Начало

Сергей Псарев
          Отрывок из повести

           Они ехали поездом уже четвертые сутки. Их трое выпускников училища, молодых лейтенантов, получивших назначение на южный космодром. Только один из них вез в дальний гарнизон молодую жену. Отважился на это земляк Баркова, Анатолий Никитин, закончивший училище с красным дипломом. Его жена Людмила была из хорошей обеспеченной семьи. Анатолий вырос без родителей, воспитывался в детском доме. Брак получался неравным. Правда, офицерские погоны несколько исправляли такое положение. Многие говорили, что у них получилась хорошая пара: оба видные, статные...
           Анатолий долго и терпеливо ухаживал, добиваясь расположения своей будущей невесты и её матери, главной хозяйки и распорядительницы большого дома. Отец Людмилы, ведущий инженер тракторного завода, вечно погруженный в свою работу, сдался куда быстрее: «Делайте, что хотите».  На проводах было пролито много слёз: «Оторвали кровиночку нашу от родного дома, повезут на чужую строну в дикие казахские степи». Молодые, в отличие от родителей и многочисленных родственников, были веселы. Людмилу и Анатолия устраивала возможность вырваться из-под строгой опеки и поскорее начать самостоятельную, полную романтики и приключений взрослую жизнь в дальнем гарнизоне.
             Теперь Людмила со страхом смотрела на однообразный, лишённый всякой растительности пейзаж, похожий на избитую метеоритами лунную поверхность, глиняные домики c плоскими крышами и ленивых верблюдов. В открытое окно вагона рвался горячий сухой ветер, от яркого солнца было невозможно спрятаться. Она уже не скрывала своих слёз и с тревогой думала о своём будущем. Два чемодана с красивой и модной одеждой здесь едва ли могли пригодиться. В Уральске к ним подсел разжалованный старший лейтенант, возвращавшийся из отпуска. Дырки на помятых погонах от снятых звездочек его, кажется, совершенно не смущали. Офицер приехал сюда ещё вчера, вышел на станцию за пивом и отстал от поезда. Он был небрит и имел какой-то помятый, использованный  вид. Вместе с ним в купе пришёл запах немытого потного тела, от чего стало казаться, что все они ехали таким составом, по крайней мере, суток десять. За новое знакомство молодые лейтенанты распили по бутылке скверного местного пива, имевшего странный зеленоватый цвет. Потом принялись угощать своего гостя водкой московского разлива, которую везли с собой. Новый знакомый доверительно пояснил, что в гарнизоне установлен сухой закон и привезённое ими спиртное будет немедленно изъято прямо на станции. Теперь он помогал им уничтожать алкогольные запасы, а в благодарность за это, с видом знатока, рассказывал про космодром удивительные вещи. Попутчик был доволен произведённым впечатлением и продолжал вдохновенно врать дальше.
             Из динамиков в купе под звуки домбры лились бесконечные унылые песни казахских акынов. Странные для русского уха звуки, похожие на завывание степного ветра...  После Аральска начались пески, раскаленное солнце медленно катилось за горизонт, но жара не спадала. Наступившая ночь была похожа на разлитые чернила, за окном вагона ни огонька. Только в самый последний момент где-то вдали сверкнула цепочка огней автомобильной  трассы. Впереди была станция назначения Тюра-Там, со стоянкой в четыре минуты. К этому времени все они стояли в тамбуре, вещи бесформенной грудой были свалены рядом. Барков с волнением вглядывался в редкие огни приближавшейся станции. Ему хотелось скорее увидеть фантастические очертания города Ленинска, звёздной гавани космических кораблей. Поезд резко сбросил скорость, потом прощально лязгнул металлом сцепки, натужено дернулся и остановился. Они торопливо выпрыгнули на перрон и сразу же провалились в душную темноту. Со стороны невидимого чёрного поселка послышался хриплый лай собак. Едва ноги уперлись в твердую землю, как над их головами открылись россыпи звездного неба. На космодроме оно было необыкновенным, яркие звезды висели прямо над головой. По крайней мере, так решил для себя Николай Барков. Стоило протянуть руку, как у него сразу же начинался межпланетный контакт. Это был другой, неведомый мир. «Эллио утара гео», - сказало ему небо голосом Аэлиты. «Я всегда буду слышать тебя, голос любви и вечности бесконечной Вселенной, теперь мы рядом», - прошептал он. Этот момент Барков запомнил на всю жизнь.
             Между тем, друзья уже торопили его. Здесь их ждали и встречали. Они быстро погрузились в «пазик» и через короткое время, после внимательной проверки документов, пересекли КПП в жилой зоне города Ленинска. К слову, их личный багаж на предмет «запрещённых к провозу вещей», никто тогда не осматривал. Позднее, в 1995 году, Ленинск переименовали в знакомый многим по информационным сводкам Байконур. Жилая зона за колючей проволокой называлась её обитателями просто «десяткой». Так это было принято во всех ракетных войсках. Теперь она должна была стать для них домом и второй родиной на долгие месяцы и годы военной службы.
          Конечно, они уже были наслышаны от старших товарищей обо всех особенностях жизни на космодроме, и теперь им хотелось поскорее увидеть космическое хозяйство и легендарных покорителей вселенной. Воображение рисовало город будущего, навеянный прочитанными книгами из серии фантастики и приключений.
         В средине 70-х годов прошлого столетия всё происходившее на космодроме было скрыто плотной завесой секретности. Каждый приезжавший сюда военнослужащий обязательно давал подписку о неразглашении военной тайны, не могло быть и речи о его выезде за рубеж. Это сейчас о Байконуре уже многое сказано, написано и отснято на кинопленке. Можно кратко напомнить читателю, что необходимость в таком испытательном полигоне возникла на фоне бурно развивающейся в 1950-е годы ракетной отрасли и связана с решением технических задач по созданию многоступенчатых ракет, предназначенных для обороны и многоцелевых космических исследований. Конечно, прежде всего, речь тогда шла о средствах доставки ядерных боеприпасов на территорию США, нашего вероятного противника. Нужно было в кратчайшие сроки лишить его преимуществ географического положения, сделать уязвимым для наших боевых межконтинентальных ракет.
         Место для нового полигона должно было отвечать многим условиям. В их числе, как можно более близкое расположение к экватору для придания скорости стартующей ракеты за счет вращения Земли, близость транспортных магистралей и одновременно удаленность от крупных населенных пунктов.
         Такое место, близкое к этим требованиям, оказалось у железнодорожного разъезда Тюра-Там, в 350 километрах от поселка Байконыр, давшего впоследствии историческое название самому космодрому. Строительство началось 12 января 1955 года с высадки небольшого отряда военных строителей на разъезде, затерявшемся в бескрайних пустынях Приаралья, в двух с половиной тысячах километрах от Москвы.
         Ветераны космодрома рассказывали, какое тяжелое  впечатление произвело на них первое знакомство с местом будущего Звездограда – бескрайняя степь, пески и солончак. Только ветер гонит перекати-поле в завесе песка по бескрайнему бесснежному пространству. Нет ни одного дерева, только несколько глиняных мазанок да мазары засыпанного песком кладбища. Позднее, подобное Николай Барков прочитал у Чингиза Айтматова в «Буранном полустанке»: «Поезда в этих краях шли с востока на запад и с запада на восток... По сторонам от железной дороги в этих краях лежали великие пустынные пространства – Сары-Озеки, Соединенные земли желтых степей... В этих краях любые расстояния измерялись применительно к железной дороге, как от Гринвича...»
         Уже совсем иные оценки прозвучали у главного конструктора Сергея Королёва, ответившего сомневающимся специалистам: «Вы все ужасные прозаики. И как эту прозу выбить из вас - ума не приложу. Где найдешь еще такой благодатный уголок для будущих космических пусков, где свыше трехсот дней в году солнце, а ночью на тебя смотрят мириады звезд? Да ты не представляешь, что здесь развернется!» Он верил в осуществление своей мечты даже в сталинских лагерях, а здесь она была уже гораздо ближе. Конструктор умел не только мечтать, но и добиваться  намеченного волею своего таланта и энергии.
         Тогда только очень немногие знали конечную цель и масштабы всего затеваемого строительства. Создание полигона было окружено плотной завесой секретности. Даже сами военные строители, согласно установленной легенде, поначалу считали, что возводят крупнейший в мире спортивный комплекс. Маленький разъезд был буквально завален непрерывно поступающим потоком строительных материалов и могучей техники. Прибывали все новые и новые контингенты военных строителей и специалистов. Несмотря на совершенно дикие бытовые и климатические условия и сложность инженерно-строительных задач, темпы работ были поистине ошеломляющими. Работы велись круглосуточно. Строили все это, конечно, не «зэки», их на Байконуре никогда не было, а простые солдаты и офицеры. Чтобы построить первый и основной объект будущего космодрома – стартовый комплекс, нужно было вынуть около миллиона кубометров грунта и уложить десятки тонн сверхпрочного бетона. Вот тогда среди военных строителей, и начала ходить шутка о том, что там была вырыта и залита бетоном самая большая в мире яма. Поразительно, что через четыре месяца это сооружение было сдано под монтаж стартового оборудования и других систем, поставки которых на объект шли со всех концов. Космодром, казалось, строила тогда вся страна. Первоначально объект был рассчитан на 24 пуска, но с этого знаменитого старта запустили уже свыше 470 космических аппаратов, и надежность его полностью сохраняется.  Многие согласятся, что  повторение этого сегодня в нашей стране, едва ли возможно.
           Нет смысла упоминать фамилий этих строителей. Все, от генерала до простого солдата-строителя и монтажника, тогда трудились за пределами человеческих возможностей. Конечно, без четкой организации совершить такое большое дело было бы невозможно. Главными заказчиками здесь были Сергей Павлович Королев и маршал артиллерии Митрофан Иванович Неделин, и именно они чувствовали и регулировали пульс всей этой большой стройки.
         Первоочередные объекты были завершены уже к декабрю 1956 года. В это время на  полигоне работало уже почти две тысячи военных строителей и более пятисот гражданских специалистов. Незаметно, вместе с техническими объектами полигона стал возводиться и быстро расти жилой поселок, начал обустраиваться элементарный человеческий быт на месте палаток и землянок. Русская душа просила зелени и, несмотря на тяжелые условия, здесь начали сажать и растить деревья. Это не красивая сказка, что за каждым деревом для ухода закрепляли солдата, который при увольнении передавал его прибывшему пополнению. Со временем, на месте мертвых солончаков выросли живые зеленые скверы и зацвели цветы. В густых зарослях невесть откуда появились и запели соловьи. С тех пор, у многих живших на космодроме, потом долгое время сохранялось особое и трепетное отношение к деревьям в любой климатической зоне.
           Новый полигон рос быстро, словно сказочный герой. Создавались новые стартовые площадки, в том числе для боевых ракет, испытательные стенды, производственные мастерские, жилые площадки, прокладывались десятки километров новых железнодорожных путей, автомобильные шоссейные дороги и линии электропередач.
           Трудно поверить, но через два с половиной года после первого вбитого в песок колышка строительной разметки, со старта 2-й площадки был произведен первый испытательный пуск межконтинентальной ракеты Р-7, той самой легендарной семерки. Это произошло 15 мая 1957 года и стало началом славной истории космодрома Байконур. Уже 4 октября 1957 года восхищенный мир учился по слогам выговаривать незнакомое русское слово «спутник» и искать в звездном небе движущуюся светящуюся точку. Страна Советов вырвалась далеко вперед в этой большой гонке.
           Параллельно с созданием оборонного ракетно-ядерного щита начался планомерный штурм космоса. Таким образом, партийным руководством страны решалась стратегическая задача доказательства преимуществ социалистической политической системы. В 1959 году произойдут запуски автоматических лунных станций, и мир увидит фотографии обратной стороны Луны. 19 августа 1960 года запустят космический корабль с собаками Белкой и Стрелкой, которые благополучно вернутся на Землю. А 12 апреля 1961 года, всего лишь через шестнадцать лет после страшной войны, мир узнал о первом в мире полете в космос советского человека, Юрия Гагарина. Это событие знаменовало собой открытие эры пилотируемой космонавтики. Тогда впервые в эфире прозвучали слова «космодром Байконур». Президент США Джон Кеннеди так прокомментировал это событие: «Русские нас сделали. Для кого-то - это русский вызов, а для меня - шок». Большая космическая гонка продолжалась. Каждое новое сообщение об очередной победе  страна встречала с восторгом, а дети мечтали стать космонавтами. 16 июля 1965 года будет произведен запуск новой мощной многоступенчатой ракеты-носителя типа «Протон», наступила эра исследования планет и других небесных тел Солнечной системы. Осуществляются  мягкие посадки космических аппаратов на Луну, Венеру и Марс. Активно шли работы по созданию самой мощной ракеты-носителя Н-1 КБ С. Королева. Это была поистине королевская ракета, длиной 120 метров и 17 метров в диаметре хвостовой части; наша главная надежда в осуществлении лунной программы и сохранении первенства в космосе. Старики-конструкторы утверждали даже больше, что Сергей Павлович готовился покорять на ней Марс. К сожалению, все ее пуски в 1969, 1971 и 1972 году оказались аварийными, без Сергея Королева эта ракета просто не хотела летать.
          Их встреча с космодромом состоялась 6 августа 1974 года. До этого только некоторым из курсантов удалось побывать в ходе  стажировки на первом ракетном полигоне Капустин Яр, где уже тогда многие четко усвоили, что работа офицера, командира и техника требует высокой ответственности, и любая небрежность может привести к большой беде.
          Жилая зона Байконура в излучине реки Сырдарьи тогда представляла собой крупный военный городок с населением в 70 тысяч человек. Ничего фантастического в городе они не увидели. Обыкновенные дома, и люди в них жили тоже самые обыкновенные. Типовые застройки кварталов делали этот город похожим на сотни других. Отличало его, пожалуй, только обилие памятников первопроходцам космоса и непривычная разветвлённая система полива деревьев в виде арыков. Рядом с берегом реки находились особый, «нулевой» квартал и гостиница «Космонавт», где перед запусками жили  космонавты. Была там особая, звездная аллея деревьев, которые посадили космонавты. Правофланговым в ней и сейчас стоит карагач Юрия Гагарина. В Ленинске всегда было молодое население, средний возраст которого не превышал 32 года. Здесь всегда было много детей. Их родина - космодром, и этим они потом гордились всю свою жизнь. Кто-то из них, уже став взрослым и окончив институт, возвращался сюда и продолжал дело своих родителей.
           Рядом с Ленинском находилась еще одна, известная всем 13-я площадка - местное кладбище. В семидесятые годы прошлого века там еще хоронили военнослужащих, но потом их всё чаще стали отправлять на родину. Страшное это было место в закрытой зоне: покосившиеся, забытые безликие могилы с жестяными звездами и наступавший на них песок. Сюда уже было некому приходить...         
             Первые дни на Байконуре стали для Николая Баркова временем привыкания к необычным климатическим условиям, жаре, которая не отпускала даже ночью. Солдаты летом здесь носили  панамы и ботинки. Форма быстро выгорала на солнце добела и становилось предметом их особой гордости. В большой моде у солдат были татуировки ракет, скорпионов. На ногах непременно имелась гордая надпись: «Они топтали пески Байконура». С непривычки новички начинали поглощать воду литрами, а потом едва могли передвигаться. Между тем молодым офицерам нужно было еще нести службу в своих подразделениях. У них быстро появился прочный «офицерский загар», который четко проходил по воротнику и манжетам форменной рубашки. Появилась привычка пить в жару горячий зеленый чай или отвар из верблюжьей колючки. Со временем делались и другие важные открытия. Прежде всего, следовало понять, что  в армии всегда тяжелее твоему подчиненному, солдату, прапорщику или офицеру. Ещё лучше научиться ставить себя на его место. Без такого человеческого понимания нельзя было стать серьезным инженером-испытателем или командиром. Причем, всё это становилось еще более очевидным в ходе служебного роста офицера. Следовало помнить, что офицер был всегда на виду и не имел права на профессиональную неготовность, на проявление слабостей, их ему просто могли не простить. Сейчас бы такое назвали  публичностью в профессии, а тогда - просто авторитетом и честью офицера, инженера-испытателя.
          По прибытию на космодром все молодые офицеры были назначены на должности в свои части и подразделения. Удачей считалось сразу попасть в подразделение, которое непосредственно занималось испытательной работой на стартовых комплексах и технических позициях с ракетоносителями и космическими аппаратами. Однако планы пусков ракет и создания орбитальных группировок формировались совершенно на другом высоком уровне и молодым офицерам, инженерам - испытателям приходилось через трое суток на четвёртые ходить в наряды по части и гарнизону или месяцами сопровождать солдат на различные хозяйственные работы.
           У большинства офицеров место службы было на «площадках», где располагались стартовые комплексы, монтажно - испытательные корпуса и военные городки с личным составом. Всё это находилось за многие десятки километров от Ленинска. Туда обычно ездили поездом - «мотовозом», по специальному расписанию. Иногда так проходила вся служба у какого - нибудь офицера. Он мог совершенно не знать о характере работ своих товарищей - сослуживцев на других таких же «площадках». Запускаемые пилотируемые корабли и космические аппараты имели оборонное, научное или, как тогда говорили, народно-хозяйственное значение: «Спутники», «Луны», «Венеры», «Марсы», «Фобосы», «Космосы», «Востоки», «Восходы»,
«Союзы», «Салюты», «Астроны», «Горизонты», «Зонды», «Молнии», «Метеоры», «Прогнозы», «Экраны», «Электроны»…
          Барков попал в подразделение, занимавшееся обслуживанием технических систем монтажно - испытательного корпуса и сильно расстроился. Получалось, что космос пока штурмовали без него. Кроме этого в подразделении не хватало офицеров, и его почти сразу назначили временно исполнять обязанности на ступень выше. Состояние оборудования было плохим, нарекания в его адрес сыпались постоянно. Тут и волком можно было завыть, да кто бы оценил этот сольный вокал? Пришлось дневать и ночевать в своем подразделении. Это не осталось вне поля зрения командира части, полковника Коваля Валентина Ивановича. Он дважды неожиданно отметил положительно работу Баркова на общем построении полка, называя его при этом уважительно, по имени - отчеству. Это притом, что тогда даже некоторые солдаты были опытнее в жизненном плане и старше его по возрасту. С легкой руки командира, Николая Баркова, ещё молодого лейтенанта, многие командиры тоже стали величать по имени-отчеству. Вроде, как приняли его в свой круг. Такая неожиданная душевная поддержка оказалась тогда важнее любого поощрения. Дела в подразделении действительно пошли лучше. В общем, в службе лейтенанта Баркова тогда, наверное, произошло самое главное: он поверил, что ему действительно стоит продолжать военную службу. К слову, командир обещал ему поддержку в переходе в испытательное подразделение. Не сразу, но своё слово он тогда сдержал…
             Как и у большинства молодых офицеров, работа в части поглощала у Николая Баркова большую часть суток, оставляя только немногие часы на восстановление сил и отдых. Семейные офицеры почти сразу после прибытия на космодром получали в гарнизоне служебное жилье - отдельные квартиры, все остальные могли уверенно рассчитывать на свою койку в офицерском общежитии. По тем временам «космический» Ленинск отличался хорошим «московским», как тогда говорили, снабжением. Было ли оно таким действительно, неизвестно. Скорее всего, уже нет. Просто столица всегда являла собой некий эталон благополучия для остальной страны. Другое дело, что за колючей проволокой в казахских посёлках люди жили значительно хуже военных, да и в целом во многих остальных регионах большой союзной страны, тоже. Спустя десять лет в гарнизоне со снабжением было уже одинаково плохо, как и во всей стране. Именно в ту пору офицерское собрание части однажды отправило Николая Баркова налаживать шефскую помощь детскому интернату в Джусалинском районе. Ему нужно было всё самому посмотреть и определить место для приложения небольших возможностей их офицерского коллектива. Там он впервые в жизни увидел детей, отстававших в физическом развитии из-за скудности рациона питания. Офицеры тогда собирались передать детям телевизоры и кое-что из своей служебной мебели…
            Спустя годы Барков вспоминал, что получаемого денежного довольствия ему хватало именно в эти далёкие, не обременённые семейным обозом молодые лейтенантские годы. На службе они выкладывались полностью, зато находясь в отпуске можно было посещать любые театры, рестораны или получать льготное курортно - санаторное лечение. Свою первую лейтенантскую зарплату Барков самым бессовестным образом истратил на фирменные американские джинсы и модный итальянский плащ, похожий на тот, в котором он видел красавца Алена Делона в каком-то фильме. Правда, про платок матушке и хороший коньяк отцу Николай, конечно, тоже не забыл. После приезда на космодром про гражданские вещи пришлось быстро забыть до следующего отпуска. Их попросту было некогда носить.
           Далеко не все молодые офицеры выдерживали напряженную военную службу и начинали искать пути для своего увольнения. В те годы возможностей для этого оставалось немного. Их было всего две: состояние здоровья или дискредитация звания офицера. На последнее из них, конечно, мог решиться далеко не каждый. Часто, сталкиваясь со скромными условиями гарнизонного быта, рушились молодые семьи. Супружеские измены и бытовое пьянство становились настоящим бичом дальних военных гарнизонов. Из далекого Ленинграда, Харькова или Ростова многое в армейской жизни космодрома выглядело более привлекательным и романтичным.
         Не сложилась семейная жизнь и у его друга Анатолия Никитина. После распределения он получил хорошую должность в одном из лучших подразделений соединения. У него открывались перспективы для служебного роста. Вот тут-то его молодую красавицу жену на офицерском балу увидел командир части. В первый же вечер он стал оказывать ей знаки внимания, а спустя неделю предложил работу в штабе части. Уже через месяц он регулярно подвозил её домой на своей машине. Никитина командир тоже не забывал и всячески отмечал по службе. Какое-то время Анатолий принимал эти поощрения как должное, а потом окончательно прозрел и устроил своей Людмиле грандиозный скандал. В общем, крепко её побил, как это в таких случаях всегда делали его земляки в родной кубанской станице. После этого в части состоялось партийное собрание, на котором Никитин получил строгое партийное взыскание. Жена тогда от него ушла, но своей работы в штабе части не оставила. Это его, Анатолия, тогда срочно отправили служить в другую часть на самую удалённую от города площадку. Там он увлёкся спиртным, быстро опустился и позднее был уволен из армии.
           Барков прекрасно знал их обоих, а своего друга ему было откровенно жаль. Он тогда решил заглянуть к Людмиле в штаб части. То, что Барков увидел, превзошло все его ожидания. Людмила уверенно управляла работой штаба, хотя числилась там только писарем строевой части. На Николая она взглянула холодно, правда потом немного оттаяла и проговорилась, что их командира скоро переведут в Ленинград, в академию, и он обещал забрать её с собой. Барков смотрел на её красивые холеные пальцы, перебиравшие штабные бумаги и молчал. Ему тогда показалось, что она вряд ли верила в это. В уголках её больших серых глаз таилась тревога. Жизнь часто заставляла платить по счетам.
          В подавляющем большинстве офицеры тогда обзаводились семьями к 25 годам. Понятно, что в стране, в котором семью провозглашали важнейшей ячейкой общества, ни о каком гражданском браке не могло быть и речи. На закоренелых холостяков среди своих подчинённых командиры смотрели с недоверием, не понимая чего от них можно было ждать. По крайней мере, выдвижение на серьёзные должности, связанные с руководством научно-испытательными отделами и войсковыми частями, определённо решалось не в их пользу. Другое дело, что у многих молодых офицеров порой просто не хватало времени для нормального устройства личной жизни. Случалось, что своих боевых подруг они находили в отпусках, командировках или просто в пути следования. Тогда среди жен офицеров появлялись официантки, стюардессы, проводницы железнодорожных вагонов или дежурные гостиниц. Дело было совсем не в их профессиях. Просто в таких случаях дистанция между первой встречей и загсом у пылких влюблённых получалась слишком короткой, а брак редко оказывался прочным.
          Николай Барков считал себя человеком серьёзным и таких ошибок старался не совершать. Он уже около года ухаживал за симпатичной белокурой девушкой, ефрейтором из секретной части Ольгой Остапенко. За глаза их давно в части называли женихом и невестой, хотя сами они никаких обещаний друг другу ещё не давали. Отношения между ними зашли достаточно далеко, но решиться на предложение у Баркова не хватало духа.
          Между тем, дело шло уже к Новому году. В штабе части только и говорили, что из России скоро приедет вагон с живыми ёлками и тогда полковой женсовет займётся детскими подарками. В это самое время лучший друг Николая и его сосед по общежитию, Юра Бондарчук, совершенно неожиданно попросил у него разрешения стать Дедом Морозом в их части. Барков тогда только посмеялся. Пусть он будет кем угодно, даже Снегурочкой, намекая на его длинные девичьи ресницы. Юрка покраснел, немного помялся и сказал, что Снегурочка там уже есть. Это известная ему ефрейтор Ольга Остапенко. Барков думал всего одну минуту и легкомысленно благословил своего друга на новогоднюю сказку, пожелав не пить много дармовой водки, чтобы часом потом «не улететь в Ленинград». Этот кинофильм Эльдара Рязанова тогда только вышел на экраны. В душе у Николая немного скреблось, но только когда его друг не пришёл в общежитие ночевать на вторую и третью ночь, он обеспокоился всерьёз. Юрка появился в общежитии на четвёртый день, когда уже вся часть знала, что он сделал Ольге предложение, и она дала ему своё согласие. На их свадьбе тогда гулял весь полк. «Ты очень хороший, Коленька, но годы идут, а я от тебя так ничего и не услышала. Неужели не понимаешь, чего мы, все бабы, от вас ждём? Юра сразу сделал мне предложение, вот и решила ему не отказывать», - сказала ему тогда Ольга.
         Не секрет, что тогда штабы многих войсковых частей выглядели настоящим цветником из-за обилия прекрасного пола в перешитом по моде военном обмундировании. Для многих девушек это была хорошая возможность вовремя выйти замуж, создать свою семью. Ни каких карьерных или материальных задач для себя они там не решали...
         Николай Барков горевал не долго, и уже через год он сам женился на студентке третьего курса Ленинградского института истории. Кому из них тогда повезло больше, неизвестно. У обоих в семейной жизни случалось всякое. Впереди всех их ещё ждало много трудностей и испытаний.
          Пожалуй, самым ярким событием первого года службы на космодроме у Николая Баркова, как и у многих других, стали мероприятия по программе ЭПАС, более известной, как советско-американская космическая программа  «Союз-Аполлон». В ее рамках 27 апреля 1975 года на Байконур прилетели американцы. Все центральные газеты тогда пестрели сообщениями о том, что жители Ленинска, «столицы русского космодрома», на улицах восторженно приветствуют гостей. Американцы были действительно искренне взволнованы такой радушной встречей, и на следующий день уже гуляли по городу, знакомясь с его памятниками. Все это создало в городе невероятный ажиотаж. Появление иностранцев на одном из самых секретных объектов страны вызывало гораздо больше интереса, чем возможный прилет инопланетян, удивительных зеленых гуманоидов. Ведь даже самых ближайших родственников военнослужащие провозили сюда на основании специально оформленного разрешения. Следом за американцами, в рамках международного сотрудничества, с Байконура в космос полетели многочисленные экипажи с участием стран социалистического лагеря, Индии, Афганистана, Франции и Японии. Японскому астронавту,  симпатичной девушке Йоке, на космодроме даже сделали срочную операцию аппендицита в местном госпитале. В космос тогда полетел ее дублер, а Йока это очень переживала. У Баркова сохранилось фото ее с предполетной подготовки: симпатичная девушка в скафандре из Страны восходящего солнца приветливо машет рукой. Потом благодарная японская делегация подарила военному хирургу свой микроавтобус, который стал первой частной иномаркой в городе.
           К приезду американцев город заблистал чистотой улиц и красотой отремонтированных фасадов домов, заметно пополнились прилавки местных магазинов. В честь совместного проекта была даже выпущена марка сигарет «Союз-Аполлон» из виргинского табака. Они раскупались почти мгновенно, несмотря на свою дороговизну в полтора рубля. Многие жители космодрома тогда впервые узнали вкус безалкогольного газированного напитка «Пепси». Потом всё это в городе также быстро исчезло, как и появилось.
             Именно тогда на Байконур прибыли два специально оборудованных  автобуса «Украина» Львовского автобусного завода. Они были подготовлены по специальному техническому заданию КБ Владимира Бармина. Эти автобусы  предназначались для перевозки экипажа космического корабля «Союз», дублеров и сопровождающих специалистов, медиков в пределах космодрома. Помимо штатного кондиционера в них была смонтирована специальная система индивидуальной вентиляции скафандров и особые кресла для космонавтов. В автобусах поддерживалась почти стерильная чистота, что достигалось противопыльной и кварцевой обработкой салона.
           Конечно, американцы ехали сюда не ради экскурсий. Они обживали корабль «Союз», знакомились с его устройством и оборудованием. Специалисты космодрома активно помогали им в этом. После ознакомления американский астронавт Том Стаффорд заявил, что с удовольствием стартовал бы в космос на корабле «Союз». Что ж, спустя 35 лет его мечту спокойно осуществляли молодые американские коллеги и летали на МКС. Вскоре американские астронавты улетели, а их специалисты остались и продолжали работать на советском оборудовании. Стоило отметить, что американцы заметно отличались от своих русских коллег. Они вели себя расковано, носили свободную и более удобную одежду. Среди них оказались афроамериканцы, которые к удивлению военнослужащих космодрома спокойно общались со всеми. Политзанятия в советской армии не прошли даром: здесь все были убеждены в наличии за океаном серьезных расовых проблем. Наконец, приехавшие американцы чаще улыбались, словно демонстрируя русским прекрасную работу своих стоматологов. Конечно, это выглядело некоторым контрастом на фоне суровых лиц военнослужащих и постоянной общей озабоченности.               
           Помнится, что замполит полка, послушав умствования Николая Баркова по этому поводу, строго заметил:
           - Они всё это делают неискренне.
           - За деньги американцы улыбаются, - услужливо подсказал ему пропагандист полка.
           - Ну, это ты хватил, Василий. Какие тут деньги? – усомнился замполит.
           - Это не про нас, товарищ подполковник. У них там всё делается за деньги, - не унимался пропагандист.
           - Ты же не на занятиях, Василий. Наш лейтенант поднял важный, я бы даже сказал, политический вопрос. Тут всем нужно разобраться. Американцы улыбаются, а что они в этот момент про нас думает, мы не знаем.
           - Может быть нам этого лучше и не знать? – робко спросил Барков.
           Кабинет замполита утонул в дружном хохоте офицеров. 
           - Правильно, они так нам готовят идеологическую диверсию, - ехидно заметил кто-то...
           Нужно сказать, что сам замполит, подполковник Илья Ефимович Воротников, вообще никогда не улыбался. У него было простое, широкое лицо с крепкими скулами, изрытое какой-то болезнью до такой степени, что оно напоминало весеннее вспаханное поле. За это обстоятельство замполит получил среди офицеров полка кличку «Тракторист». Был он человеком справедливым и неглупым, но совершенно лишённым чувства юмора. Как-то женщины полка спросили его, почему он такой серьёзный, может, дома случилось, чего? Так они разом ему помогут. Замполит не нашёл ничего лучше, заявив им, чтобы они «на завтра губы не красили, он их всех будет целовать».
            Бурков тогда сделал свои выводы. В станице, где жили родственники его матушки, было принято со всеми здороваться на улице, кланяться и улыбаться. Совсем не важно, что кого-то могли видеть впервые. Получалось, что здесь дело было не в суровости русского национального характера, а в заложенных традициях и воспитании. В общем, он тогда решил в дальнейшем не забывать традиций своих предков...
            По принятой легенде, для американских гостей на это время Байконур из военного полигона превратился в гражданский объект. Баркова, как и других офицеров и прапорщиков космодрома, тогда срочно переодели в гражданскую одежду. Но что делать с огромным количеством солдат полигона, которых было невозможно спрятать от постороннего глаза? Всем ещё требовалось выполнять свои повседневные  задачи. Тогда приняли решение переодеть солдат космодрома в черное техническое обмундирование без знаков различия. Если появление офицеров перед строем в мешковатой гражданской одежде вызывало у окружающих просто хохот, то огромные массы стриженых молодых людей в черной одежде сильно напоминали колонны заключенных. Они продолжали ходить строем на жилых площадках и в казарменных городках, петь свои песни. Неподдающийся английскому переводу армейский нецензурный диалект разлетался по широким степным просторам, тревожа нежное американское ухо. Все это породило в армейской среде массу анекдотов, и правду от вымысла потом было отличить уже невозможно.
         Наверное, разведчики, которых наверняка было немало среди американских специалистов, всё прекрасно понимали, но такими были правила этой большой игры. Рассказывали, что сами американцы открывались перед русскими еще меньше. Следующая совместная программа «Мир-Атлантис» смогла появиться только спустя 20 лет, уже в 1995 году. Важнее то, что тогда все штатные работы по подготовке международного полета «Союз-Аполлон» были выполнены, и 15 июля 1975 года советский «Союз» с экипажем в составе Алексея Леонова и Валерия Кубасова стартовал навстречу американскому «Аполлону». В течение полета космические корабли дважды стыковались, экипажи дали совместную пресс-конференцию и выполнили намеченную программу. «Союз» приземлился 21 июля, а «Аполлон» приводнился позднее, только 25 июля. На нем возникла нештатная ситуация, и при приводнении космического корабля внутрь кабины пошли ядовитые газы от двигательной установки. Американским астронавтам пришлось воспользоваться кислородными масками, запаса времени до трагического исхода у них оставалось всего на десять секунд. Путь освоения космоса уже тогда имел свой печальный список, и только после благополучного исхода происшедшего, всем удалось спокойно вздохнуть. Программа, открывшая новую эру международного сотрудничества в космосе, была успешно завершена.
            Спустя десятилетия Николай Барков размышлял о том, почему они тогда могли работать сутками, неделями и месяцами не иметь нормальных выходных. Условия для военной службы на космодроме тоже были далеко не идеальными. Всё это воспринималось ими как самая обычная работа. Так выполняли свои обязанности все остальные офицеры и прапорщики, солдаты и сержанты. Это было особое время, когда каждый день приходили сообщения ТАСС об очередных победах в космосе или на всенародных стройках. С ними у людей рождался оптимизм и гордость за большую страну, свою сопричастность общему делу. Что касалось каких-то бытовых трудностей и лишений, то тогда они многим казались временным явлением: завтра у нас непременно будет лучше…