царя! За Отчизну! Братцы, вперёд!".
- Эвон шо сниться… Слышь, Митрофаныч?
- Да слышу я, слышу! Чаво рот открыл?!
Ты лутша б шинелькой своею не рваной
Их блахородию ноги б накрыл!
- Зябкое утро… Скоро четыре..., -
Митрич послушно шинельку стелил.
Тотчас подпоручик затих – командира
Ласковый сон о родных посетил:
Приснился ему снова домик под Псковом,
Престарелый отец, престарелая мать,
И юнкер, пока без усов, но готовый
Отчизне себя без остатка отдать.
В юнкере том подпоручик узнает
Себя помоложе горячим юнцом,
Который по лестничным маршам взлетает
В залу с горящим от страсти лицом,
Увидел в окне он своё отраженье,
Поправил прическу, заправил мундир,
Приметив объект своего вожделенья,
Перчатки надел, проложил ориентир,
Мазурку сменил котильон на паркете,
Щёлкнув каблук, юнкер руку подал
Даме, с которой всю ночь до рассвета,
В вальсе кружил, руки ей целовал,
И в знак восхищенья под вальс оркестрантов
Избраннице нА руку ленты вязал,
Сквозь шорох подолов и аксель-бантов
Он нА ухо ей "раз, два, три" повторял...
Вдруг ветер ворвался, путая шторы...
Музыка встала... Кричит вороньё...
Сквозь шум прорываются лязги затворов
И крик постового:
"Газы! Маски! В ружьё!".
Вскочил подпоручик, и сердце так сжалось,
Оценил обстановку на передовой,
Но в ясных глазах не заря отражалась -
А газ, ползущий сплошною стеной.
Зелёное облако землю накрыло,
Птиц на землю роняло вместе с листвой,
И жизнь на редутах остановило,
Зачистив пути до стены крепостной.
Рассеялся дым, убегая за ветром,
Цепляясь за прах почерневшей травы,
А души трёх рот собирал на рассвете
Злой Демон, пришедший в окопные рвы.
Губитель отнял голоса у оружий,
Замолкли "Канэ",
и "Максимы" молчат,
Погибли солдаты от едких удуший
И лишь сапоги душегубов стучат
По мертвой земле... Идут на "зачистку".
Чёрной массой на Рудский стекаются мост.
«В нескольких метрах фиаско, так близко -
И голову сложит великий форпост!...», -
Так думал фон Фройденберг к собственной лести,
В бинокль наблюдая своих "храбрецов",
Нарушив законы о воинской чести,
Направив убийц добивать мертвецов.
Но тут из окопа встаёт подпоручик,
И первым же выстрелом Фрица сложил,
- Взвод! Заряжай!- и залп из оружий
Курс душегубам назад проложил.
Один за другим из земли подымался,
В маске кровавой с серым лицом
Русский солдат, шёл в атаку, плевался,
Незваных гостей "угощая" свинцом.
Шестьдесят человек, не живых и не мёртвых,
Подпоручик Котлинский в атаку повёл,
Харкая кровью на гимнастёрку,
Крепостью духа врага превзошёл!
Громко хрипя, на штыки подымали,
Кромсали врага, как медведи рыча,
А немцы так драпали, что повисали
В своих загражденьях, друг друга топча.
Саблей взмахнул подпоручик Котлинский…
Но пуля сразила его наповал…
Упал наш герой, приминая травинки,
Последний приказ, умирая, отдал:
"Гоните их, братцы!". Неистово дрались,
Тем эта победа и велика -
Шестьдесят человек, умирая, сражались
С семитысячной армией злого врага.
Артиллерия вздрогнула залпом орудий,
Поддержкой своею добавила страх,
Неразберихи, паники, жути
И ужаса ада в немецких глазах.
Немцы с позором бегут без оружий
Бросая своих же под натиск и гнёт.
Их колют штыками, их месят, их душат,
Бьют всем их, что пОд руку вдруг попадёт.
Немцы искренне думали: "Мёртвые встали
Из месива, в рост, не боясь, в меньшинстве,
Хрипели, рычали, за ноги хватали,
И били прикладами по голове".
Первый ряд ландвера стал уж последним,
Сменив направленье в бесславном бою,
Свой ужас передавая соседним,
И страх нагнетая всё больший в строю.
Рассчитывал враг на победу без боя
И ранее парламентёров, прислал,
Но русский солдат отвечал:
"Пусть усвоят!", -
И немцам на виселицу указал.
После, вышел приказ генерала Бржозовского,
Где прозвучали такие слова:
"Не нарушили мы наставленья отцовского,
Смерть ко многим из нас уж была не права.
В развалинах взрывов, в пепле пожаров
Гордо покоится наш Осовец,
Твердыня, погибшая в залпе ударов,
Стала страшнее врагу под конец,
О доблести воинов твердя ежечасно,
О крепости духа русских солдат,
Сложивших здесь головы, и не напрасно,
Но не сложивших ружьЯ никогда!
Спи мирно, не знавшая ты поражений,
Непобеждённая злом Цитадель,
И русским внуши эту жажду стремлений -
Уничтожить врага - это главная цель!
Высокое, славное, чистое имя
Твоё перейдёт в попеченье другим
Будущим поколеньям! Вестимо!
Дух русского воина неколебим!
Время пройдёт, и Мать-Родина вылечит
Раны свои, которых не счесть,
Явит Миру всему в небывалом величии
Силу славянскую, гордость и честь!
История выдержит новые споры,
Фантазии сверх должностного лица,
Но помнить всегда будут в ходе истории
Нас – защитивших честь Осовца,
Героев Великой Освободительной!
Родина с почестью примет ребят!
В честной победе своей восхитительной
Славься во веки, русский солдат!".
Ключ сапёр повернул - и стены сложились,
Взрыв раскатом по спинам ударил людей.
Сняв фуражки, бойцы перекрестились,
Дав последнюю дань Цитадели своей
Ружейными залпами… в сторону Фрицев –
В надежде, что может заденет кого,
Землянский полк двинулся к новым границам,
Защищая рубеж и Царя своего…
А спустя девять лет, разбирая завалы,
Когда о войне стали все забывать,
Из катакомбы вдруг крики раздались:
"Стой! Кто идёт сюда?! Буду стрелять!".
Все девять лет на заваленном складе
В темноте, среди крыс, службу нёс постовой.
Но одет исключительно и при параде!
С винтовкой ухоженной и боевой!
Не дал никому он зайти в свои гроты:
"Русские не сдаются врагам!
Я русский солдат из тринадцатой роты
Двести! Двадцать! Шестого полка!
Готовый сражаться до пули последней!".
Он верил, что он не забытый в семье,
И что жив государь, и растут его дети,
И служит он той же Русской земле.
Ослепший, изнеможённый неволил,
Но духом не пал по примеру бойцов,
Безымянный солдат снова Миру напомнил
О сотнях таких же "атак мертвецов".
20.02.2020
На фото репродукция с картины «Атака мертвецов» художника Евгения Пономарёва