Убегающая звезда

                Мемуары безвестного солдата
               
                о четырех частях

                с самыми настоящими подвигами,
                нарядами вне очереди
                и очень счастливым концом
               
                18+


                In unforgettable memory of Gigiс (unknown - unknown)

               
                Я конквистадор в панцире железном,
                Я весело преследую звезду
                Николай Гумилев

               
                ПРОЛОГ



1997-й год. Жаркий день жаркого августа в подмосковном городке. В такую жару мне нравится ходить в расстегнутой (а вскоре мне придется поддеть под власяницу чёрную (или красную) майку-борцовку и застегнуться на одну пуговицу), с подкатанными рукавами, полушерстяной рубашке в крупную черно-красно-белую клетку с белой подкладкой искусственной шерсти на голый торс, в шортах до колена и резиновых тапках. Я – грузноватый атлет-любитель… любитель пива 23-х лет, бездельник, поэт, музыкант с чередой неудавшихся романов за спиной, а также бывший бомбардир местной молодежной группировки - звезда стрелок и разборок.
Ногти правой руки длинные, подпиленные, раскрашены черным лаком. Они – свидетельство того, что их обладатель не прост.

Я доучился до 4-го курса университета, благодаря преподавательнице французского приобрел славу гения в стенах своей Alma Mater за французскую поэзию, но по стечению обстоятельств (когда-то я поблагодарю судьбу за этот поворот) мне пришлось забрать документы и пуститься в свободное плавание.
Добавлю, что у меня и не было желания становиться очередным мучеником науки.

Сейчас я ищу, чем занять себя от головы до ног, не минуя руки.

Так я рассекаю по городу, пока не упираюсь взглядом во что-то невообразимое, выросшее на месте пустыря с тухлым прудиком в конце. Шапито!

«Звезда».

Шатер огорожен решетками, изнутри и снаружи их снуют праздничные люди. Наметанным глазом выхватываю приколотое у открытого окошка кассы объявление: требуется электрик.

Мысленно пробегаю свой стаж по этой специальности: вкручивание лампочек и смена предохранителей на счетчике. Довольно!

Вакансия манит невиданными перспективами – воображение рисует симпатичную тугую акробатку, изголодавшуюся по высокой любви. Решение принято в доли секунды.

Обращаюсь в окошечко, меня отсылают к заместителю директора. Маленький глазастый таджик сетует на пьянство моих предшественников (да-да, моих!), я уверяю его, что не страдаю этим недугом, он вполне удовлетворен и вообще лучится добродушием и лаской - это первый менеджер на моем трудовом пути. Хотя нет...
До этого я уже имел трудовой стаж - сторожа в готовящейся к открытию пекарне в поселке по соседству с нашим городом. Работа была непыльная - каждую ночь бодрствовать без задних ног в запертом изнутри здании, почитывая любимые книжки (догадайтесь сами, какие) и поедая из пакета принесенные из дома яблоки последнего урожая, который в том году удался. Зарплату хозяин положил мне хорошую - 50 рублей за ночь. Однако, после первой же ночи, я потерял ключ и был уволен. Скорее всего ключ из куртки на вешалке у меня вытащили друзья-подонки, с которыми я зависал "на хате".

Для принятия меня на вакансию требуется пустячок – пройти испытание.

Испытание заключается в следующем: в вагончике, служащем кухней и столовой, непостижимым образом при включении света выключается холодильник. Я должен найти и устранить причину этого безобразия. Меня представляют добродушному повару, и я приступаю к операции.

От самого начала авантюры до сих пор меня не покинуло вдохновение (акробатка!), и я быстро нахожу ошибку пьяного электрика и устраняю ее доступными мне средствами. Крики браво, аплодисменты, я принят!

Меня кормят шпротами, с зарплатой обещают не обидеть. Рабочие, собравшиеся за столом, излучают вселенскую любовь. Которая, замечу, в последующем вполне сошла за гонорар.

Некоторое время спустя начинается представление, и повар, горя каким-то нездешним энтузиазмом, увлекает меня к шатру, у входа в который уже сгрудились рабочие, повторяя, как заклинание, одно слово: «Восток»!

Я начинаю понимать, что так они называют номер, разворачивающийся в это время на арене. В центре ее – невероятно красивая, царственной осанки женщина (Любовь Лапшина!), вокруг которой под завораживающую восточную музыку совершает обход различная живность, какая – не важно, потому что женщина в центре - воплощенная Терпсихора с печатью Серебряного века на благородном лице - приковывает все внимание. Ныне мое подсознание подсказывает, что в номере были задействованы большие змеи, но и это не факт… я весьма удивлен: в нашем тихом болотце - такие прекрасные артисты, с самой настоящей цирковой Примой... пиар организован грамотно и забавно: "Верблюд, который снимался в фильме "Джентельмены удачи"! и "Далматинцы, которые снимались в фильме "101 Далматин"! - я во всяком случае повелся...

Знатоки рядом со мной цокают языками и перекидываются междометиями. Вскоре номер заканчивается, и команда расходится по своим местам. Я досматриваю представление, но к моему удивлению, акробаток, соответствующих моим стандартам, здесь нет (зато есть "гвоздь программы" - акробатически-силовой номер, в котором очень красиво накачанный артист-отец практически жонглирует сыном-подростком)... замечу, что меня это огорчает не так уж сильно, потому что новая жизнь настолько интересна, что вполне может выходить за рамки сиюминутных представлений о счастье…

После представления люди расходятся, пространство вокруг шатра пустеет, артисты занимаются хозяйством, а я брожу между ними и ищу достопримечательности, которые могли бы затронуть мое обострившееся эстетическое чувство.

Откуда-то выныривают две детские фигурки, подружки. Они плывут в горячем воздухе, пересекая по диагонали мой путь и глядя на нового члена маленькой странствующей общины...

Оцениваю по множеству параметров две женские особи предпубертатной стадии развития и останавливаю взгляд на правой, чье лицо украшает здоровый румянец, а глазки горят угольками – Оля.

Вторая девочка – тоненькая особа в джинсовом костюмчике – шорты-курточка и джинсовая же панамка, из-под которой струятся светлые волосы, пытается подключиться к высоковольтной линии передач, протянувшейся между мной и Олей, и ее бледное личико, кажется, бледнеет еще больше. Мне становится неловко, я разворачиваюсь и ухожу в другую сторону.

На следующий день я узнаю, что ее зовут Света, что это ее мама – Люба, что Света дружит с дядей Сережой-«турнистом» - крепкий, низкорослый парень, демонстрирующий в данный момент непринужденное общение со своей маленькой подружкой, сидя на старом диване, приставленном к столовой. Вездесущие рабочие – грузчики, повар и даже один электрик, наблюдают со стороны происходящее.

Я смотрю на нее, наблюдаю ее мимику. Она поворачивается ко мне профилем, слегка задрав точеный носик и так замирает на несколько мгновений, демонстрируя кое-кому, что первое впечатление может быть обманчивым. Я с ней соглашаюсь…

Света, не вставая из позы лотоса, принятой ею на диване, вдруг выкрикивает: «Смотрите, как я умею!»

Она высвобождает точеную ножку, собираясь показать свою гибкость, и я, холодея, понимаю, что платьице на Свете задралось, и болтающиеся на тонких бедрах трусики по мере исполнения трюка готовы открыть святая святых.

Очевидно, что все присутствующие сделали такой же нехитрый прогноз, и взгляды, как по команде, пересеклись в одной точке. Я делаю неимоверное усилие воли, и к тому моменту, когда Светина ножка приняла вертикальное положение, разглядываю помутневшие небеса.

У Коли – самого верного и испытанного грузчика – день рожденья.
Шапито снялся с места и переехал в другой город. Пришлось изрядно потрудиться, разбирая конструкцию шатра и собирая его на новом месте, в чем задействованы были все - как рабочие, так и артисты.
Вечер, на улице застолье. Тосты, песни, торжественные лица. Я стараюсь почтить именинника, поэтому пью много и шумно. Закуски не хватает, я на этом пролетарском празднике – самый последний пролетарий, ибо мне нечем было скидываться на застолье, о чем мне как-то радостно сообщают. Правда я аккомпанировал пьяной компании на гитаре, совершенно бесплатно, так что мы в расчете.

Когда я почти окончательно теряю ориентацию в пространстве, я решаю потратить последние силы на марш-бросок до вагончика, одну половину которого я делю с ди-джеем-гитаристом. Который, как он утверждал, аккомпанировал самому Мольберту Восадулину. Ну а я делал дуэт Ричи Блэкмору, заочно. Таки у нас вышел спор, каким должно быть соло - скоростным или выразительным. Он полагал, что машина по-любому сыграет быстрее, а я практически на пальцах доказал, что и скоростная манера может быть выразительной, сославшись при этом на прецедент с одним скрипачом, который, как известно, не любил тягучих звуков. Так что я тут король скорости... sorry

На подступе к обители я теряю остатки самообладания, сую голову в кусты и так провожу довольно много времени. Практически вползаю, придерживаясь за поручень по ступенькам в вагончик и трачу несколько минут на то, чтобы взобраться на свой верхний ярус, рискуя сорваться и остаться на полу до полного протрезвления или до лютой смерти - то ли от алкогольного отравления, то ли от разочарования в людях.

Наконец, я добираюсь до подушки, приникаю к ней и готовлюсь умереть.

Когда мне это уже почти удалось, хлопает дверь другой половины вагончика, которую занимают две «лошадницы», и соседнее помещение наполняется неслыханными звуками: пиликанье скрипок, звон колокольчиков, пенье ангелов, тонкий смех – и вся эта масса обрушивает железную перегородку и врывается в мой мир, уже сжавшийся до едва различимой точки.

Совершаю достойный тигра прыжок с кровати, выпрямляюсь и уверенной походкой выхожу в вечернюю прохладу, расчесывая на ходу вороные кудри.

Огибаю вагончик и стучу в дверь: «Можно к вам в гости»? На моем лице приветливая улыбка, как будто я не снимал ее с прошлой недели.


Меня любезно приглашают войти и расположиться на одной из кроватей. До этого момента я не был знаком с хозяйками и не обменялся с ними ни одним словом.

Света сидит на кровати напротив меня (уже в трениках и футболке), поджав под себя ножки и упираясь руками в колени. Она отчего-то сияет, ее распущенные волосы струятся по плечам.

Я отвечаю ей сиянием в меру своих сил, с удивлением обнаружив, что я так тоже могу...

Представление продолжается, акт второй.

Света шипит змеей, извиваясь всем телом, мяукает кошечкой, выгибая спинку, отрывисто лает, принимая стойку. В моем лице эта великая артистка нашла самого благодарного зрителя.

Люба внимательно смотрит на парочку, прогуливающуюся тут и там, мило общающуюся. Она оценивает уровень опасности и степень пользы. В конце концов, чаша весов уверенно склоняется в одну сторону, и мама уходит, оставляя легкий шлейф духов и царственного покровительства.

Мы заняты чрезвычайно увлекательной игрой – закапыванием и последующим розыском и откапыванием «косточек», которые мы скармливаем «собачкам». Собачек – Далматинцев – в изобилии (но у нас свои, особые собачки), один из них, по фамилии "Джиджик" (RIP), даже изловчился цапнуть меня (после предупредительного лая - как я понял, что-то вроде "стой, кусать буду"), когда я повернулся к нему спиной (этот непоколебимый страж мог укусить, и при случае обязательно кусал чужаков, я же, когда однажды мне нужно было пройти в вагончик Лапшиных, поколебавшись мгновение все-таки презрел угрозу, и, хотя мог просто позвать хозяйку с безопасного расстояния, поднялся твердым шагом, не оглядываясь, по ступенькам, как Йешу в святилище, и пусть был немедленно укушен за мягкое место породистым подонком, испытал удовлетворение от выполненной миссии и своего мужества).

Еще я не спрашивал у всякого животного разрешения пройти. Хотя да, спрашивал... но он не разрешил.

Света узнает, что я электрик, и тут же находит мне работу. Люба вручает мне электрический чайник с запавшей клавишей и фен, который при включении испускает удушливый дым. Уверенно разбираю технику, привожу ее внутренности в порядок и вручаю хозяйке. Мой рейтинг, и без того высокий, начинает зашкаливать. Чайник после ремонта служил исправно, но вот фен очень скоро опять завонял пуще прежнего - тут уж я ничего не могу поделать, тем более, что на мой рейтинг эта маленькая неприятность практически не повлияла, но заставила задуматься о делах в этом королевстве...

Люба зовет меня в свой вагончик, чтобы продемонстрировать искрящую розетку (прошу прощения за невольную двусмысленность), в которую она включает плитку.

Я быстро оцениваю ситуацию и выдаю: плитка стоит на пороге, дождик ее залил, замыкание, розетка искрит. Надо занести под крышу и просушить, а розетку разбирать ни к чему.

Света, из постели: «Мама, хорошего электрика я тебе нашла?»

Почему-то Люба злится.

Зашли в мой вагончик, Света наблюдает, как я что-то чиню. Появляется старожил – ди-джей-электрик: «и так грязи полно, а ты тут еще водишь»…

Света, с достоинством: Я не грязь!

Света стоит на плечах у партнера (Олег Гришкевич), боясь распрямиться. Тот крепко держит ее за лодыжки, я стою рядом и уверяю, что не дам ей упасть. Дрожащий вопросительный знак не хочет стать восклицательным.

Играем в лошадку и наездницу. Бегаю на карачках по арене, ветер свистит в ушах...

Делюсь секретами мастерства с Олегом - ложусь на брезент, которым в нерабочее время покрыта засыпанная опилками арена, вытянувшись, как стрела, и, упираясь в кончики пальцев рук и ног, отрываю тело от арены, совершив дичайшее сверх-усилие до боли в пояснице, - так несколько раз. Олег - тренированный парень, - повторяет.

Люба и Саша Гришкевич - директор Звезды - предлагают мне сменить роль с лошади на наездника и проехаться на вороном коне, темном, как Грот. С радостью и благоговением соглашаюсь. Довольно ловко взбираюсь, уперевшись ногой в один из канатов, которые держат шатер, на широкую твердую спину животного, не покрытую седлом, трогаю. Послушный цирковой конь начинает движение вокруг шатра, а я испытываю невероятный восторг - ощущение, будто ты корабль, качающийся на волнах, сердце - вниз-вверх... Чувствую себя Всадником Второзакония.

Как-то говорю: "Света, почему ты зовешь меня "дядя Сережа" и "на вы"? - мы ведь друзья, - называй меня просто по имени.
В последующем, когда приходится ко мне обратиться, мнется, робко выдавливает разок из себя: "Сережа... ты..."
Потом, фигурально махнув рукой на непосильную задачу, твердо выпаливает: "Дядя Сережа, пойдемте играть!"

Между нами пробежала кошка (какой точный образ, не находите?)

Света не хочет играть, огрызается, говорит: ты дурак!

Беру ее сзади за плечики: "Света, ну что ты...", она быстро-быстро бьет меня пяточкой по чувствительной косточке.

«Лошадницы» говорят, что Света отпила из банки джин-тоника, Света упорно отнекивается, несмотря на ряд доказательств, которые впрочем мне совсем неинтересны, как и - пила она или нет. Молча смотрю на нее: "Зачем ты так со мной"

Ухожу. Весь последующий день я демонстративно не замечаю Свету, но каждое перемещение в поле зрения моей пассии мною строго продумано, – наконец, проходя мимо совсем близко от нее гляжу задумчиво прямо перед собой, лишь слегка скользнув по ней взглядом, она начинает серьезно беспокоиться. Пытается поймать мой взгляд, но тщетно. В отчаянии выкрикивает вдогонку: дядя Сережа, давайте поиграем! Делаю разворот.

"Давай". Мы рядом с пустующим вольером для Далматинцев. С самой серьезной рожей предлагаю Свете поискать в вольере «косточек» ("мы там еще не искали"), открываю дверцу. Света воодушевлена, входит в вольер. Закрываю дверцу на щеколду.
Попалась, которая лягалась

Выдерживаю пронзительный взгляд сквозь сетку из глубины вольера.

«Открой!»

«Нет»

«Открой сейчас же!» - злится...

«Живи здесь с собачками, - хорошая компания для тебя. Сможете лаять друг на друга, сколько угодно... а я тебя не забуду - буду кормить, поить и убирать за тобой"
Светочка, тебе ответочка

Рычит

Выдерживаю небольшую паузу, открываю дверцу - все с тем же каменным лицом. Торопясь выйти, спотыкается в пороге и падает на коленки.
Свалилась, которая бранилась

Встает. Шортики на коленках запачкались.

«Отряхивай»! – она мне.

«Почему я должен это делать?»

«Потому что я упала из-за тебя!»

Отряхивая ей коленки, беззлобно спрашиваю: «А если ты обкакаешься, я должен буду тебя мыть?»

Сопя бьет меня носочком в голень. Но это уже мир.

Импровизация "Птичка в клетке" с блеском завершена

Мне кажется я знаю, почему мы со Светой поссорились... мы катались по арене, точнее это Света каталась, а я был транспортным средством. Неожиданно я резко остановился: "Тпруу! Стоп, поезд дальше не идет, просьба освободить вагоны!" От неожиданности Света потеряла дар речи, а я подергал крупом и продолжал, повернувшись к своей наезднице: "Я тебе что, лошадь? Я не лошадь... я тигр! - рррр". Потом я резко развернулся, так что мы оказались лицом к лицу: "Ну что ты, я же пошутил..."
Так я узнал, что я дурак и все такое прочее.

Суета перед представлением. Света и Оля сидят позади шатра. Видят меня. Подхожу, элегантно перемахнув через натянутый канат. Смотрят на меня выжидающе. Перед ними лежат крест-накрест Барби и Кен.

Присаживаюсь на корточки напротив, настраиваюсь на накатывающую волну (вдохновения, не радио). Беру в руки кукол, ставлю их рядом, привожу в движение, имитирующее оживление. Произношу басом невесть откуда взявшееся в голове: «Венчается раб Божий Кен рабе Божией Барби, клянитесь хранить верность до гроба... поцелуйтесь»...
Хохочу вместе с ними. Света, поворачиваясь к Оле: «Я же тебе говорила, что с ним классно»!

(на самом деле я устроил целое представление - с побегами, адюльтерами, погонями, долгожданной встречей и даже с первой брачной ночью, которая, впрочем, осталась за кадром, так как в самый интересный момент я спрятал кукол за спину, чем и вызвал смех подружек).

Я уже поиздержался, и у меня закончился блок Bond, закупленный в дорогу. Обращаюсь к соседу за деньгами - 10 рублей до зарплаты, - на пару пачек и на дешевые жвачки с картинками-вкладышами. Тот начинает брюзжать: мол, почему ты ко мне за этим обращаешься, вон Любу проси - она тебя любит и даст.

С другой стороны вагончика раздается громовой голос: "Саша, я без тебя знаю, кого  люблю! Везде нос свой сунешь"

"Сережа, подойди сюда... сколько тебе надо?"

Торжественно отваливает не 10, а 20 рублей.

Моя благодарность, Королева...

СтоЮ в закутке перед выходом на арену, треплюсь с кем-то. Сбоку загон для лошадей. Неосторожно поворачиваюсь к нему спиной, и меня кусает за многострадальную задницу белый пони.
На лошадином языке (а пони - тоже кони) это означает: "Помяни меня, пожалуйста, хотя бы в одной из своих нетленок!"
Будет исполнено.

Достаточно закономерно моя миссия в качестве электрика (контакты налажены) подходит к концу. Я вызвал озлобление почти всей мужской части населения, меня обгавкал даже флегматичный Сережа-турнист – ну, да, чего еще ждать от бывшего... последней каплей стала хула на таджика-заместителя, которую я произнес в его присутствии, будучи убежденным в его отсутствии.

Пидарасом я его назвал, а не то, что вы могли подумать.

Вопрос знатокам: отчего у меня сложилось такое нелестное мнение о начальнике?

Правильно - потому что он пидарас.

Меня обступают негодующие грузчики (и с ними один повар (отслужившие в армии, а потому невероятно крутые (или потому что толпой), приходится собрать вещи и немедленно! покинуть территорию. За паспортом, оставшимся в залог у директора, убравшегося из города по делам, придется приехать в другой раз.

Приезжаю через неделю, получаю паспорт. Уже сентябрь, Светы в лагере нет – она пошла в первый класс. Люба приглашает приезжать в гости, почаще. Она в сценическом костюме после представления. Живот и плечи обнажены. Роскошная грудь покрыта роскошным лифом. Ее обнимает за талию неизвестно откуда взявшийся парень-артист с накачанным голым торсом, прижимая ее к себе, как куклу, надменно глядя на меня свысока. Мысленно аннигилирую его напоследок.

Я понимаю, что я больше не подданный Королевы и верный пони Королевишны.

            
                ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
                В/Ч 5476
                ОРЕХОВО-ЗУЕВО


Глава 1-я

     Лежу плашмя на диване, накрывшись под подбородок одеялом. Напротив и чуть наискосок настенные часы. В голове арифметика: сейчас Свете 7 лет, до ее совершеннолетия... ладно, до возраста согласия, примерно 9 лет. Умножаем на 12 - получается 108 месяцев. При грубом подсчете это 3000 дней. Умножаем на 24 - выходит 72000 часов. Если учесть, что примерно половину из них я буду спать, ни о чем не беспокоясь, то прождать мне нужно совсем немного. Сколько же это будет в минутах? А в секундах? 4320000 минут или 259200000 секунд. Меняю руку.
     Отсчитываю про себя несколько секунд, чтобы определить масштаб задачи. Прихожу к выводу, что она вполне мне по плечу, учитывая, какой бонус ждет меня в конце циферблата.
     Отмечаю, глядя на часы, что пока я занимался подсчетами, прошло около 10-ти минут или 600 секунд (привет Алексан Глебычу), а это вполне солидная цифра, аж с 2-мя нулями. Отнимаю эти 600 секунд от общего времени и радостно констатирую, что от этой здоровой кучи времени едва заметно (не помню точно, сколько получилось), но неумолимо поубавилось.
     Точка опоры найдена, и, весьма удовлетворенный, я засыпаю с улыбкой на лице.

Глава 2-я

     Думаю себе - раз у меня образовалось столько свободного времени, не потратить ли его на что-то действительно полезное? Раскидываю варианты (бумагомарательство, бизнес, спорт) и понимаю, что все пустое... кроме службы в Армии. Прекрасной даме нужен рыцарь, а не черте шо.
     По прошествии многих лет я понял, что сделал тогда правильный выбор, и человечество за сотни лет так и не изобрело нового способа завоевания сердца Прекрасной дамы.
     Физподготовка у меня на отлично, умом бог не обидел - глядишь, стану еще лучше и интереснее. Кроме того, хотя бы пару годиков побуду на казенных харчах, что означает первый шаг на пути к самостоятельности.
     Полгода назад я уже призывался, но несмотря на мое горячее желание служить, мою мечту - "узнать жисть" - "зарезал" Военкомат, - отправили на обследование в неврологию, где установили, что я весьма здоров по этой части, но из-за потерянного месяца, проведенного в стенах больницы, я пропустил сроки призыва.
     Через какое-то время действительно пришла повестка, и я понял, что это мой шанс, который упускать нельзя.

Глава 3-я

     Как-то интуитивно я понял, что все женщины почему-то тоскуют по сильному плечу, и с тройным усердием стал развивать и без того экстраординарно сильные дельтовидные мышцы, накачанные когда-то сверхнагрузками - рвал сухожилия, толкая поочередно одной рукой в небо запредельные для себя веса, пока они не стали вполне посильными.
     Кроме уже освоенных отжиманий в стойке на руках у запертой двери (вестибулярка не очень) - чтобы не пи**ануться в случайно открывшуюся дверь, я добавил подсмотренный в Цирковой программе элемент - переход из стойки на 2-х руках в стойку на одну руку, и обратно с переменой руки, даже делал неполные отжимания, причем на кулаке, как чувствовал, что мне все это очень пригодится.
     Однако и этого мне было мало - я привык доводить все до совершенства.
     Я начал исполнять этот элемент на Диване, пользуясь небольшим амортизационным эффектом, и тогда отжимания в стойке на одном кулаке стали полными.

Глава 4-я

     Снова Военкомат, медицинская комиссия, раздвигание ягодиц (че там вообще, самому интересно), раздвигание полушарий перед психиатром...
     Весело заявляю: "Хочу служить Государю Императору до последней капли крови!", чем вызываю улыбки начитанных членов комиссии.
     ...И опять чертов невролог отправляет на повторное обследование в неврологию, но в этот раз я там не задерживаюсь - часики тик-так - отказываюсь наотрез от спинномозговой пункции (которая в прошлый раз согнула меня буквой, с которой начинается моя фамилия, на целый месяц... нарушил режим и тут же после операции побежал курить в туалет, где меня и прихватило), параллельно кручу роман с двумя... нет, тремя хорошими девчонками, отказываюсь от предложения заведующей неврологией отмазать меня, сделав липовый диагноз, - не забыв сердечно поблагодарить за заботу.

Глава 5-я

     И вот, в первых числах декабря (точно не помню, какого - лень встать с Дивана и заглянуть в военник), я затаренный жрачкой по самое не могу, прибываю в пункт сбора на Крутом (с которым у меня связаны весьма теплые воспоминания, привет, Кристина), после непродолжительных формальностей, мы загружаемся в автобус, увозящий нас в великое будущее.
     Заезжаем в место прощания с родными и близкими, утешаю, как могу рыдающих маму и тётю, и мы отчаливаем.
     В автобусе меня ждет теплый прием в теплую компанию - два близнеца, мечтательно глядящих в окошко, уже пьяненький парнишка, на остановке на перекур и оправку засылающий услужливого прапорщика-сопровождающего за догоном... больше никто не запомнился.
     Судьба распорядилась удивительнейшим образом так, что после демобилизации, приехав в Военкомат для постановки на учет, я встретился - с кем бы вы думали? именно с этим милым пьянчужкой, с которым мы разлетелись далеко в тот день 2 года назад, хотя я "откинулся" не день в день, поскольку за заслуги перед частью я был поощрен путем сокращения срока службы на пару недель, и эта приятная встреча в очередной раз убедила меня в том, что все на свете не просто.

Глава 6-я

     Прибываем на сборный пункт в Железнодорожный, нас принимает офицер в майорском звании, выдающий пока непонятное: "Строй, принять вправо!" Потом вообще смехотворное: "Выложите на стол все из ваших сумок и положите их так, чтобы было видно ваше днище". И ведь прав был... армия вообще разбила в моей голове много стереотипов (в том числе пищевых).
     Нас размещают в просторном помещении с нарами и удобствами, где мы можем попировать (напоследок).
     Уделав легендарные ножки Буша, мы приступаем к культурной программе. У стены стоит гитара, настраиваю, начинаю наяривать собственную вариацию Подмосковных Вечеров, Город Золотой (совместного авторства Иоанна Богослова, Хвоста и Бориса Борисовича Гребенщикова (того самого, который Бог), L'ete Indien (под собственное трубное сопровождение), пару собственных песенок. Лучимся от счастья. То, что начинается так хорошо, не может окончиться как-то иначе.
     Потом отбой.
     Отоспавшись и уже порядочно намаявшись от безделья, мы дожидаемся наконец движа - нас забирают на комиссию. Раздеваемся до без трусов, обходим специалистов - взвешивание, замер роста, объемов.
     Наконец нас выстраивают в шеренгу, и мы имеем торг с "покупателями" - представителями родов войск. Когда доходит моя очередь, на вопрос "где хочешь служить", четко отвечаю, что желаю служить во Внутренних Войсках, поскольку учился на юриста, и это мой профиль.
     Покупатель (Помощник Начальника штаба моей первой Части) вполне удовлетворен.
     Будучи помоложе я хотел попасть в ВДВ - падать с парашютом, крошить взглядом кирпичи и бить стеклотару об ум, но видимо остепенился.

Глава 7-я

     ПНШ, я и еще пара солдат загружаемся в козла. Дорога до Орехово-Зуево занимает час-полтора. Боковые стекла обмерзли, так что ощущения, как в чреве кита.
     Наконец доезжаем, зловеще скрипят колодки... выгружаемся перед воротами казармы. Я в нетерпении рвусь скорее попасть на территорию, но майор мягко осаживает: покурите пока.
     Готовы? Звонит в звонок: "прибыли".
     Нам открывает солдат в серой шинели* с автоматом наперевес, молча пропускает нас во внутренний двор. Фонари освещают широкие двери в казарму. На ступеньках видны несколько силуэтов, от которых через вечерний морозный воздух неожиданно доносится жутковатое протяжное:
     - Духи, вешайтесь!
     Преодолевая пару десятков метров от ворот до входа в казарму я понимаю, что попал в какую-то очень страшную сказку.

*а может в бекеше, точно не скажу

Глава 8-я

     Уже не так резво поднимаемся на 2-й этаж и попадаем в угловое помещение, заполненное уже обмундированными солдатами, прибывшими днями ранее (и позднее тоже будут прибывшие). Слева "кубрик" заставлен двумя рядами 2-хярусных кроватей, наглухо заправленных. Новобранцы - кто слоняется, кто занят мелкими бытовыми делами. Нам выдают хбшку, форменное бельё - "белугу", зимнюю шапку (все ментовское, от Юдашкина), общевойсковой ремень (портупею) со звездой, пряжку которой мы должны начистить до блеска с помощью пасты гои. Кокарду, петлички, шевроны - все это мы должны приладить сами. Берцев моего размера не находится, так что я остаюсь в своих гражданских козырных высоких ботинках коричневого цвета на толстой подошве со шнуровкой на крючках - последний писк тогдашней моды. Черное полу-пальто сдаю на склад. Получаем постельное белье, занимаю нижний ярус в центре внешнего ряда.
     Нас инструктируют - в туалет, на перекур и вообще из "подвзвода" - только строем и в сопровождении сержанта.
     Мой взвод - 4-й, в свою очередь делится на 2-3(?) отделения. Командиры отделений - мл. с-ты Ломакин, Хайккеннен (все призванные из Карелии)* - по дедовщине "воробьи", отслужившие в сержантской учебке в Лунёво** полгода. "Замок" - замкомвзвода - сержант Григорьев С. Я. - "Гриша", тамбовский - выдающейся красоты и статности парень, по дедовщине "ворона" - годишник. Командир учебного взвода - лейтенант Елшин - тоже красавчик, хорошего роста, светлой, в отличие от некоторых масти ;-) кто мы - нам уже сообщили. Нам предстоит (слу)жить в указанном режиме месяц.
     У Гриши козырная угловая койка со стороны выхода, его угол пустой (чтоб было место для манёвра). В противоположном углу кубрика одноярусную кровать занимает мой первый командир - Ломакин, маленький, тощенький, но какой-то непростой.
     На кармане у меня приныкан полтинник (хорошие деньги по тем временам), выклянченный у мамы:
     - Зачем тебе там деньги?
     - Как зачем - на мелкие расходы.
     - Все равно ведь отберут.
     - А я не отдам, - уверенно заявляю.
     "Мыльно-рыльные" выкладываем в один общий ящик у единственного обледеневшего окна. От меня в общий (как я выясню позднее) котел поступил Бленд-а-мед (или Colgate, не помню), хорошая зубная щетка (рекомендуемые лучшими стоматологами) и Saveguard - мыло от прыщей.
     По рукам ходит общевойсковой строевой Устав, в котором нас главным образом интересуют обязанности солдата, которые мы переписываем каждый в свою тетрадку и заучиваем наизусть, чтобы сержант не застал врасплох вопросом "А расскажи мне обязанности солдата, солдат?!"
     Для заварушки все готово.


*уточнение - Ломакин Курский
**Если хочешь жить х**во, поезжай служить в Лунёво (народная мудрость)

Глава 9-я

     Проходит несколько дней, все более или менее тихо-мирно, желудок привыкает довольно быстро к солдатской жратве, хотя где-то внутри тоскливо свистит дракон: "накорми меня", ходим каждые два часа на перекур в закуток слева от входа в казарму, без бушлатов, которые еще не выдали, так что я быстро простужаюсь на морозе после жаркого кубрика (чем подтверждаю свою национальность) и харкаю, как тот дракон.
      Командиры проводят с нами занятия по строевой подготовке, где я best of the best (спасибо смотрам строя и песни в школе), один самый яркий солдат, длинный и тощий, пришедший служить на один год по причине высшего образования, путает ноги, шарахается,  как испуганная лошадь (прошу прощения у этих милых животных за сравнение), вертится, как вертящийся дервиш (ещё раз сорри), чем немного разбавляет тягостную атмосферу. Звания, знаки отличия, во время построения на взлётке изучаю наглядную агитацию с изображением различных форм одежды для разных климатических поясов, особенно умиляет пробковый шлем и сандалии - на сафари вроде не собираемся, хотя хз.
      Начальник Учебного сбора - его высокопревосходительство господин полковник Углежог Ю. Ф., в прочее время полковой замполит - крупный мужчина в полевой форме и фуражке, что неожиданно не создает диссонанса. Замечу что это обычный стиль для наших высших офицеров - комполка, его замов и Гостева.
     Голос Замполита скрипит, как колодезный журавль (хороший знак), поговаривали, что этот человек подрезал солдатам пальцы гильотиной для обрезки сигар, но я им не верю. Однако ж, забегая вперед скажу, что кулаки у него настолько волшебные (гиревик), что мое левое ухо до сих пор горит при воспоминании о нём.
     Дальше не могу писать, слёзы застилают глаза.

Глава 10-я

     Кто находится между живыми, тому есть еще надежда, так как и псу живому лучше, нежели мёртвому льву.
     Экклезиаст

     П***ец, как говорится, подкрался незаметно.
     При возвращении после приема пищи в приоткрытую дверь одного из помещений штаба напротив нас я замечаю фортепиано (!) и настолько перевозбуждаюсь (не держал его в руках несколько лет), что делюсь своей мечтательной радостью с первым попавшимся ярославльским мудаком*, переведенным из другого отделения день назад: "Вот бы туда попасть поиграть".
     Мудак, довольно здоровый парень, тачающий свой худой ботинок, ответствует так:
     - Да ты какой-то у**ок! - с каким-то вологодским акцентом на ё и о.
     Со всех сторон как по команде начинают сыпаться насмешки и оскорбления. Особенно усердствует какая-то по-особенному гнусная рожа, похожая на коровью лепешку, по фамилии Хреньц, которую все почему-то подобострастно называют Дед (в том году на экраны вышел "киношедевр", "культовый" фильм "Брат-2", который сильнейшим образом повлиял на неокрепшие быдлячьи умы и стал источником неиссякаемого вдохновения для российских нацистов-унтерменшей)...
     Забегая вперед скажу, что я этого деда знатно повертел на земной оси, когда еще до окончания Курса молодого бойца меня, как наиболее подготовленного солдата, отправили обживать новую казарму, Морозовскую.
     Так вот, из штаба пришел приказ - Ганнущенко собрать вещи и загружаться в ожидающий крытый грузовик (не знаю марки, не разбираюсь в бибиках) с другими штабными, по-военному быстро укладываю свои пожитки на постель, скручиваю ее валиком и устремляюсь к выходу.
     От окна отделяется коровья лепешка, намереваясь уделать меня, воспользовавшись тем, что у меня заняты руки.
     Я мгновенно перекладываю ношу в правую руку и выставляю левую в сторону коровьей лепешки, которая в ужасе опять прилипает к окну, где оно постоянно грело об батарею свою белесую прыщавую спину:
     - Только дёрнись, мразь.
     Не прощаясь, марширую дальше.
     Почему оно испугалось, начинаю немедленно излагать.
     Свистопляска продолжается, каждый показывает свои достоинства и таланты, которые сводятся в основном к непотребщине.
     Я замыкаюсь в себе, параллельно отмечая про себя, кто уже потерял человеческий облик, а кто только собирается.
     В свою очередь за меня принимаются сержанты, вколачивая в меня азы строевой службы, которые зовутся Принципом воинского единоначалия.
     Особенно усердствует приглашённый из другого взвода в качестве консультанта командир отделения сержант Коля Шаболтай: он заколачивает пинками мои ноги под табуретку, на которой я сижу, изучая Устав:
     - Вот так надо сидеть на табуретке по уставу... И спину выпрями!
     Заметив, что ремень со звездой у меня не затянут, как положено, закручивает для демонстрации моей расслабленности пряжку несколько раз, а потом затягивает на мне ремень так, предварительно обернув ремень вокруг моей головы (видимо какой-то стандарт из устава), что я становлюсь похож на осу, а дышать становится решительно нечем.
     - Ты что, хочешь по уставу?! Да ты знаешь, что по уставу срать ходить можно 2... нет, 1 раз в день?! А ссать - 3... нет, 2 раза в день!
     В другой раз во время построения учебной роты этот маленький человек тянет меня за руку, пытаясь оторвать ее от моего бедра, но х** там.
     Тогда он вцепляется другой рукой в трубу отпления, продолжая попытки привести меня в нестроевое состояние, но нарывается на мой рык с парой коротких слов.
     В другой раз Хайккеннен заходит сзади строя, изучая похотливым взором мои упругие ягодицы:
     - Кто-нибудь пробовал? - чуть не облизываясь.
     Потерпи, браток, тебе до дембеля всего полтора года, на**ешься еще.
     Очередное построение, Хайккеннен на мягких лапках подходит ко мне и нежно глядя в глаза неожиданно щелкает меня сложенными пальцами по самому дорогому, аж тихий звон пошел.
     Если он хотел проверить мою реакцию, то наверняка остался доволен, поскольку в следующее мгновение он уже сползал по стене напротив, получив "двойку" в грудак.
     На построении замечают, что я стрижен недостаточно коротко, и за меня в кубрике берется Ломакин, в чьем распоряжении имеются только тупые маникюрные ножницы, которыми он терпеливо меня стрижет ближайшие 2 часа. Когда я был обстрижен с одной стороны, пришлось в таком виде идти на ужин, повеселив весь личный состав полка, а после ужина продолжить.
     На дембель уходит несколько человек.
     Один прижав меня как-то в углу, начинает допытывать меня:
     - Сколько наших парней ты убил в Чечне? Признавайся!  - я родом из Грозного.
     Поясняю, что уехал за год до войны.
     Соответственно никого не успел убить.
     На меня наседает солдатня, требуя отдать ботинки, отказываюсь наотрез. Скрысить ночью ни у кого желания нет, но есть надежда, что отдам сам.
     На взлетке наваливаются на меня толпой, спиной вжимаюсь в стену, меня пытаются завалить, бьют по ногам, но без понту.
     Начинают умолять - отдай ботинки, парням на дембель идти не в чем.
     - В чем проблема купить?
     - Таких козырных здесь не купишь, а хочется откинуться красиво.
     - Я тоже хочу уйти на дембель красиво, в чем пришел.
     Разговор заходит в тупик.
     Неожиданно дембель, наблюдающий за происходящим, спрашивает меня:
     - У тебя какой размер?
     - 42-43.
     - А давай я у тебя их куплю?
     На мгновение задумываюсь...
     - Сколько дашь?
     - Ну ты за сколько покупал?
     - 100 рублей.
     - Ну давай я заплачу тебе 70 рублей, они ведь ношеные, - так честно будет?
     Еще мгновение...
     - Отдам за 50, деньги вперед.
     Возвращается с деньгами, не считая (просто взвесил) сую в карман, без рук снимаю свои любимые ботики, ногой пододвигаю их к нему и ухожу.
     На построении замполит обращает внимание, что я стою в шерстяных носках, берцы моего размера волшебным образом находятся.
     Гриша "дрочит" (сильно напрягает) взвод, выколачивая деньги, у кого сколько есть.
     Все нищеброды.
     Несмотря на ужасы рэкета ("сушка крокодилов", "висения гиббонов", упор лежа и т. д., в чем я не участвую), я аккуратненько перекладываю на ночь пакетик с деньгами и сигаретами то в трусы, то под подушку, то под матрас - по ситуации.**
     Уроды продолжают изощряться в тупоумии.
     Отступление - уже служа в штабе я получил информацию, что весь наш б***ский 4-й взвод был упакован "блатными", за мзду, в основном сынками всяких местных мусорских шишек.
     Ситуацию неожиданно спасает, хоть и дорогой ценой, Гриша. Он подкатывает ко мне с вопросом - говорит: у тебя в личном деле написано, что ты владеешь английским и французским - можешь меня научить? Мол, моя приятная картавость пропадает втуне.
     Когда мы под его руководством разучивали нашу Строевую песню "Главное...", адаптируя ее ритм под строевой шаг, я отметил про себя, что у парня есть слух, голос и чувство ритма, поэтому с радостью соглашаюсь на предложение.
     Мы перетаскиваем в пустующий угол письменный стол, и я начинаю отрабатывать на ЗКВ свою собственную методику, выработанную для курсов 2-х языков, которые я месяц вел в нашем ДК для детей. Когда пришла повестка, я попросил детей оплатить почти полный месяц - кажется, это стоило магические 50 рублей, а на следующем занятии с сожалением объявил своим студентам, что нам придется расстаться. Девчонки (а моя группа состояла исключительно из девочек разного возраста, сам не знаю, почему местных пацанов не интересовало личностное развитие), также искренне огорчены, поскольку за месяц моего терпеливого труда, ибо все - разных способностей, между нами уже сложилась стойкая взаимная симпатия. Они желают мне удачи....
     Мы начинаем занятия, Гриша старательно записывает в тетрадку материал, осваивает грамматику, оттачивает произношение...
     Обращается ко мне по имени!
     Вся ё**ная шобла сидит, пуская слюни - спиной чую.
     На какое-то время наступает затишье... как обычно перед бурей.
     Среди ночи, когда недавно только улеглись и забылись могучим сном после изматывающего дня и очередной вечерней задрочки со всяким дерьмом типа мытья взлетки и бесконечных "учебных" отбоев-подъемов, с грохотом распахивается дверь, и с воплем:
     - 4-й взвод, подъем! - врываются: старший сержант Емельянов, он же Емеля - довольно невеликого росточка военный, уже знакомый нам Шаболтай и ворона Фока - мордатый парень со шрамом через полщеки.
     - 45 секунд, время пошло!
     Я отдираю голову от подушки, с трудом соображая спросонья, что происходит, но нутром чувствую, что ничего хорошего сей эксцесс не сулит.
     Емеля рвет глотку, отсчитывая секунды. В процессе облачения по полной форме привожу тело и голову из ватного состояния в обычное - стальное.
     Взвод беспорядочно мечется, выстраиваясь по отделениям.
     Наконец, под пинки, тычки и крики наших сержантов, занимаем свои места в строю, выравниваем шеренгу.
     - Равняйсь... отставить... равняйсь... смирно!
     По мутному бычьему взгляду становится ясно, что Емеля изрядно пьян.
     - Взвоод... Вспышка с тылу!
     Взвод, гремя ботинками, падает мордами в пол.
     Все, кроме меня.
     - Отставить!
     Так же с грохотом поднимаются на ноги.
     Положив взвод еще с десяток раз, Емеля открывает второй акт - проп**живание.
     Пробивает "раму" поочередно каждому, - бьет с размаху в грудную клетку - кулаком либо с локтя, придерживая ударную руку за запястье другой рукой, потом добивает коленом согнувшегося духа.
     Все это время наблюдавший за тем, как я отчаянно забиваю на все происходящее, Шаболтай, не выдержав наконец душевного волнения, подлетает ко мне:
     - С тылу **анись!
     Ноль эмоций.
     Пытается пробить мне грудак. Делаю блок обеими руками, когда же сержант пытается на меня навалиться, слегка отталкиваю его скрещенными кистями, так что он отлетает, как моська.
    - Ты чё, суукаа?! - рвется ко мне, но его отодвигает в сторону Емеля.
    - Солдат, смирно...
    Подошел ко мне вплотную, глядя мне в глаза где-то от уровня моей переносицы.
    - Ты знаешь, кто я? - шипит он.
     Я таки знаю... этот обсос - дед, старший сержант Емельянов, Заместитель командира 1-го взвода учебной роты, на время отсутствия капитана Татаева, а также при недоукомплектованности 1-го взвода своим командиром, по субординации Временно исполняющий обязанности Командира учебной роты... однако считаю неумным озвучивать очевидное (спроси у наших обезьяноподобных), тем более смутно догадываясь, что за этим вопросом обязательно последуют другие, с каким-нибудь подвохом, которые могут увести меня в неведомые дебри... Ну, например, я не удосужился запомнить его отчество, а звали его Лёха, Лёша, Алексей.
     Не дождавшись ответа Емеля подносит пакшу к моему горлу, слегка сжав мне кадык, и повторяет вопрос...
     Ответ тот же.
     Вцепляется мне в горло под самую кость и начинает давить тренированными пальцами на гланды.
     Б***ь, сдохну, но не скажу ни слова.
     Несмотря на боль и потемнение в темных глазах, сохраняю строевое лицо и строевую стойку.
     - Француз, ты чё думал - за Гришу спрячешься? Х** угадал - я тут главный...
     Наконец разжимает клешню.
     - А к Грише у нас свои вопросы...
     К ЗКВ подскакивает Шаболтай и объявляет, что пришло время ему поквитаться за то, что в Учебке, будучи командиром отделения, Гриша их - нынешних младших сержантов, а тогда обычных душар-курсантов, жестоко дрочил... напоминает ему пару холодящих душу эпизодов, типа физо по колено в ледяной воде на протяжении всей ночи.
     Прижимает Гришу к койке и после того, как не удается его завалить, бьет ногами. Гриша отказывается зарядить лося - не положняк ему. Шаболтай пытается настучать ему по чану табуретом, но тот уходит в глухую защиту.
     Возвращаются ко мне.
     - Заряжай...
     Думаю недолго.
     Рассудив про себя, что живой герой лучше мёртвого героя, прикладываю крест-накрест ладони тыльной стороной вниз чуть выше лба, Емеля делает замах табуретом и коронует меня несколькими резкими мощными ударами. Я тверд как фонарный столб, но в голове ад - на месте мозгов осталось, наверное, крошево.
     - Теперь безрогого, - опуская голову, получаю еще несколько ударов по голой макушке.
     - Теперь самоубийцу... - для несведущих: лось-самоубийца - это когда ты с разбегу врезаешься головой в стену.
     А вот х**-то там, не дождетесь...
     Пауза.
     - Вспышка с тылу... - технично обрушиваюсь всем телом, закрывая по всем правилам голову руками.
     - Отставить...
     - Вспышка с фронту... вспышка справа... вспышка слева...
     Неизменно демонстрирую изрядную реакцию и отличную технику исполнения.
     Шаболтай снимает с ноги ботинок, бросает передо мной:
     - Принёс... бегоом! - приношу.
     На столе сидит, болтая ногами, Фока, в полурасстегнутом бушлате и в шапке набекрень, светя своей особой приметой... заметив, что я поглядываю на него с отчаянной надеждой, берет наконец слово:
     - Слышь, душара... мне по**й, что ты тоже из Куровской... это армия... здесь не имеет значения, кто откуда, а имеет, кто сколько прослужил... тем более, что ты к нам х** знает откуда приехал, а я в Куровской родился и прожил в ней всю жизнь... так что никакой ты мне не земляк. Понял... *****? - извергает очень грязное ругательство и сплевывает.
     За пару дней до описываемых событий он душевно разговорился со мной в умывальнике, и я с преждевременной, как оказалось, радостью узнал, что мы - из одного города, и посчитал, как выяснилось зря, что в его лице я обрел покровителя...
     Отмечаю про себя, стиснув зубы, что Куровское - весьма небольшой город, Заречка, в которой он живет, - и того меньше... что у меня есть телефонный справочник с адресами абонентов, что по**й - больно и вообще можно сплюнуть зубы.

     Сделаю приятное отступление.
     Через много лет одним августовским днем я ползу в местный супермаркет в центре города, чтобы купить сигарет, потом надо ковылять в Заречку через мост с подъемом, в поликлинику - переоформляю инвалидность. Пешком в лом, п***ец.
     Стоянка рядом с супермаркетом, обычно заставленная такси, почему-то пустует.
     Мысленно отрываю от сердца 100 рублей, вызываю такси. Ожидание долгое, когда уже почти отчаиваюсь дождаться, наконец подкатывает.
     Усаживаюсь, здороваюсь, сообщаю пункт назначения, поехали.
     Водила, меланхолично:
     - Чё, страшно пешком идти?
     - Почему должно быть страшно?
     - Ну, не знаю, обидит кто по дороге...
     - С чего меня кто-то должен обидеть?
     - Ну, сегодня ж день ВДВ...
     - А... Как-то забыл на календарь посмотреть... да и не слежу, если честно, когда им жопки обосранные в фонтанчиках полоскать.
     - И вообще... Служим мы в войсках ВВ, это вам не ВДВ...
     Пауза...
     - Ты че, в ВВ служил? - он мне.
     - Ага. Почему спрашиваешь?
     - Я тоже служил в ВВ...
     Становится интересно.
     - В ментовскИх или в зеленке?
     - В ментовских.
     - И я в ментовских... ну вот, одним патрулем, думаю, справимся, - шучу типа.
     Потом, чувствуя, как разгорается азарт:
     - А ты в какой части служил?
     - Здесь, в Орешке - 5476
     Прикольно.
     - Ну и я в ней начинал... А какой призыв?
     - II-96
     Я, быстренько посчитав, что рядом со мной сидит ворона, уже улыбаюсь во всю харю, в предчувствии сюрпризов:
     - Я II-97... А фамилию скажи?
     - Фокин...
     Я смеюсь, провожу пальцем себе вдоль щеки:
     - Фока!
     Наконец поворачиваюсь к нему и вижу худощавое лицо со шрамом.
     - Ну вот мы и встретились (земляк), - с замаха протягивая ему руку.
     Пока ехали, рассказал вкратце, как меня помотало по округу, и что за 2 года я прошел два полка и два батальона...
     Ну, и бонусом, конечно, сэкономил стольник.

     Дальше - отлосячили еще одного командира отделения, не помню имени, как и не помню за что - тихий, спокойный парень, экзекуцию выдержал мужественно, хотя едва не потерял сознание. Мне посоветовали больше не быковать - кажется, я как-то до этого быканул на сержанта...

     - Может ты хочешь со мной силами помериться? - Ломакин...
     - Давай! - обрадованно рванувшись сержанту навстречу.
     - Бык?! Будем разбычивать...
 
     ...а также обратиться в санчасть, сделать йодовую сетку на руках, раздувшихся, как две огромные жабы, а также на ушибленную голову, на которой выросла шишка, как вишенка на оленьей голове. В санчасти робко спрашиваю - не передают ли они информацию о подобных инцидентах командованию? Медики тихо похихикали, но сетку сделали, и на том спасибо.
     На утреннем построении, обходя строй, Емеля подошел ко мне, прикоснулся к моей руке и удивленно спросил, кто это тебе сделал... я в недоумении, мне потом поясняют - мол, нажрется, потом ничего не помнит. Ничего, я напомню.
     Проходит несколько дней, пока я зализываю раны, взвод потихоньку хихикает и шепчется, мол, уделали героя. Начинают смелеть, в отсутствие сержантов вертятся вокруг меня, но как-то ссыкотно. Наконец один осмеливается на меня наброситься - с очень накачанными грудными мышцами, изрядно больше моих, но он забыл про ягодицы.
     Я беру в кулак левой ворот его кителя, как мой любимый Ian Gillan свой шейкер, резкий тычок в горло и тут же рывок на себя с разворотом в 180 градусов, втыкаю его в угол между Гришиной койкой и стеной, так что затаившиеся сзади шакалы разлетаются, как кегли. Еще после пары тычков об стену противник окончательно деморализован, слегка отдираю его от стены, так что между ней и его затылком образовывается небольшой зазор, которого достаточно, чтобы приложить его от всей души, заношу правую для убийственного удара тыльной стороной ладони.
     Finish him!
     На лице его смятение.
     Кто-то из сержантов разнимает...
     Оправдался потом салом и солеными огурцами. Очень было вкусно, спасибо.


*Барышев

** после многих безуспешных попыток выколотить из меня деньги, Гриша берет этот полтинник у меня в долг (Серёга, можешь не возвращать!)

Глава 11-я

     Меня берут в штаб - к вожделенному инструменту, музыкальному. Пару деньков разыгрываюсь, возвращаю память пальцам. Гвоздь моей программы - Песня о далекой Родине, творчески переосмысленная Леонидом Агутиным... услаждаю слух (слух) сидящего за стенкой замполита.
     Этому, однако, предшествовало происшествие.
     Непризнанные таланты нашего взвода звереют, и однажды, накидывают мне на голову одеяло. Я, не будь дурак, раскидываю чертей и выскакиваю на взлетку, хлопнув дверью. На шум выскакивает Папа - полковник Попов В. И., спрашивает: "что случилось?" "Ничего, товарищ полковник, просто так торопился в туалет, что немного резковато открыл дверь".
     Папа устремляется в наш подвзвода. Через полминуты выскакивает оттуда в ярости: "ты что здесь вытворяешь?!"
     Наступает моя очередь прийти в ярость: "я вытворяю?! да вы знаете, что они хотели мне темную сделать?!!" - ору.
     - Ты о**ел на меня орать, жидяра?!!! да я тебе... - и понёс... расписывать с присущей ему экспрессией дальнейшие незавидные перспективы моей жалкой жизни...
     - Досрочно привести к Присяге, потом на гауптвахту, потом в Чечню!..
     Тут я прихожу к пониманию, что человек передо мной, с лысиной, блестящей от капелек пота, мой большой командир, и что я перед ним хер обосранный. Отступаю на положенные два шага, принимаю стойку "смирно": виноват, исправлюсь... прошу прощения, товарищ полковник, - забылся.
     Папа смотрит на меня с теплотой
     - Разрешите идти?
     - Иди, куда ты там собирался.
     Приложив руку к виску делаю разворот кругом, несколько шагов строевым, потом перехожу на бег.
     С наслаждением отливаю без сержантского надзора.
     Возвращаюсь в кубрик, черти начинают похваляться, как они обманули Папу - мол, сказали ему, что Ганнущенко бегал и бился головой об стену. Долб**бы, кого обманули...
     Кстати, не припоминаю, чтобы кто-нибудь из этих отбросов после присяги попал в строевую роту - видимо раскидали по Северным е**ням, чтобы не портить стадо.
     В штабе, кроме музицирования, я на подхвате у старших писарей, проникаюсь духом штаба войсковой части. Какой-то момент увлекаюсь и выхожу на ступеньки казармы покурить. Меня тут же отлавливает кто-то из штабных:
     - Ты почему один?
     - Я отпросился.
     - У кого?
     - У ПНШа.
     - А ну, пойдем спросим.
     ПНШ как бы в гневе: "Мной прикрываться?! Обратно в роту".
     Меня греют деды - выезжая на службу, покупают мне сигареты за мои деньги, L&M, шоколадки. Как-то заглядывает один воробьишка, спрашивает, умею ли я рисовать... ну, вроде да... Лошадей в детстве любил рисовать. "У меня есть для тебя работенка". Отпрашивает меня у сержанта и отводит в кубрик к дедам. Задача - написать портрет с фотографии для дембельского альбома. Мне дают карандаш и листок. На фото - симпотная девчонка, старательно вырисовываю ее черты, получается красиво, но это не она - черты более правильные... тем не менее получаю свою награду - пару часов спокойствия в кубрике дедов.
     - Сержант, давай деньги...
     Я просыпаюсь, передо мной сидит на табурете какое-то очень крупное и мускулистое, обнаженное по пояс (сверху) тело. Стряхивая сон, выпрямляюсь на кровати - места для маневра нет совсем, слева - тело, заполняющее собой весь проем, справа нервно дышит боевой товарищ-дух, сверху - прогнувшаяся от жиробасины на втором ярусе металлическая сетка, в которую я упираюсь стриженой макушкой.
     - Сержант, давай деньги...
     - У меня нет денег, - я.
     Получаю мощный тык каменным кулаком в бочину. Ощупываю пальцами ног пакетик с остатками дензнаков в ногах под простыней - вроде без недостачи.
    - Сержант, давай деньги...
    - У меня нет денег, - постепенно мой бок превращается в отбивную, я раскачиваюсь под ударами, как китайский болванчик. Наконец бок доведен до нужной степени отбивки, и я выпаливаю:
    - Я не сержант! (И у меня нет денег)
    - Что ж ты сразу не сказал?! (Что ты не сержант)
    Трегуб - а это был именно он, Олег Трегуб, Ночной комбат - оружейник из РМТО, по совместительству хлеборез (и в душе немного кулинар), гроссмейстер двухпудовой гири, абсолютный чемпион части по армрестлингу, и не только по нему (но и по художественному слову, о чем немного позже), а также по метанию табурета, вскакивает с табурета и запускает его в сержанта:
     - Быстро лёд ему! - (мне). Отвешивает вдогонку пинка, сержант отколупывает от окна снежно-ледяные комья (насколько помню - шариковой ручкой), находится пакетик, мне ставят компресс, и я пытаюсь заснуть. Бок саднит нещадно. Еще хуже мучает совесть, что я зажопил чемпиону немножко из своих еврейских богатств на вожделенную баклажку джин-тоника.
     Через пару дней Учебная рота отправляется строем в баню - идти, а местами бежать (как обычно под градом оскорблений), довольно долго, с полчаса. Взвод дожидается своей очереди, заходим, раздеваемся, идем мыться. Сержант, с деланным удивлением:
     - Что это у тебя?! - на мой иссиня-черный бок...
     - Вы ж сами видели? (товарищ с-т) - удивляюсь я...
     - Ничего я не видел, пиши объяснительную.
     - Что писать-то? И на кого?
     - На взводного. Писать... ну, например: "Упал с брусьев на гирю".
     Возвращаемся в роту, беру у Ломакина листок бумаги и ручку, уединяюсь за Гришиным столом.
     Делаю "шапочку":
     "Командиру взвода... Объяснительная".
     Далее:
     "По существу заданных мне вопросов могу пояснить следующее: гематомы на левой стороне моей спины и на левом же боку явились следствием внутреннего кровоизлияния, приведшего к инфильтрации, произошедшего по причине ушиба, явившегося результатом падения, случившегося по моей собственной неосторожности - подскользнулся на собственной сопле".
     Дата, подпись, расшифровка.
     Делаю глубокий вдох, чтоб не прыснуть, иду и подаю Ломакину, сидящему на своей койке:
     - Написал.
     Тот изучает мою писанину, поднимает на меня водянистые глазки:
     - Ты дурак?
     - Что такое? - немного обиженно.
     - Че летёха скажет - мы у себя подвзвода сопли разводим? Переписывай.
     Переписываю - упал с брусьев на гирю.

     А вот как Трегуб огреб живительных молотков... я уже в строевой роте, собираемся на службу, я бреюсь у умывальника. Слева подкатывает Трегуб: "Это мое место, с**бался". Ноль эмоций. Подносит кулак к моему лицу: "Считаю до трех". Продолжаю бритье. Закончив отсчёт бьет меня в лицо. Немного не добрившись роняю в умывальник станок, резко разворачиваюсь и начинаю фигачить серию фирменных "двоек" в лицо противнику. Заколачиваю его к противоположной стене, тот ничего не может возразить. Меня оттаскивают, Трегуб в сердцах бьет меня в лицо и ругается "сукой". В процессе поединка с моего левого плеча слетает фурункул размером с майорскую звезду, - обычное дело в казарме от грязи и авитаминоза, который я безуспешно лечил, гной вытекает, ранка через пару дней заживает на адреналине.
     Проходит несколько дней, стою с товарищем в импровизированной курилке на площадке, ведущей в подвал. Неожиданно появляется Трегуб, достает и ссыт сквозь перила. Я облегчённо вздыхаю - реванша не предвидится.
     - Стукач, а почему ты меня Папе не сдал?
     - Сам как думаешь? - ответствую.
     Тот стряхнул, пожал плечами...
     Тема оказалась закрыта.
     Тут надо пояснить за "стукача". По КМБ я заглянул как-то на огонек к Замполиту. Тот пребывал в игривом настроении и в присутствии других офицеров предложил мне коньячку, налив из фляжки с полки в изящную рюмочку. Я конечно потянулся за любимым напитком, но получил отлуп: "Нет, я тебе не дам..." Выйдя на взлетку я стал похваляться обступившим меня духам, что Замполит держит меня за своего, - наивный чукотский юноша - типа "Господин назначил меня любимой женой!"
     Получилось так, что кто-то донес Папе, тот взъ**ал Углежога, а я получил звание стукача, "который сдал замполита". И не только его.

Глава 12-я

     Физподготовку исправляю с "отлично" на отлично с двумя плюсами: с самого подъема взвод загоняют во внутренний двор, мы ходим по кругу гуськом, держа руки за головой, когда устаем - упираемся в колени, когда совсем обессиливаем - в мерзлую землю, на этот случай есть тряпичные рукавицы, сержанты не дают сбавлять темп, погоняют нас, как... гусей. Ловим "бабочек", отжимаемся, бегаем по кругу, идем на турники. Подтягиваюсь 13 раз - ровно на "отлично".
     Шаболтай, падла, тянет меня за карман бушлата вниз, потом и вовсе виснет на мне, несколько сильно усложняя задачу.
     Я пришел с весом 82,5 при росте...
   
     Тут я должен открыть страшную тайну. Я держал ее в себе все эти годы, и только обстоятельства, о которых я считаю себя обязанным молчать, поскольку это не мой лишь только секрет, заставляют меня признаться в подлоге. Все дело в том, что меня никогда не устраивал мой рост, который немного не дотягивал до хорошего мужского роста - 1 метр 75 сантиметров, и, вставая в ростомер, я слегка, совсем не заметно, приподнимался на носочках, прибавляя себе недостающий сантиметр, чтобы служить, в сапогах, в сапогах, так же, как все... Фуух, аж от сердца отлегло.

     На построении сержант с серьезным видом:
     - Кто пойдет на ЧК?
     Я оживляюсь:
     - Я! - оказывается, что это чистка картошки, очередной развод.
     Строй смеется.
     Однако ж, на ЧК мне удается урвать луковицу, и я в самый голодный момент достаю из кармана ее и приныканный после столовой кусок хлеба (соли добыть к сожалению не удалось) и вгрызаюсь.
     Раздается вопль сержанта:
     - Есть полюбил?!
     Меня отправляют в наряд по Очкам - проще, смывать говнище за безрукими с помощью ушата (как-то поначалу службы, не найдя ручку смыва (там и бачок отсутствовал), я, заприметив ушат в углу, набрал в него воды и смыл за собой - так на меня посмотрели, как на дикаря, дитя гор) и промывать длиннющий желоб для небольшой нужды.
     Скрепя сердце отправляюсь выполнять приказ - в то время, как более удачливые духи подрываются на "один", выполняют мелкие поручения и делают сержанту вентилятор с помощью вафельного полотенца, посмеиваясь надо мной, пока сержант блаженствует на своей койке с сигаретой, переключая время от времени скорость.
     Другой состав наряда из другого взвода подряжены мыть пол. Как-то наблюдаю, как сотоварищи торопливо наворачивают в туалете неизвестно где раздобытые конфеты, затаившись у дальней стены, и это при том, что в помещении аммиачный дух стоит очень крепкий, так что глаза в этом помещении стОит приоткрывать, только чтобы сориентироваться в пространстве. Сочувственно думаю, что в принципе могли стрескать и в кубрике - все равно дальше очек не сошлют.
     Со временем я становлюсь вечным дежурным по очкам, что даже начинает мне нравиться, поскольку бонусом я получаю привилегию передвигаться вне нашего каменного мешка без сопровождения сержанта и не в компании клинических идиотов.
     За какой-то косяк (или выражаясь иначе - "залёт") меня "воспитывают коллективом" - прокачивают отделение, состоящее из каличей (у кого сердце, у кого малоумие, у кого кровавый понос) - как медкомиссию-то прошли?
     Я забиваю на приказ, они в упоре лежа пытаются мне угрожать - я смеясь кладу на них болт.
     Настает черед получать гычи - тут надо надуть щеку, чтобы не поранить об зубы, сержант бьет по щеке сложенной жменей.
     Я опять отказываюсь.
     Меня уговаривают - ну не роняй авторитет сержанта, ну что тебе стоит... ну один разочек...
     Ну если авторитет, и если один разочек...
     Подхожу строевым к сержанту:
     - Рядовой Ганнущенко к гыче готов! - надуваю, получаю средненькую гычу... тот тянет ручку продолжить процедуру - понравилось.
     - Так, уговор был на одну! - оба довольно улыбаемся.
     Шаболтай не унимается.
     Рассаживаемся в спортзале, читают какую-то лекцию - не вник, поскольку забился в угол и задремал, просыпаюсь от вопля Шаболтая:
     - Гнус! спать полюбил! - милое погоняло... по духанке.
     Вытаскивает меня за шиворот, кладет в упор лежа. Доводит до полного бессилия:
     - Ничего, быстрее жир растрясешь, - и в самом деле, нашими общими стараниями за месяц КМБ я скидываю 17,5 кг - до 65-ти.
     Устраиваем спортивные состязания - я вечно третий.
     Подтягиваемся - меня заставляют делать упражнение по полному циклу - от нижней точки до верхней, в то время, как одна мусорская макака раскачивается на перекладине взад-вперед, а то и вовсе по непредсказуемой траектории(да он и ходит, как на снегоступах, а бегает, как будто кругом говно, и он боится в него влезть), глядя на все это умудренный Гриша резонно замечает, что человек в процессе эволюции давно отделил большой палец от ладони, но не только лишь все, на что это живое свидетельство обратимости эволюции только весело хохочет, поскольку он и слов-то таких не знает.
     Витя Чума - слыхали наверное про него? Вагонами воровал.
     Второй - Мишустин, симпатичный высокий парень, отличного сложения с мощным бицепсом - жим лёжа 120 кг, в то время, как у меня - максимум 100. Кладет меня на руках за пару секунд, и то играясь. Уважуха.
     Первый - инвалид по зрению, но по духу... тоже калека, жим что-то около 150-ти, божится, что накачал свои куриные грудки с помощью картошки с мясом (видимо мясо от коровы на анаболиках). Падает с тылу перед всяким встречным-поперечным в самых неподходящих для этого местах, типа умывальника - настоящий русский богатырь (совсем, как Теsuck), на перекличке выпукивает своё "Я" во все воронье горло, пытаясь перекрыть мой приятный баритон, так что сержант не выдерживает этого пи***ца и крутит пальцем известно где.
     Его (не сержанта) очень скоро комиссовывают - то ли по зрению, то ли по чему еще - тоже в области головы.
     Уже в роте, после Присяги, нам устраивают соревнования по армрестлингу среди своего призыва, мудак Барышев (старший) кладет меня - у него здоровый кулак и мощное предплечье... раздухарился и как-то полез ко мне в драку.
     Исполняю коронку: хватаю левой за грудки, тут же перехватываю чуть повыше, поскольку натыкаюсь на иголку, припрятанную хозяйственным солдатом за лацкан, и вколачиваю его в стену несколькими тычками... перепуганный орет:
     - Уберите его от меня! - технический нокаут.
     В другой раз стою "на тумбочке" - пост дневального, Барышев-младший - жилистое тело с огромными кулаками и кудрявой, как у Ленина, головой, метЯ взлетку, начинает мне грубить, а потом тыкает метелкой мне в лицо.
     Тигр кладет свой немаленький хер на устав, по которому дневальному не можно оставлять свой пост ни при каких обстоятельствах, спрыгивает с тумбочки и прижимает дурака к перилам лестничной клетки напротив, едва не перекинув его через них, после чего вальяжно возвращается на постамент.
     Однако, я тоже получил хороший урок: одним днем меня подзывает к себе тело нашего призыва - какой-то крепкий, как башня, парниша, затаскивает меня за грудки в закуток и, резко притянув к себе, бьет меня в лоб своим каменным лбом - у меня аж зубы закрошились. Пару минут стоИм в клинче, лоб ко лбу, но силы оказались равны, и никто никого не сумел завалить.
     Я удивляюсь - откуда у этого человека такая сила?
     Позднее я вижу, как он занимается с гирями - делает поочередно двумя руками рывки сначала пудовой гирей, потом 24-х килограммовой... Пятый элемент найден.
     Вернемся на Духанку... меня возвращают в Штаб, Замполит отдает помещение с инструментом мне в полное владение - в качестве платы я должен регулярно мыть в нем пол - это дело плевое, поскольку я к нему с детства приучен.
     Расширяю репертуар, когда однажды высшие офицеры собираются на прослушивание - исполняю гимн СССР, все ту же Песню о далекой родине, что-то из классики... Соната, которую я играл на Академконцерте в честь выпуска из ДМШ... Гвоздь программы - Экспромт "Муха в паутине". Далее как по сценарию - начальник химзащиты майор Гостев:
     - Я так тоже смогу... Мурку давай... - я в недоумении... кина обсмотрелся что-ли, начинаю подбирать...
     - Нет, в банду тебя нельзя засылать... сиди разучивай.
     Разучил. Можно засылать.
     Сержант из другого взвода креативит - строит свое отделение, играем в Угадай мелодию, не угадывают - отжимаются. Для пущего эффекта одного солдата ставит сбоку фортепиано, тот, деревенский парень, после инструктажа, картинно изогнувшись, упирается локтем в крышку.
     Отжимаются долго и упорно.
     А вот как я получил свой первый и последний в жизни гонорар за поэзию.
     Парнишка из другого взвода подкатывает ко мне с предложением - у него есть шоколадный батончик Lion King - он просит написать стихотворение на французском для его девушки, чтобы сделать ей приятное... Написать, как для своей.
     Я очень недолго думаю, кто моя девушка... Удаляюсь в свой музыкально-литературный салон, где устраиваюсь за письменным столом, кладу перед собой листок и пишу сразу начисто, решив сделать стиль совсем изящным:

     Je veux dire,
     Qu'en effet
     N'on pas tire,
     Rien on fait

     Вспомню нежно -
     Ты - мечта,
     И конечна
     М а е т а

     Crois, ma fille,
     Ma vigueur,
     Notre vie
     Et ton coeur,

     Tes oreilles,
     Et tes yeux
     Et tes ailes,
     Ma oiseau

     И Король Лев - мой.

     Командир взвода, лейтенант Елшин, проводит строевую подготовку на плацу, который находится на забором части.
     Останавливаемся на перекур. Елшин стоит поодаль. Хреньц, шагавший в голове колонны, картинно разворачивается и начинает подвывать с пришепетыванием и, как обычно, сквозь зубы, - будто боится проникновения извне инородного тела, доверительно обращаясь к взводу, как заправский проповедник, какой у нас хороший командир, целый лейтенант аж с двумя звездами на каждом плече, как же нам всем с ним сказочно повезло, что он его очень сильно уважает и все в таком духе. Лепешкообразная рожа колышется от переполняющих сердце авторитетного новобранца чувств. Кажется он даже на время забыл о цвете моей жопы, который беспрестанно волновал его чувствительную душу. Паства с благоговением внимает, пуская слюни, только что "аминь" не выкрикивают.
     Пришло время расплаты - я, все дни до этого упорно молчавший в ответ на потоки грязи со стороны этого выбл**ка и парочки его дружков-лизоблюдов, так что он наверное решил, что я онемел от огорчения, отчетливо произношу, глядя на него в упор:
     - Жопу лизать ты горазд...
     Что произвело эффект пушечного выстрела... в чан с говном.
     Поднимается несусветная вонь, но мне уже по**й. Стою, покуриваю, безмятежно посмеиваясь и сплевывая табачинки от примины, пока Хреньц злобно извергает свое содержимое - ну да, я ж не лейтенант Елшин.
     Возобновляем строевую, Хреньц сыплет говняшки своей души изо рта через плечо в направлении центра колонны, где я печатаю свой командорский шаг... пытаясь накрыть меня ураганным говнём, но ветер встречный. Маршируя мимо Елшина смачно плюю себе под ноги.
     Елшин взвивается:
     - Взвод, на месте стой, раз, два!
     - Подними плевок! - стою, как вкопанный.
     - Подними плевок и положи в карман!!! - ноль эмоций.
     - Как ты смеешь плевать на плац?!
     - А то, что на плацу говно, - вас не смущает, товарищ лейтенант? - спокойно парирую...
     Судя по работе мысли, отразившейся на лице командира, он воспользовался дедуктивным методом, вычислив источник вони, усовестился, махнул рукой, и мы пошли обратно в расположение роты, оставив плевок одиноко лежать на плацу.
     Построение в спортзале, повзводно. Меня зажимают в начале колонны, прижав к стенке, и начинают пробивать мне "тормоза" - пинают берцами по моим стопам. Какое-то время я еще терплю, но наконец, когда меня все это подз**бало, я вырываюсь из строя, раскидывая ублюдков, и выбегаю в 3-хметровую двустворчатую дверь, отворив ее с размаху руками. Ну как отворив - дверь я просто вынес, и она рухнула с другой стороны. О**евшая офицерня: "Что случилось?" Я: "В туалет тороплюсь". Ржут.
     Неожиданно среди Уставов и прочей макулатуры обнаруживаю Евангелие, мне становится интересно, при том, что в анкетах я позиционировал свою религиозность, как "вне вероисповедания, тяготею к иудаизму". Я привык самостоятельно принимать решения и совершать поступки, поэтому я решил уже более обстоятельно изучить эту книгу, нежели когда был помоложе (также уже был знаком с главой 13 первого послания к Коринфянам - спасибо тому неизвестному, вручившему мне красиво оформленный глянцевый буклетик в электричке)... Хреньц же, увидев, что я устроился в сторонке с Евангелием на коленке, которое я носил в набедренном кармане, развонялся что-то вроде "О, наше Евангелие читает, своё напиши и читай". "Есть же нормальные евреи... вот у меня есть знакомый еврей - с ним можно и водки выпить, и поговорить о жизни". За водку не отвечаю, а поговорить - обязательно поговорим.
     Идем в столовую, на ужин как всегда кусок сечки, отламываю ложкой по чуть-чуть и запихиваю в себя с отвращением. Кодла мне пеняет: "Тебе не стыдно это есть? Вон Хреньц не ест, так у него пост, вот он и постится". Хреньц сидит, напустив на себя постную рожу, отодвинув от себя обрез.
     Как раз теперь мне попалось прекрасная иллюстрация к этой дешевой китайской порнухе:
     Также, когда поститесь, не будьте унылы, как лицемеры, ибо они принимают на себя мрачные лица, чтобы показаться людям постящимися. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою.
    (Евангелие от Матфея)

     Наконец 1-й взвод получает своего командира - прибывает лейтенант Жибинов. В один из дней он - стажер-дежурный по части. Ближе к отбою на меня опять накидывают одеяло. Хотят прикоцать меня наручниками к койке. Сержант (бля, забыл даже, кто именно это был) радостно сообщает, что ему дал команду замполит: "Хоть пристегивай - только чтобы не сбежал)...
     Сцепляю руки на груди, как ни пытаются толпой, оторвать не могут. Какой-то герой, упираясь в верхний ярус, бьет меня ногой в нос, слегка подмятый сбоку когда-то в Грозном, когда мне было 16, но в честном бою.
     Я выворачиваюсь, скидываю с себя одеяло и рвусь к выходу, белуга залита кровью из носа. В этот момент заходит с проверкой Жибинов.
     Я:
     - Что же вы стоите?! - Он в смятении - такого беспредела не видал наверное, пятясь назад, уходит. Я делаю сверхусилие, зарычав громким рыком, скидываю макак.
     Иду в умывальник, но не через ближайшую лестницу, чтобы не проходить мимо дежурки на первом этаже, а через противоположную - на нашем этаже, останавливаю кровь, застирываю белугу (учитесь, дети - застирывать кровь надо хозяйственным мылом и холодной водой - от горячей кровь свёртывается). Снова поднимаюсь на свой этаж, и уже с другой стороны спускаюсь в дежурку (конспирация, и еще раз конспирация), прошу дежурного офицера разрешить мне перекантоваться до утра, на вопрос, что случилось, отвечаю, что не дают спать, анекдоты тупые рассказывают.
     - А что сержанты?
     - Да сами ржут, как кретины.
     Про анекдоты - чистая правда.
     Молча кивает мне на топчан, кидает на него свой бушлат, подстилаю под голову и вырубаюсь.
     Кто-то сказал дуракам, что сразу после Присяги меня можно хоть убить на площади, и никому ничего за это не будет, и в ближайшие несколько дней в мой адрес раздаются угрозы.
     Я в смятении - превращать в б***ский балаган серьёзное событие мне не улыбается.
     Обращаюсь к Грише за советом - мол, резаться, бежать через колючку или косить по здоровью мне не по нутру - может есть еще какой-нибудь выход?
     Гриша:
     - Откажись от присяги по убеждениям - скажи, что пацифист - тебя отправят домой.
     Я радостно хватаюсь за этот спасительный круг.
     Пишу обращение на Елшина: "Прошу освободить меня от воинской службы по убеждениям, так как я пацифист..." - и т. д.
     Знакомлюсь с Начштаба полковником Берловым, он язвительно допрашивает меня, как давно я обнаружил у себя подобные убеждения, используя какие-то очень образные выражения - про сестру и молоко. Я ответствую, что практически прямо сейчас и обнаружил - осознал, как это плохо воевать, да убивать.
     - А если враги придут за твоей семьей?
     - Авось не придут.
     Через пару дней вызывают маму с другом семьи, майором милиции, рекомендовавшим меня Папе. Папа костерит друга за такие подарки. Мама костерит меня.
     Замполит зачитывает мне слёзные письма солдат, сосланных на Кавказ, в которых они живописуют тяготы службы, где им приходится делать старослужащим массаж языком, там, говорит, заставят принять присягу.
     Может он и сам эти письма написал, но на меня они производят впечатление - испытывать судьбу не охота.
     А тут еще Берлов:
     - Хочешь - примешь в штабе? Я лично у тебя приму присягу!
     Ловлю на слове офицера.
     В означенный день я не без труда добиваюсь обещанного, поскольку Замполит неожиданно выступает против такого отступления от установленного порядка, но я тверд в намерениях, призывая в свидетели все силы небесные.
     Остаюсь в штабном закутке с Начштаба и ПНШ, зачитываю (наизусть естественно) текст Присяги.
     Начштаба легонько бьет меня линейкой по плечу. Опускаюсь на одно колено.
     - Посвящаешься в рыцари!
     Целую флаг. Делаю книксен, возвращаю на голову воображаемую шляпу, досылаю в ножны воображаемый меч, запахиваю плащ, делаю разворот кругом и, наигрывая губами Марш тореодора, строевым направляюсь к выходу, выйдя за дверь, резко разворачиваюсь, делаю изумленное лицо, театрально зажимая рот рукой, и уже нежненько прикрываю дверь, за которой остается покатывающийся Берлов и ошарашенный Трушин.
     Серёга... ("Гриша") Огромедное тебе спасибо, ты настоящий друг. Je vous remercie infiniment, mon cher ami

Глава 13-я

     - Труубку полоожь!
     - Дим, ну ты чё... я ж тоже штабной - не могу что-ли домой позвонить?
     - Труубку полоожь! - в голосе моего деда, штабного писаря Полосухина, или как его называет Папа - "Полуссохина" - сочетаются кото-мартовские нотки и очень крепкий графитовый стержень. Китель с тельником вот-вот прорвётся на широкой груди. Руки в карманах.
     Не смея противиться аккуратно кладу трубку на рычаг. Как я потом узнал, Дима, сидящий в соседнем кабинете, пытался выйти в Интернет по dial-up, а трубки были спаренные.
     Я уже в 4-й, "штабной" патрульной роте, сижу в общем кабинете Начштаба и Замполита, но начиналось все с ПРА - патрульной роты на автомобилях, куда я был прикреплен в качестве помощника Зампотеха - полковника Черного А. Г., - на должности бойца пожарного расчета. Какой-то момент меня представляли на командира пожарного расчета в ефрейторском звании, однако я очень быстро подорвал доверие.
     Дело было так: меня усиленно до**ывали командир роты, усатый старший лейтенант Щербаков, и командир взвода убей не помню фамилие. Начнем с Щербакова - посадил меня как-то в своей канцелярии, устроившись напротив, отрезав мне путь к выходу, и начал демонстрировать свой интеллект, повторяя мне в лицо - "Гавнущенко... Гавнущенко..." Я спокойно смотрю на него. Когда он уже порядочно устал и сделал паузу, я так же спокойно:
     - Вы всё, товарищ старший лейтенант? я могу идти?
     Проходит несколько дней, построение роты, я не строюсь - предстоит работа у Черного. Построением руководит Щербаков. Я мгновенно оцениваю ситуацию - подхожу строевым к командиру:
     - Товарищ лейтенант, разрешите обратиться! - тот обиженно шевелит усами - что ж ты меня так опускаешь, прилюдно...
     - Что не так?
     - Ты же видишь, у меня три звездочки - я старший лейтенант...
     - Ну, к подполковникам тоже обращаются - "товарищ полковник".
     - Так это же совсем другое...
     - Да тоже самое...
     - Нет, не то же!
     - Ну, как скажете.
     - ...ладно, что хотел, обращайся...
     - Да я уже забыл, что хотел - разрешите идти?
     - Иди...
     Развернувшись, ухожу строевым, черти в моей душе покатываются от хохота.
     Теперь про взводного - встречаясь со мной где бы то ни было, издевательски подвывает: "Ара, да?!" - нарушая при этом мое личное пространство.
     Выезжаем на стрельбы, пытаюсь отмазаться, но высшее начальство категорично, - успеешь, мол, подождет твоя очень важная работа. Собираюсь вместе с ротой по полной боевой - на зимний ватный комбинезон и бушлат натягиваем тяжеленный разгрузочный бронежилет, - далее автомат, подсумок с запасными рожками, вещмешок, не помню с каким барахлом, котелок, на голову тяжеленную Сферу. Общий вес амуниции - килограмм 30, мой вес на тот момент был 68, после стрельб я выяснил, что скинул еще 3 кг.
     До этого я только один раз был на стрельбах - по КМБ, на территории города, и стреляли из мелкашек. И такая тоска заела - поднял голову к небу, а оно как-будто усеяно пёрышками. Так родилась молитва:

     Небо над бездною,
     Перья-паруса...
     Пеной небесною
     Вымой образа

     Времени вороны
     Номерам верны,
     Мы обворованы,
     Имя нам верни!

     С ворОнами-вОронами все более или менее ясно, что касается пены...
     На КМБ нас частенько "подрывали" среди ночи пидорить взлетку - в пластиковую бутылку лезвием от безопасного станка нарезалось стружкой хозяйственное мыло, заливалось небольшое количество горячей воды, потом все это встряхивалось, пока содержимое полностью не превращалось в пену, затем пена путем сдавливания бутылки дорожками набрасывалась на взлетку - следом на карачках в три ряда ползли мы, затирая грязь тряпками*. Как-то я решил внести свое ноу-хау - встал, придавил тряпку ногой, но тут же получил отлуп:
     - Ручками, ручками!
     Раз нас застал за этим ПНШ, спускавшийся по лестнице... гляжу на него с надеждой, что этот беспредел сейчас будет остановлен... Тот сокрушенно покачал головой "когда же это всё кончится", и покатился дальше вниз по лестнице...
     Загружаемся в кузов, выезжаем за город, где нас неожиданно выгружают - "дальше своим ходом, бегом". Строимся в колонну по два**, колонну замыкают двое бойцов, на небольшом отдалении несущих за ручки ящик с патронами. Много лет спустя я нашел на карте ближайшее стрельбище, более или менее похожее на наше - если верить карте, пробежали мы километров 80.
     На улице мороз за 20, дорога обледеневшая - я пользуюсь этим, и когда становится совсем невмоготу бежать, скольжу по дороге, как на лыжах, не злоупотребляя, впрочем. Офицер, бегущий налегке в кроссовках рядом с нами, замечает мою хитрость, поэтому ставит меня на ящик чаще других. Кто-то "сдох" - его выталкивают на ходу вперед колонны и подталкивают в спину. Всего пару разочков переходим на шаг, немножко отдышавшись, продолжаем бег.
     Наконец окончательно переходим на шаг, восстанавливаем дыхание. Перед нами ворота войсковой части, на территории которой находится полигон. Минуя территорию части, оказываемся в огромном рву. Командует стрельбами замполит.
     Занимаем позиции у огневого рубежа, повзводно. Делая вид, что не замечаю стоящего взводного, сгружаю броник, автомат и вещмешок перед командиром, повернувшись к нему задницей, начинаю ковыряться в мешке. Ожидаемо получаю пинка (на что еще могло сподобиться это недоразумение), резко разворачиваюсь к нему и рявкаю:
     - Ты о**ел, пидар **Аный, - я тебе е***о щас разобью! А, это вы, товарищ лейтенант, - приложив ладонь козырьком ко лбу, - не признал, богатый будете.
     Отстреливаемся, поднимаемся по крутой тропинке на верх рва на привал, пока упражняются в стрельбе из пистолетов офицеры. Заваливаюсь на наст без броника и Сферы, подложив под спину каску, и с огромнейшим наслаждением закуриваю из приныканной в набедренном кармане пачки Шипки среди заснеженных сосенок, глядя в чистейшее небо.
     Зачем тебе лычка, когда у тебя есть Шипка?
     За воротами офицер: так, бежим до кузова, дальше едем. Кузов стоит метрах в ста. Начинаем бег, когда почти достигаем - кузов трогается с места и отъезжает еще метров на сто. Так повторяется пару раз, пока я окончательно не теряю самообладание от возмущения:
     - Так, все, я дальше не побегу! - резко останавливаюсь. Командир останавливает роту.
     - Что случилось? - офицер.
     - Сердце заболело!
     - У тебя что, больное сердце?
     - Никогда не болело, а сейчас заболело!
     - А если я тебе прикажу?
     - Вы хотите, чтобы моя мама похоронку получила? Я - не хочу!
     - Ну, раз ты не хочешь бежать, тогда мы тебя понесем!
     - Хватайте, его, ребята!
     Меня хватают за руки за ноги и волокут вперед ногами по дороге, любовно попинывая по бронику и постукивая кулаками по сфере* и прикладывая меня время от времени спиной об дорогу. Я, прикрыв глаза от удовольствия, давлю свою обычную блаженную лыбу (Ей расскажу - она ох**еет)
     Добежали, ставят меня на ноги, офицер:
     - Сам залезешь, или помочь?
     - Попробую сам, товарищ лейтенант.
     К концу пути к части шея уже не выдерживает тяжести сферы и болтается, как пестик в колоколе.
     Вызывают на цугундер к Зампотеху, обиженка присутствует:
     - Ты почему обматерил офицера? - я:
     - Он унизил мое человеческое достоинство, и я был в состоянии аффекта.
     - Так зачем же ты поворачиваешься к командиру жопой!
     - Я его не заметил, товарищ полковник.
     - Как так не заметил, если он прямо перед тобой стоял?!
     - Круги перед глазами были после марш-броска, товарищ полковник!
     - Ты должен перед ним извиниться.
     - Только после него.
     Пат.
     В другой раз сижу за компом, набираю какой-то документ, по делу заходит взводный, на выходе останавливается сзади. Отвешивает мне затрещину:
     - Быстрее печатай!
     Но вопросов лишних больше не задавал.


"Дембель неизбежен, как победа коммунизма" - сказал дух, вытирая слёзы половой тряпкой/Фольклор

**Или по три, не помню

***Тут мне подсказывает моя память, что это была уже каска, а не сфера - в кузове мы опять надели сферы.

Глава 14-я

     Меня опекают Саня Вдовин и Антоха Пушкарев - два деда из 4-й роты, - стильные менто-военные в тельниках, с которыми можно покурить спокойно, посмеяться о чем-то, в общем расслабиться от казарменной душной мглы. Как-то собираемся в умывалке, Саня мне:
     - А ну, Серег, спой... - затягиваю фистулой Санта-Лючию, мой второй коронный номер после Аве Мария, (но сначала Una furtiva lagrima),* благо акустика идеальная...
     Емелю, для которого собственно и устраивался концерт, начинает корёжить, рвет на себе тельник:
     - Заткнись... заткнись... я тебе кадык вырву!!!
     Вот ни**я не заткнусь.
     Саня мне сообщает, что Емелю тоже слегка разбычили - типа, МЫ тут не позволяем себе нажираться... и тебе не**й. Каким способом разбычивали не уточняю - не моё духовское это дело.
     Полосухин обучает меня работе с компьютером, 286-м, купленным мне родней на радиорынке, - с нуля, от включения и далее - DOS, BIOS, Lexicon - в этом редакторе по тогдашним нормам набиралась вся документация, компьютерной грамотности - разметка, пробелы-знаки препинания, форматирование текста и т. д. Компьютерная грамотность идеально ложится на мою литературную грамотность. Вдовин также обучает меня еще одной очень важной вещи - сочетание alt-tab (Уже в 95-м Windows, который со временем я освоил уже самостоятельно, вызвав легкое изумление у Димы) для переключения на другое приложение, например Word, когда смотришь порнуху и входит начальство.
     Работы очень много - большой документооборот, так что очень скоро я догоняю Диму по скорости печати. Порой приходится оставаться в Штабе до утра, - когда совсем не остается сил, ложишься на скамью лапами вниз, как кошак, подложив бушлат, перекемаришь и снова за работу. ПРАшник дед Фургал(ов) мне выговаривает: "Ты скоро будешь на койке кнопки искать!" Бывало и такое, Андрюх...
     Как я уже отмечал, начинал я с работы у Зампотеха в угловом помещении на верхнем этаже - в углу устроился Зампотылу полковник Харитонов - высокий дородный мужчина, фигурой напоминающий моего деда... заходит как-то в кабинет и бросает мне - ты бы хоть жопу оторвал в знак уважения... медленно поднимаюсь со скамейки, натягивая на себя шапку, с играющей улыбочкой, прикладываю руку.
     Харитонов:
     - Я тебе, жидовская морда, улыбочку-то твою сотру... садись, хули стоишь, как столб.
     Частенько набегает еще один компьютерный гений - майор Гостев:
     "Спорим, мои дочки-школьницы тебя в Lexicon'е "вкрячат?"
     Думаю про себя: "Еще надо посмотреть на твоих дочек - стОит ли соревноваться с ними во вкрячивании".
     Как-то после отбоя, спускаюсь в дежурку, где Гостев - дежурный по части,** спросить у него кипку A-4.
     Тот разванивается - почему шляешься после отбоя, - и пох** на работу в штабе.
     Ставит меня посредь дежурки и начинает канифолить мне мозг - мол, на что ты годен, яичницу себе пожарить не сможешь (это мне-то, великому кулинару!)
     Говорю:
     - Ну, жму нормально стоя одной рукой.
     - Нормально - это сколько?
     - Ну, нормально так жму.
     Поведясь на мой доходяжный вид - кожа да кости, засылает помощника за 2-х пудовой гирей.
     ОК.
     Легко вскидываю ее на плечо и начинаю дырявить атмосферу уверенными ритмичными подъемами in andante maestoso, только вхожу во вкус на десяти разах, о**евший офицер:
     - Ну хватит, хватит... А спорим, я столько же сделаю - проспоришь, пойдешь очки драить?
     Ну на**й, еще сломаешься, доходяга.
     Впрочем, был маловероятный вариант, что я проиграю, и мне придется идти на очки, что мне совсем не светило, и я отказался от пари.

*We will rock you - совершенно отдельная история
**от руководящего состава


Глава 15-я

     Неожиданно по вечеру в роту набегает с проверкой Папа. В роте, как обычно, возня с мордобоем, ну или с его попытками, и, как обычно, при моем участии. Папа рвет и мечет:
     - Вы что здесь устраиваете?! Мразь казарменная!!!
     Немного успокоившись выходит на взлетку и сипловатым низким утробным голоском обстоятельно разъясняет почтительно внимающему комроты дисциплинарную политику:
     - Сынки **Аные... кхе-кхе... их надо е**ть... кхе-кхе... и контролировать!
     Как вариант, Папа обычно также использует эпитет "сынки сраные" - по настроению.
     Синхронно с кхе-кхеканием Папа рубит воздух сложенными указательным и средним пальцами. Уходит.
     Продолжаем мордобой.
     Одним вечером решаюсь на "самоход", потому что деньги есть, а курить нечего. Перемахиваю забор и направляюсь к палатке метрах в 100. У палатки сталкиваюсь с бабой из строевой части (или финчасти, точно не скажу), она мне: "Ты что здесь делаешь? А ну в часть!" Отхожу недалеко и прячусь в тени домов. Когда убеждаюсь, что она ушла, пробираюсь к палатке и начинаю шарить по карманам - полтинника нету! Едва не плачу. Но тут я включил мозг: после того, как я перемахнул забор, полтинник был, я проверял. От забора до палатки - безлюдно. Я пошел обратно тем же маршрутом и обнаружил наконец пропажу, захохотал Мефистофелем, вернулся и затарился таки куревом.
     Я заступаю в наряд по (авто)парку дневальным. Глубокая зимняя ночь. Сменяя другого дневального на посту, натягиваю на хб ватные штаны, на берцы - валенки, а поверх бушлата надеваю бекешу - черный жесткий тулуп, залезаю в будочку.
     Сменщик - длинный наглый воробей, давно домогавшийся пощупать мое лицо (да все как-то никак, я умело отбивался), набрасывается на меня, хватает за ворот тулупа и прижимает меня мордой вниз к мерзлой земле - настал его звездный час! укутанный, как шелковичный червь, я не могу шелохнуться, и солдат, навалившись на меня сверху, от души накатывает мне по этой морде.

- Дуухи!
- Мыы!
- Как служба?
- Как в курятнике!
- А как в курятнике?
- Где поймают - там е**т!
- А как е**т?
- Так, что перья летят!

     Вернувшись в роту я смотрю в зеркало и начинаю хохотать - истощавшее было лицо распухло от побоев и приобрело приятную округлость, так что я стал гораздо симпатичнее.
     Воробей Вовка Сафронов, ефрейтор, тот самый, благодаря которому на КМБ я раскрыл в себе талант портретиста, после отбоя (наши койки рядом) затягивает такую песню:
     - Серега... ты образованный, знаешь много умных слов - сочини красивое письмо для моей девушки, как бы от меня... - все это звучит так наивно - еще бы красиво переспать попросил - что я немедленно соглашаюсь.
     Пишу длинное чувственное высокопарное письмо, расспрашивая заказчика о деталях их взаимоотношений... чем несказанно радую друга (надеюсь, письмо сыграло свою благотворную роль), а для себя - про запас - сочиняю по мотивам письма стихотворение:

     Погаснет свет, утихнет звук,
     Листы иссякнут письменами,
     Но верь - тебя я назову
     Любови всеми именами

     Пусть много утечет воды,
     Придет желанное свиданье...
     Тебе я подарю цветы -
     Их не постигнет увяданье.


Flashback 1


     Неполная правда это тоже ложь, - это известная истина... с самого начала мои отношения со Светой, этим худосочным созданием, были не просто дружбой - это уже была любовь... Любовь большой души к маленькому человеку, - превыше всякой земной любви. И вполне естественно, что в какой-то момент меня охватило вожделение к маленькому тельцу, постоянно снующему рядом, быстро переросшее в пожар внизу живота...
     Стойко пережив дикий приступ похоти, я выбрался из лагеря, перешел проспект и двинулся вдоль него ("двинулся" - ключевое слово). Так я шел довольно долго, пока не обнаружил укромный уголок с пыльной бледно-зеленой лужайкой, на которой я мог предаться страсти со своей маленькой возлюбленной - и будь что будет... Страсти, вспыхнувшей с новой силой при виде этого великолепного ложа.
     Улучив момент, я подвел Свету к выходу:
     - Пойдем погуляем по городу? - я изо всех сил старался, чтобы предложение не прозвучало игриво.
     - Мне нельзя...
     - Посажу тебя на плечи, - соблазнял я.
     - Нет.
     - Я куплю тебе мороженое! - сказал безумно влюбленный я, показывая на магазинчик напротив (у меня не было денег даже на чупа-чупс... ничего, как-нибудь вывернусь).
     - Мне мама не разрешает выходить за пределы!
     Я почувствовал, что Света взволнована, и кажется понимает, на какие прогулки я ее подбиваю...
     - Но ты же будешь со мной?! (каков!) - все еще не теряя надежду.
     - Все равно нельзя!
     Пауза.
     - Ну, раз мама не разрешает...
     Я окончательно успокоился.
     - Пойдем смотреть представление.

***


Глава 16-я

     Моя койка рядом с "ссыкуном" - чувак, решивший закосить от призыва по энурезу, но благополучно прошедший комиссию. Вонь стоИт несусветная, также и во время построения - но парень продолжает ссаться - авось комиссуют.
     С парой друзей-духов собираем в каптерке гантель под 50 кг весом. Поднимаю на плечо и выжимаю вверх, едва не разнеся всё вокруг непослушным снарядом. Друг Степанов) - высокий плечистый парень может только закинуть на плечо. Мастерство не пропьешь.
     Мне подвозят передачку, которую я обычно стрескиваю прямо на КПП - в легкую выпиваю литр молока, закусывая цельным сладким рулетом вперемешку с кольцом колбасы. Но на этот раз меня отправляют в роту и насильно (по приказу) запрещают пропустить обед. Обращаюсь к каптеру, старшего призыва, с которым у меня были приятельские отношения - Давыдовский, земляк,  - мол, пусть у тебя полежит передачка, в полной сохранности. Отправляюсь на обед, возвращаюсь и вижу, как каптер доедает вафельные трубочки, а от передачки ничего не осталось. Каптер пытается оправдаться, типа налетели, разрешения не спросили. Верю.
     В другой раз на обеде кто-то из дедов заявляет, что "они" все такие, жадные. На вопрос, кто это - "они", говорит "нерусские". На мой резонный вопрос, много ли он делился со мной, оппонент ответить ничего не может.
     Какой-то момент занимаю штабное помещение, спаренное с кабинетом Папы. На полковом разводе - не слышал, потому что не присутствовал, - командир объявляет 10 суток гауптвахты - бог знает, за что - бойцу нашей роты.
     Ко мне подходит делегация из нескольких солдат:
     - Серега, парню скоро на дембель - ему на губу нельзя. Напиши на Папу прошение от всей роты, чтобы сжалился...
     Набираю и распечатываю: "... от лица всего личного состава патрульной роты на автомобилях... прошу отменить взыскание - солдат осознал тяжесть проступка... и т. д." - примерное содержание.
     В отсутствие командира оставляю прошение на его столе. Через какое-то время раздается грозное: Ганнущенко, ко мне!
     - Товарищ полковник, рядовой Ганнущенко по вашему приказанию прибыл!
     - Это что? - взмахивает листком.
     - Ты кто такой, чтобы писать мне прошения?!
     - Виноват, товарищ полковник.
     - Еще и на стол положил?!
     - Виноват, товарищ полковник.
     Папа в гневе страшен, при небольшом росте и смешной полненькой фигуре, голос его подобен звукам бури.
     Командир обрушивает на меня цунами своей ярости (про субординацию, про единоначалие...), а я только прикладываю руку к виску и повторяю "Виноват, товарищ полковник", не присовокупляя впрочем при этом "исправлюсь".
     Наконец натиск ослабевает, Папа слегка остывает и отсылает меня восвояси...
     Думаю, на этой героической ноте можно завершить мою эпопею в патрульной роте на автомобилях.


Глава 17-я

     После ПРА меня кидают в 3-ю роту, которая славна тем, что командует ею капитан Авдеев - суровый военный, по слухам придерживающийся экстремальных методов воспитания - якобы загонял солдат в душ и включал ледяную воду. Да я и сам парень не промах - принимаю ледяные водные процедуры, на что командир напоминает мне о такой неприятной штуке, как менингит. Ну а я что могу, если у нас в наличии только холодная вода...
     Также я приятно поражен тем, что в 3-й роте позволено давить на массу после дежурства по роте или по столовой (под романтическую музыку, льющуюся негромко из музыкального центра, типа Unbreak my heart или I will always love you). Что касается меня непосредственно, ибо я хожу в наряд через сутки, постоянно хватая наряды вне очереди - за неисполнение приказа, за расстегнутый китель, за косой взгляд. Как говорили командиры, пришлось даже подклеить дополнительный листок для нарядов в мое личное дело.
     Сутки я в наряде, следующие сутки - "помощь наряду" - поднимают после отбоя, едва не в умирающем состоянии, и заставляют мыть взлетку.
     Как-то я решаю последовать дежурному совету "Читай Устав, солдат, там все написано!", действительно открываю Устав и узнаю, что наряды вне очереди могут продолжаться не более 2-х часов... Больше меня нарядами не мучили, а я мог уже совершенно безнаказанно забивать на приказы, не застегиваться на верхние пуговицы и смотреть на командиров так, как считаю нужным.
     Подворачивается случай расквитаться с сержантом Пашкой Парамоновым, который отпустил мне пинка по КМБ, пока я ковырялся в тумбочке, на что я его обматерил. Тот не придумал ничего лучше, как "показал бы я тебе, да ты ведь настучишь". "Настучу... тебе по е**лу".
     Пашка дежурный по роте, я в наряде. Срёмся о чем-то на взлетке, он впереди, я немного  позади. Отпускаю сержанту дружеского пинка. Он делает вид, что ничего не произошло, и продолжает гордое шествие по взлетке, не закрывая рта.
     Взводный лейтенант Зенин, тощее, как скелет, создание со следами оспы на лице, делающими его похожим на череп, и метелкой вместо волос (сынок какого-то большого чина), любит к каждой своей командирской мудрости присовокуплять: "Занеси это в свой бортовой компьютер!" делая упор на мою работу в штабе. Как-то пытается меня "построить" в канцелярии: "Упор лежа принять", высовывая зачем-то язык орет мне в лицо "б**дь", "п**да"!
     Я вроде не ухо-горло-нос?
     Тянет меня вниз за рукав.
     - Думаешь, я тебя не положу?
     Потом грозит позвать пару солдат, чтобы они положили меня в упор лежа.
     Я:
     - Боюсь подполковнику Ашенбреннеру это не понравится.
     - Ты что, будешь меня Ашенбреннером пугать?! Ты думаешь, я Ашенбреннера боюсь?! - но попытки меня приструнить оставляет, так что становится ясно, что действительно не боится никого и ничего.
     Как говорил мне Замполит: "Не бойся забивать и на офицера, если он отдаёт заведомо незаконные приказы - что он, тебя из х*я застрелит?"
     Присылают новобранцев из Башкирии, которыми пугали "знающие люди" - мол, такие ужасно тупые и дикие, нерусь одним словом. По мне так нормальные, хоть и задиристые. Один провоцировал меня на конфликт, когда я стоял на тумбочке, и я замахнулся на него, мы сцепились и покатились по пыльной взлетке. На что ротный мне сказал: "Если хочешь ударить - бей, но никогда не замахивайся". Этот урок я усвоил на отлично.
     Тот самый длинный солдат, который никак не мог освоить строевой шаг, получает наконец лычки младшего сержанта, поскольку пришел с вышкой, кое как крепит их на погоны при помощи ниток, поскольку лычки бушные, и дужки, на которые накалывается лычка, в его случае отсутствуют. Несмотря на такое торжественное событие, его загоняют на тумбочку, а это уже опущение, ибо сержанты на тумбочке не стоЯт.
     У меня конфликт со старшиной-контрактником - пытается заставить меня перемывать пол руками (углы не вымыты!), сцепляемся. Старшина довольно крепкий парень, и мы катаемся по полу примерно на равных. Рвет и мечет, обещает посадить. Не посадил - и на том спасибо.
     Стою на тумбочке, заходит Ашенбреннер с группой детей, экскурсия. Кричу, как положено: "Смирно!" Ашенбреннер: "Проходим, дети. Мы с вами находимся в помещении 3-ей роты, - это канцелярия командира роты, это КХО - комната хранения оружия, это пост дневального... О... а это Ганнущенко - лучший солдат части!"
     В свою очередь спешу сообщить, что это был лучший perdu monocle, который я когда-либо видел!

Глава 18-я

     И вот я в 4-й, "штабной" роте. Стою на тумбочке, дежурный по роте сержант Демахин отправляет меня в столовую обедать. Говорит: "В очереди не стой, иди сразу к раздаче - дневальные едят без очереди". Иду в столовую, подтягиваюсь к раздаче. Леший - дед - мне:
     - Куда прешь без очереди?!
     - Дневальные идут без очереди.
     - Это кто сказал? - усмехается... - деды идут без очереди!
     - А это кто сказал?
     Леший, возмущенный такой наглостью, отпускает мне пинка по ногам, но тут же получает пинка в ответку.
     - Ну все, тебе п**дец в роте.
     Возвращаюсь в роту, встаю на пост. Демахин мне рассказывает: "Знаешь, был один солдат молодой, до него докапывались, так он в наряде вытащил штык-нож и **анул им обидчика. Ему ничего не было, но его стали уважать". ОК.
     Меня зовут в роту, "просто поговорить". Захожу в спальное помещение - проход с двумя рядами одноярусных коек по бокам. Леший идет мне навстречу, упирается в спинки коек и бьет меня ногами. Я пру на него, по дороге расстегивая тренчик штык-ножа. Леший сдергивает дужку с кровати и бьет меня сверху, я подставляю согнутую левую под удар, правой же достаю штык-нож. Леший бьет по тормозам и дает заднюю, а я в пылу столкновения по дуге справа налево резко бью штык-ножом Лешего. Бог миловал нас обоих и я просто прошиваю рукав хбшки, только зацепив кожу. Мне выкручивает руку очень крепкий старослужащий и обезоруживает. Спустя какое-то время меня вызывают в канцелярию к ротному капитану Пономаренко, присутствует старшина прапорщик Костюк, напротив которого меня сажают за стол, который буквой Т. Начинают допрашивать:
     - Зачем ударил товарища штык-ножом?
     - Он на меня напал, а я в наряде, значит на посту, и защищался, как мог.
     - Но он же свой!
     - Свои не нападают!
     - Ты знаешь, что это серьезный проступок?
     - Так наложите на меня взыскание.
     Тут Костюк неожиданно резко и сильно бьет меня ладонью по лицу (на тебе взыскание!), от неожиданности и обиды (обещали уважать!) я даже пустил слезу.
     - Посиди тут, проплачься...
     Естественно, инцидент дошел до командования части, меня допрашивают Берлов с Ашенбреннером:
     - Но ножом-то зачем бить?
     - Для убедительности!
     Командиры валятся под стол.

Глава 19-я

     Меня невзлюбил ротный писарь, перекачанный чел с коровьим взглядом. На построении на плацу, стоя рядом со мной, демонстрируя законченное высшее образование, в то время как у меня по его мнению нет никакого, потому что не бывает неполного высшего, склоняет меня к оральному сексу прямо на плацу, но я тверд, в отличие от его члена.
     В роте вскидываю сорокакилограммовую штангу на плечо и начинаю легко ее жать, чем вызываю изумление и злобу этого телепузика.
     На разводе суточного наряда капитан Татаев задает вопрос: "У кого есть уважительная причина, по которой он не может заступить в наряд?" Я: "У меня важная работа в штабе". С другого фланга Трегуб выстреливает из подствольника: "В сортире говно руками чЕрпать твоя работа!" Немного обидно, но мудро, возьму на вооружение. Татаев, тем не менее, отпускает.
     Берлов диктует мне приказ, сцепляемся на "согласно распорядка", я убеждаю, что правильно будет "согласно распорядку", распространенная ошибка. Говорю, что у меня по русскому всегда пять было, на что Берлов ехидно ответствует: "Значит такой учитель был" и смеются на пару с Ашенбреннером.
     После драки кулаками не машут, тем не менее я отыскал позже в Уставе похожее "согласно приказу", так что, Иван Васильевич, у меня был хороший учитель!
     Недалеко от дежурки сталкиваюсь с Шаболтаем, который на всякий случай издалека делает мне неприличные жесты, прикладывая ручонки к своей матне и сладострастно причмокивая губами. Я, решив что время расплаты таки настало, беру за грудки, опрокидываю на пол и вытираю сержантом пыль в коридоре, проходящий мимо дед изрекает: "Шаболтая опустили..."
     Ничего, если и опустился, то подымется.
     Гостев ловит меня на редактировании файлов со стихами и сладострастно удаляет их, приговаривая: "Вот тебе стихи, вот тебе стихи". Падла какая.
     Заглядываю в строевую часть к писарю Кувшинову: "Дим, отсыпь чаю". Тот возмущается, какой наглый дух, и спрашивает: "Тебя вообще за какие заслуги в штаб взяли?!" Сцепляемся в коридоре, за чем нас застает Ашенбреннер: "Оба на плац, строевой заниматься". Шагаем по плацу - Кувшин впереди, я позади, тот пытается меня лягать, переругиваемся. Из окна выглядывает Зам по РЛС: "С песней!"
     Я затягиваю:

     Зеленою весной
     Под старою сосной
     С любимою Ванюша прощается.
     Кольчугою звенит
     И нежно говорит:
     "Не плачь, не плачь Маруся-красавица"
     Маруся молчит и слезы льет.
     От грусти болит душа ее.
     Кап-кап-кап из ясных глаз Маруси
     Капают слезы на копье...
   
     Запеваю на несколько голосов. Коллега испуганно оглядывается, желая знать, что там за оркестр. Кажется он понял, за какие заслуги меня взяли в штаб.
     Берлов нам с Полосухиным: "Что вы все в части сидите, сходите погуляйте, вон в кафе хотя бы".
     На КПП поинтересовались, кто нас отпустил, не поверили, что Берлов, и отзвонились Начштаба.
     Кафешка рядом с больничкой, где я от военкомата лежал, прямо напротив нашей части. В той же кафешке я зависал с девчонками, так что теперь заходил в сие предприятие общепита с благоговейным чувством.
     Эти достопочтенные дамы: Кристина и Настя - студентки местного "Педа"... и кажется еще Настя...
     Кристина давала себя целовать, но резко отстранила от себя, когда я проявил недюжинное собственничество: "Я тебе покажу "только твоя..." В последний день перед отправкой в Армию я пытался уломать ее на любовь, но она была тверда, как скала, и я нажрался с горя коньяку в одиночестве, лежал в ванне, где меня и рвало, и проливал горючие слезы... Настя дала мне исследовать заповедные места моими шаловливыми конечностями, но после разрыва с Кристиной стала на сторону подруги... Третья девчонка тоже была хороша - проводил ее до дома, и в ее подъезде наконец мы встретились в объятиях... на мой нескромный вопрос о ее девственности она предложила мне самому проверить... ладно, и так верю)
     Еще была студентка-практикантка Аня - в отделении мы развлекались тем, что брали друг у друга кровь из вены, потом выбрались в какие-то трущобы, где я и разложил подружку на каких-то бетонных плитах, но раздеться уломать ее мне удалось только до бюстгалтера (черного).
     Чаевничал на первом этаже (женское отделение) с медсестрами... однажды эти сучки не очень зло надо мной подшутили, подмешав мне мочегонное, и ржали конским ржанием каждый раз, когда я резко прерывал общение, извинялся и бежал крушить писсуар...
     И самое светлое воспоминание - Наташенька...
     Спустившись раз в женское я увидел посреди коридора грустное, потерянное создание - девочку лет 8-ми. Она стояла у стены и явно не знала, куда ей дальше идти и что делать...
     - Привет... тебя как зовут? Меня Сережа.
     - Что тут сидеть впотьмах... - пойдем погуляем, - такая погода на улице (напомню - это был сентябрь).
     Погуляли по двору "1-й Советской", выйдя за территорию набрели на заброшенную часовню, в которой среди обломков кирпича и мусора лежал труп друга человека...
     Я узнал, что Наташа лежит в отделении одна, потому что у нее из родных есть только бабушка... лежит она с тем, что ее укусила за лицо своя, домашняя большая собака, и моей подружке парализовало левую сторону ее милого личика...
     Второй и надеюсь не последний раз мы виделись в автобусе через месяц-полтора, случайно встретившись... она улыбнулась своей фирменной правосторонней улыбкой, и мы расстались, поскольку она уже выходила.
     Продолжу - по заранее намеченному плану я предложил Наташе съездить покупаться на озера за городом на попутном автобусе, пока тепло, - чем вызвал ее неподдельную радость.
     В воду я зашел как был - в шортах и футболке, она же осталась в трусах и маечке. Я первым зашел в воду, и совершил свой фирменный заплыв - нырок, сколько хватает воздуха, потом кролем, сколько хватает сил, на спине, и обратно по-лягушачьи.
     Лег на травку спиной к озеру, предоставив девчонке плескаться и полоскаться, сколько ей хочется... услышав, что она выходит из воды, я наконец поднялся и пошел ей навстречу... на худеньких бедрах висели трогательные черные трусики-шортики, она немножко зябла в лучах заходящего солнца, но кажется ее грело что-то еще.
     Мы вернулись в отделение, и я наткнулся на враждебные осуждающие взгляды младшего персонала, но мне давно уже было плевать на общественное мнение.
     Мы с Димой заказали по разливному пиву и выпили его, как белые люди прямо в форме, - под Девушка мечты. Или под Дым сигарет с ментолом. Или Он уехал прочь на ночной электричке. Или под что-то другое, точно не помню. А тем временем на улице уже бушевала весна...
     Всем полком идем на концерт в ДК неподалеку, посвященный городу Орехово-Зуево. Тематика довольно однообразная, вся посвящена "краю текстильному", фабрикам и стачкам. Запомнилась песня: "Есть город на Клязьме - красивый! большой!" на мелодию, подозрительно смахивающую на "Еще он не сшит - твой наряд подвенечный". Ну и вообще не Deep Purple, прямо скажем, на котором я был в 16 лет в Нальчике, и не Кузьмин, чьи все концерты в Грозном я посетил всеми правдами и неправдами в 14 лет.

Глава 20-я

     Получаю увольнительную в честь дня рождения, еду домой. Через какое-то время появляются Саня Вдовин с Антохой Пушкаревым, неразлучная парочка. У Антохи тоже была днюха, и он выпросил у командования увольнение и на Саню, и мы решили отпраздновать вместе. Мы пьем водку, да так хорошо, что я до сих пор не могу вспомнить подробностей.
     СтоЮ в дверях спального помещения, мимо марширует взвод под предводительством Емели, принимаю позу проститутки, опёршись об косяк, руки в карманах. Емеля: "Встань попроще". Не реагирую (че ты мне сделаешь - я в другой роте). Тогда Емеля, проходя мимо меня щелкает открытой ладошкой мне ниже пояса и смеясь уходит. Я темнею от гнева.
     Следующие пару дней я в ярости, планирую прижать Емелю в каком-нибудь углу и расквитаться за всё.
     Неожиданно мне оглашают приказ: "Рядового Ганнущенко перевести в другую часть, 5469". Я в шоке: здесь уже прирос так, что пальцы на ходу сами загибались, а меня как растение выдергивают с насиженного места на благодатной почве. Обращаюсь напрямую к Папе, но он говорит, что приказ пришел из Штаба округа, и он ничего поделать не может.


              ЧАСТЬ ВТОРАЯ
                В/Ч 5469
          ЗАГОРСК (СЕРГИЕВ-ПОСАД)

Глава 1-я

     На следующий день по сигналу собираю вещмешок и иду грузиться в кузов, которым также едут химики во главе с Гостевым, едут в Загорск на какое-то соревнование. На первом этаже сталкиваюсь с Гостевым, он ругается (хули так медленно!) и отпускает мне пинка, типа: "Беги, будь подобен серне или молодому оленю на горах бальзамических!"
     Встречаюсь с Трегубом, стоящим в дверях РМТО, он протягивает на прощанье свою лапу и крепко жмет мою.
     Загружаюсь в кузов, он полон химиками под предводительством одного длинного деда, который решает скрасить мне долгую скучную дорогу. Я сижу спиной к борту. Доходит до драки, и я прижимаю его к кабине. Тогда химик лезет в сумку Гостева, который едет в кабине, и достает его табельный пистолет. Снимает с предохранителя, досылает патрон в патронник, продемонстрировав полный магазин, и подносит к моему лбу.
     Я кричу: "Памагите! Лёлик! Бабушка!"
     Шутка. Я пытаюсь заглянуть в ствол, на этом конфликт сходит на нет, и мы доезжаем уже без лишних движений.
     Приехали, выгружаемся на плацу. Химики презентуют меня встречающим: "Стукач, замполита сдал". Поднимаюсь в роту на 3-й этаж, докладываюсь дежурному по роте: "Товарищ сержант, рядовой Ганнущенко для дальнейшего прохождения службы прибыл".
     Мне указывают койку, я распаковываюсь, выкладываю в тумбочку свои штабные запасы - чай, сахар. Еще был пакет протеина, поскольку я решил вплотную заняться собой для участия в соревнованиях по рукопашному бою.
     Спускаюсь на улицу, на перекур. Перекурив, возвращаюсь в роту и обнаруживаю, что тумбочка буквально пустая, а местная блатота, судя по запаху и радостным возгласам, доносящимся из каптерки, заваривает мой чай.
     Что касается блатоты, то этим словом я обозначаю сержантов, поскольку иерархия, построенная комроты старшим лейтенантом Чепухом, исключает какую-либо руководящую роль старослужащих, - в роте есть командир, под ним сержанты, а под сержантами солдатская шелупонь, беспрекословно подчиняющаяся сержантам без различия на молодых и дедов. "В роте только один дед, и это я!" - говорит Чепух.
     Главных сержантов - два замкомвзвода, один толстый рослый Литовец, второй такого же роста, но поскромнее комплекции, буду называть его Тунгус, это его самое главное ругательство. Литовец и Тунгус своими громовыми голосами строят солдат, кладут с тылу и гоняют их, как ссаные веники.
     Секреты иерархии мне открыл сам Чепух, после того, как я забил на сержантов. Прочитал мне лекцию и отпустил, Литовец и Тунгус к моему удивлению отстали от меня, видимо им тоже не светило терять авторитет из-за какого-то духа, и мне кажется они даже меня зауважали.
     Идем на ужин, и мне предоставляется прекрасная возможность оценить местный рацион - гнилая картошка вперемешку с гнилой капустой, и это - дежурное блюдо, такого даже в 5476 не было.
     Тунгусу кто-то подгоняет шмат сала, он бережно кладет этот кусок калорий себе в тумбочку, обсуждая с товарищами, как они его сожрут за ужином. Улучив момент, когда в роте никого не было, я молниеносно достаю лезвие от станка, открываю тумбочку Тунгуса, отпиливаю свою долю, режу шмат на кусочки помельче и ныкаю в карман.
     Идем на ужин, дают картофельное пюре. Я незаметно достаю из кармана добычу, кидаю в миску и перемешиваю. Тунгус развернув сало удивляется: "Вроде больше было!" Я невозмутимо с чистой совестью наворачиваю деликатес.

Глава 2-я

     Меня отправляют в караул в Мытищи - там наша рота охраняет МГУЛ - Московский Государственный Университет Леса, что странно, ибо охрана частных объектов не входит в список задач Внутренних Войск. Сопровождает меня старшина роты, мужик солидной комплекции. Располагается рота в подвальном помещении. Меня с порогу пытается положить с тылу старшина-контрактник, известно чем заканчиваются его попытки.
     Уже "на гражданке", будучи по каким-то надобностям в Детском мире на Кузнецком, неожиданно встречаю этого старшину, крепкий, красивый парень. Здесь он в охране (на тот момент я тоже был лицензированным охранником), и мы оба несказанно рады встрече.

     Меня вызывает к себе Чепух, и говорит мне, что может отправить меня помощником судьи в Военный суд, но ему нужна информация (мне нужна информация!) о том, что происходит в роте. Я ужинаю какой-то фигней (под пристальным наблюдением новых товарищей по службе), потом отбой. После отбоя в подразделении, оставшимся без командования, поскольку Чепух и Старшина уезжают по своим делам, начинается какая-то возня - пьяные голоса не дают спать. Слышу, как кто-то спрашивает обо мне "кто это", на что один солдат, по фамилии Красильников, похожий на соплю отвечает: "Стукачила из Орешек, зампотылу сдал". Ну ОК.
     Утро начинается с вопля Старшины: "Бл**ь, суки, всё мясо сожрали!" Начинается неимоверный шухер, меня вызывает к себе Чепух, в дверях стоИт Сопля и умоляет меня не сдавать его. Поздняк метаться. Выкладываю Чепуху и про гостя-бывшего дембеля, и про пьянку.
     Чепух выгоняет подразделение на улицу и прокачивает его по полной - упор лежа, бабочки, и все это в грязи. Я всё это время сижу на посту у телефона. Потом в таком же авральном режиме залетчики застирывают хб и приводят себя в порядок.
     Сделка с дьяволом заключена, и меня возвращают в часть - в караул я так ни разу и не вышел. Я встречаюсь с комбатом подполковником Межинским, Чепух даёт мне наилучшие рекомендации, и меня отправляют на ПМЖ в Военный суд. В небольшом помещении на Проспекте мира я должен жить со старшим помощником судьи до самого дембеля. Но и тут не обходится без дедовщины - старший помощник требует от меня беспрекословного послушания. Хорошо, что это все скоро заканчивается, и Чепух неожиданно отзывает меня в часть.
     - Как это понимать - мне звонит какой-то полковник милиции и требует отпустить Ганнущенко в увольнение?! - злобствует Чепух.
     - Не могу знать, товарищ старший лейтенант!
     Но Чепуху плевать, что я не при делах, и в итоге я возвращаюсь в роту на общий режим.

Глава 3-я

     Начинаются унылые деньки. Ходим строем с песней в столовую кушать гнилую картошку с гнилой капустой, запевала (он же местный писарь и дизайнер всякого агит-дерьма) так себе, исполняет: "Наливалися знамёна кумачом последний всхрап" - это просто невыносимо. Пару раз сходил в ППС, но в Загорске видимо тухло с леваком, и я возвращаюсь со службы с пустыми карманами.
   
     Я уже упоминал, что планировал выступить от в/ч 5476 на соревнованиях по рукопашному бою, но в штабе округа распорядились по-своему. Тем не менее, я не опускаю руки и напрашиваюсь на турнир, проходивший в в/ч 6763 в Зеленограде (Алабушево), уже от своей новой части. Я резонно полагал, что до сих пор не потерпел ни одного поражения (один на один) в поединках с товарищами по службе, и мне стОит попробовать себя в единоборствах.
     И вот одним ранним утром я собираюсь в дорогу - меня и еще пару солдат сопровождает Старшина. Добираемся на электричке до Ярославского вокзала, там переходим на Ленинградское направление, едем до Крюково, дальше автобусом.
     Провожаю грустным взглядом балкон на 12-м этаже корпуса 906...
     И вот мы доезжаем на автобусе до места пересадки на другой номер, стоИм на остановке, в ожидании настраиваю себя на боевой лад и мысленно рву всех своих противников.
     Неожиданно, вопреки моему задору, в моей голове начинают звучать такты: "Сон мне - желтые огни, и хриплю во сне я... повремени, повремени - утро мудренее..." Я не выдерживаю и из глаз моих начинают литься слёзы, - "Я на гору впопыхах, чтоб чего не вышло, а на горе стоИт ольха, а под горою вишня... эх раз, да еще раз..." Я прячусь за остановкой и, прежде чем Владимир Семенович добирается до "плаха с топорами", уже совершенно неудержимо рыдаю.
     Становится ясно, что надо менять мировоззрение, поскольку на кулаках далеко не уедешь. Утерев последние слёзы и сопли я решаю довести начатое до конца, но внутренне я готов к поражению - пусть же оно будет достойным.
     Доезжаем, регистрируемся, взвешиваемся, располагаемся в просторном помещении. Мои товарищи что-то жрут, купленное по дороге, со мной не делятся, так что ко всему прочему прибавился голод на грани истощения.
     Перебираемся в спортзал, в ожидании спаррингуемся, я решил побороться с маленьким дзюдоистом из другой части по кличке Ёжик. Сходимся, тот чует, что я на порядок сильнее, поэтому после пары обманных рывков бросает меня через бедро и проводит болевой на локоть. Уважуха.
     Объявляют начало соревнований. Правила таковы - спортсмен выбывает из соревнований после 2-х поражений. Жду своего выхода. По жребию мне достался в противники парень из Зеленоградской части, в которой и происходят соревнования. Это много объясняет.
     Наконец выхожу на татами. Противник примерно моего роста, но покрепче сложением (что не гарантирует, что он сильнее). Делаю проход в ноги, сажаю его на задницу и готов мочить его до последнего, но тут раздается свисток, расходимся. Снова делаю проход в ноги, и снова нас разводят. Противник становится в боксерскую стойку и пробивает мне левой прямой в решетку. Я только собрался налететь на него (удары в лицо только раззадоривают меня), как раздается свисток - очко засчитано моему противнику. Вы спросите, что это за рукопашный бой... а я вам тоже не отвечу.
     После еще нескольких ударов с левой мне в решетку, которые перебили мне переносицу, объявляется победа моего противника "за явным преимуществом".   
     Мне пеняет Старшина, что я так однообразно действовал, приводит в пример нашего товарища, который показал целый арсенал приемов... хотя и проиграл.
     Надеюсь на второй тур, но неожиданно объявляют, что правила меняются, и выбывают из соревнований после одного поражения.
     Чувство, что попал в какой-то дурной сон.
     В раздевалке мой противник-"победитель", моего призыва, похваляется, что он меня сделал, и предлагает навалять мне еще. Ну, во-первых это очень сомнительно, а во-вторых - молодец, что бахвалится не на татами.

Глава 4-я
   
     Как-то стоЮ на тумбочке, играет радио. В наряд я иду без штык-ножа, видимо Чепух изучил моё личное дело. Из приемника начинают доноситься неслыханные для наших широт ритмы, приведшие меня во внутреннее исступление: "Вода отравится, погаснет свет, утихнет звук..." Что-то мне знакомое, так-так...
     Сижу в парке при казарме на лавочке, слушаю, как Сопля травит своим товарищам веселые байки о том, как он работал мебельщиком, получается смешно, и я от души смеюсь. Сопля мне: "Я вообще не тебе рассказываю, хули ржёшь, стукач". Я заливаюсь еще больше.
     В другой раз в наряде ко мне подваливает один солдат и начинает цеплять - бьет по козырьку моей кепи, потом тянет меня с поста. Предчувствуя провокацию (как вы помните в роте без ведома командира мышь не пукнет) оставляю пост и выхожу на лестничную клетку, далее я спускаюсь к дежурке и докладываю дежурному по части, что меня столкнули с тумбочки, напомню, что покидать пост дневальному категорически запрещено. Разгорается скандал, появляется Чепух и ведет меня к Межинскому. Чепух докладывает командиру, что я злостно нарушил Устав, Межинский грозит мне гауптвахтой и дисбатом. Я, выдержав натиск, заявляю: "Как говорили древние - Audiatur et altera pars, да будет выслушана и другая сторона". "Какие древние, ты что себе позволяешь?! Я доверяю своему подчиненному, и мне других мнений не нужно, чтобы сделать соответствующие выводы".
     Однако сменяет гнев на милость: "Ну, куда тебя определить?" Чепух: "Может свинарем?" (у нас есть небольшое подсобное хозяйство) Межинский: "Нет, там надо разбираться... а то если не знаешь, где у свиньи вымя, а где что..."
     Мне ее доить что-ли?
     В конце концов решают положить меня в санчасть, тем более, что повод есть - здоровенный фурункул между лопаток, - по ходу мне светит Орден Сутулого (с закруткой на спине), - который я регулярно сковыривал и промывал хозяйственным мылом.

Глава 5-я

     Санчасть расположена с другой стороны плаца, с выходом на него. Начмед капитан Калинин не очень строгий мужик, его помощник в должности санинструктора, высокий крепкий парень-срочник. Накладывают мне мазь Вишневского на фурункул, когда она начинает действовать, боль просто адская - как будто проткнули насквозь раскаленным шомполом.
     Прикалываюсь над Санинструктором, говорю: "Святой инструктор", тот злится и очевидно не понимает игры слов.
     В санчасти "гасятся" еще несколько солдат, у одного (Елютин) гнилая нога, отбитая сослуживцами, другой косит по "дурке", ждет, когда комиссуют (на обследовании уже отлежал то ли в Сербского, то ли еще где - не помню).
     Порядки в санчасти нестрогие - спи хоть целый день. На улице турник, так что я вплотную занимаюсь своей формой. Одна беда - если в 5476 можно было еще достать хлеба, то здесь я учусь качаться на воде, поскольку хлеба в прием пищи дают в обрез. В том же году в Московском комсомольце вышла статья "Крепостные из МВД", могу подтвердить как факты незаконного использования личного состава, так и факты воровства - лично был свидетелем, как повар загружал багажник машины зампотылу майора Гаврилюка коробками с "гуманитарными" сникерсами рядом с санчастью.
     По прошествии многих лет хочется думать о людях более хорошо, и я надеюсь, что Сникерсы ушли в какой-нибудь детский дом, а не зампотылу сточил их в одну харю.
     Меня и еще пару солдат Начмед отправляет на генеральскую дачу, помочь по хозяйству. Генерал не простой, а генерал-полковник в отставке, бывший командующий Московским округом, уже совсем старенький дедушка. Ковыряемся на огороде, что-то окапываем, что-то поливаем. Супруга генерала зовет нас обедать - обед просто царский - зеленый борщ с яичком и сметанкой, охотничьи колбаски, обедаем как белые люди. Пытаюсь донести какую-то мысль до генерала, тот делает непонимающее лицо, а генеральша мне поясняет, что у ее супруга плохо со слухом, говори мол громче. Я же, рассудив, что негоже орать на целого генерала, говорю: "Давайте я буду говорить вам, а вы ему будете пересказывать".
     Приезжают навестить мама с отчимом, кроме обычных продуктовых подгонов (обжираловка на всю санчасть была знатная) оставляют еще денег, так что в тихий час я могу сходить через пролом в заборе, и далее через широкое поле в ближайший продуктовый магазин за Балтикой 6, портером, а также искупаться по дороге в пруду.
     На крышу санчасти затаскиваю матрас и лежу на нем, глядя в голубое небо, и как-бы сами собой рождаются стихи:

***

 Я сделал пару легких крыл
И ветерка поймал порыв
Я крылья белые раскрыл,
Взмахнул и прыгнул под обрыв

Я ветерка глотнул смелей,
И все бледней внизу цветы
Я выше елей и шмелей,
И не пугаюсь высоты

Все ближе солнца яркий шар,
Внизу сереет тень орла
Все нестерпимей свет и жар,
И почернели два крыла

Недолго ветер мне служил
И за собой манила высь
Мне кто-то крылья вдруг сложил,
И я сорвался камнем вниз

а потом еще:

 Провозглашает грохот хора
Финал ленивый, предрешенный,
И в партитуре дирижера
Всей широтою отраженный

Мерцают медью тускло трубы
Кровавой краскою заката,
Растет топорный ропот труппы,
И жалит такты в кровь стаккато.

Горели в горле горна звуки,
Слов соловьи в кудрях гнездились,
Из-под руки бежали фуги
И без стремян в седло садились
   
     Воображение рисует при этом картины долгожданной встречи...


Flashback 2


     Когда Света упала на коленки, заявив мне, что это я виноват: "Отряхивай... потому что я упала из-за тебя", я, встав на корточки, отряхивая ей коленки ответствовал так: "А если ты обкакаешься, я должен буду тебя мыть?"
     - Моой даваай! Я обкаакалась из-за тебяя! - передразнивая ее принцесскин тон. Света шумно втянула носом воздух и с размаху отвесила пинка мне в голень. Я, обхватив ее, выпрямился и прижал на несколько мгновений ее к груди (я тебя очень сильно люблю). Потом, опустившись на корточки, посадил Свету себе на коленку:
     - У тебя есть папа? Как его зовут?
     - Юра.
     - А где он?
     - Мама с ним развелась.
     - А где вы живете?
     - В Чудово, это под Новгородом.
     - А брат или сестра есть?
     - Есть брат, Дима.
     - Он старше тебя?
     - Да.
     - Люби брата и слушайся его,- тебя в жизни ждет много опасностей, и нам скоро придется расстаться, но мы обязательно еще когда-нибудь встретимся.
     Я поднялся и, развернув Свету от себя, шлепнул ее по попке: "Ну, беги" - и ушел за шатер курить одну за одной.
     На следующий день я поймал Свету после представления: "Пойдем, будем учиться держать равновесие".
     Мы вышли на пустую арену, я поднял Свету несколько раз, слегка подкидывая ее вверх, чтобы она освоилась, потом опустился на корточки: "Залезай". Придерживая Свету за руки я дал ей взобраться ко мне сначала на спину, а потом на плечи. Потом я выпрямился, также крепко держа Свету за руки, давая ей освоиться.
     - Держи равновесие с помощью рук: слегка согни коленки, - если тебя клонит назад, подавайся телом вперед, если тебя клонит вперед, подавайся телом назад.
Потом я освободил одну руку, не очень крепко обхватив Светину лодыжку, когда она слегка освоилась я освободил вторую руку. Света, немного поколебавшись на верхотуре, в конце концов четко поймала равновесие, и я почувствовал, как она успокоилась.
     Тогда я "уронил" Свету, как-бы отпустив лодыжки, но конечно ухватил, чтобы она не упала, держа ее, как Буратино, над ареной. Мы засмеялись. Потом я стал слегка подкидывать Свету одной рукой, упираясь ладонью ей в живот. В этот момент я чувствовал себя самым настоящим цирковым номером один, почти совсем, как Гришкевич старший.
     А еще потом мы танцевали. Мы разбрелись по разным концам арены, и я заметил, что Света о чем-то задумалась, потихоньку делая какие-то танцевальные па. Я без промедления подошел к ней и протянул руку: "Позвольте пригласить Вас на танец", вывел опешившую Свету на центр арены, подхватил ее, прижав к себе, и начал кружить, сжимая ее ладошку, под собственный аккомпанемент: "Pam, padam, padam..." Больше слов я не знал, поэтому вместо текста я гудел, сложив губы горном.

***

 Ты помнишь - на исходе лета
Тот танец нежный под луной?
В одежды легкие одета
Кружилась в танце ты со мной

Струились волосы – ты помнишь?
Стекая по твоей спине,
И ты глаза закрыла томно,
Как будто отдаваясь мне

Играла музыка под сердцем,
Касались пальцы тихо струн...
Жаль, что твое не вечно детство,
И жаль что я уже не юн

          2016

     Я чувствовал пальцами Светины ребрышки... да что там - самые струны Светиной души, а она отдала себя моим рукам, прикрыв глаза в знак доверия. В тот момент я прекратил свои бесконечные поиски счастья.

Глава 6-я

     Вечер, ужин уже принесли и съели, я маюсь от безделья. Неожиданно раздаётся стук во входную дверь, запертую изнутри на крючок, за дверью пьяный рёв: "Открывай давай!"
     Я, соображая, что пришли скорее всего за мной, ретируюсь в туалет и, запершись изнутри, закуриваю, глядя на себя в зеркало.
     Довольно скоро гостю открывают, и он начинает ломиться ко мне.
     - Ты что там делаешь?!
     - Сру, как ты думаешь!
     - Выходи, или я дверь сломаю!
     - Сейчас, подожди - только закончу.
     Собравшись с духом докуриваю, смываю и открываю дверь. За дверью - мордатый длинный парень, довольно широкий и крепкий, но учитывая, что порог туалета выше уровня коридора, я даже немного выше его, - хватает меня за грудки и тянет наружу. Я упираюсь в косяк, и не даю ему шансов извлечь меня из туалета. Тогда он бьет меня в лицо и тут же получает в ответку двойку так, что на опухших губах проступает кровь. Кажется он даже протрезвел, и его атака захлебнулась.
     Тогда он уже более миролюбиво предлагает мне выйти и поговорить. Выхожу из туалета так, чтобы его лицо оставалось в зоне досягаемости моих кулаков.
     Он пытается меня напугать тем, что напишет маляву на зону, и меня там "встретят, как положено". Я на зону (больше) не собирался, поэтому ответил ему горделивым молчаньем.
     У нас завязывается интереснейший разговор, он рассказывает мне, как летал по духани, как их дрочили, даже показывает как - ложится на задницу и начинает разводить и сводить ноги - так прокачивают пресс. Предлагает мне самому попробовать - да без проблем. Расстаёмся едва не друзьями.

Глава 7-я

     Какой-то момент становится настолько тошно от всего происходящего, что я даже начал рассматривать вариант закосить "по дурке". Особенно смущали мою душу рассказы про шикарное питание - сыр, масло, - от товарища, которого уже обследовали, и который ждет комиссации, также он делится ценным опытом: говорит, что надо съесть грифель от карандаша, тогда ты будешь бредить. Короче, надо изобразить перед Санинструктором бред.
     Раздербаниваю зубами карандаш, съедаю грифель. Выжидаем некоторое время, чтобы подействовало. Ложусь на койку, отвернувшись к стенке, вызывают Санинструктора.
     Я: "Филистимляне... суки. Вон из моего дома! Ты меня никогда не любила, Далила..."
     Санинструктор послушал и молча удалился.
     Решаю закосить, хоть ненадолго, по хирургии. Подхожу к Начмеду и сообщаю, что у меня левостороннее варикоцеле, которое побаливает (на самом деле нет - не болит). Начмед даёт направление на обследование.
     Еду в госпиталь. На приёме, пока старик-врач был чем-то занят, я спускаю штаны и ложусь на кушетку. Мною занимается молоденькая медсестра. Она берет в руку мой член и спокойно начинает совершать возвратно-поступательные движения. Не успел я удивиться (а мой дружок успел), как подошел врач, и, отогнав медсестру, прихватил меня за мошонку так, что я ойкнул.
     Подтвердил диагноз и отправил меня в часть.
     Что ж, хоть развлёкся немного.

Глава 8-я

     Поскольку после приезда родителей я разбогател на пару сотен рублей, душа требовала праздника, и у меня, совместно с товарищами, возникла идея совершить вылазку в магазинчик при части. По слухам в магазинчике торговали водкой "из-под прилавка". Я, как можно более незаметно, прокрался в магазин и действительно приобрел там бутылку водки. Радость наша была неописуемой. Мы схоронили бутылку в кустах и стали ждать вечера.
     Ближе к вечеру я вылез через окно, достал бутылку, влез обратно и положил бутылку себе под подушку. Ничто не могло помешать нам. Но неожиданно в санчасть ворвался дежурный по части, прошел прямо в нашу палату и полез под мою подушку.
     Подошел Начмед и объявил, что водка паленая: "Ну что же вы трАвитесь всяким дерьмом". Меня отвели в дежурку и стали допрашивать, где я взял водку. "Нашел в кустах, и мы решили, что пропадать добру нельзя". Эту версию я придумал на ходу, и сколько меня не допытывали, я отвечал так же. Офицеры посмеялись и говорят: "Ладно, иди - свободен". Я: "Так что, бутылку не отдадите?"
Хохот стоял на всю часть.

Глава 9-я

     Одним вечером (уже был май) небо стало хмуриться. Сначала поднялся ветер, потом стало покапывать. Я с интересом наблюдал за происходящим в окно, чувствовалось приближение бури, обычное беспокойство, связанное с неприятностями службы, стало отступать, и меня охватило умиротворение, усиливавшееся по мере того, как погода ухудшалась. Я почувствовал в приближающемся разгуле стихии что-то, что покровительствовало лично мне, в то время, как для всех остальных плохих людей стихия была врагом.
     Я вышел, как был, босиком в одних черных семейных трусах на середину плаца, расставил ноги на ширине плеч, а руки раскинул в стороны.
     Наконец ветер стал уже нешуточно раскачивать деревья, потемневший воздух раз за разом пронизывали молнии, вслед за которыми приносились оглушительные раскаты грома, а дождь превратился в настоящий поток.  Меня хлестал дождь, и ветер, но я стоял неподвижно, освещаемый вспышками, на плац летели листья и комья грязи, мимо пронеслась огромная отломанная ветка, сзади что-то ужасающе затрещало, а потом грохнулось, но на сердце у меня было удивительно спокойно... Так я стоял до тех пор, пока небо не ослабило натиск на землю, потоки иссякли, и я обернулся назад. Огромная ольха, подломленная, лежала на крыше санчасти. Кому-то предстояла серьезная работа по распилке дерева и уборке плаца и вообще территории части. Вообще-то мне, но это будет уже завтра.
     Я вернулся в палату и уснул сном младенца.

Глава 10-я

     За забором ковыряются командированные стройбатовцы, разговариваемся - оказываются отличные ребята, и мне становится горько, что я служу не с ними. Подходит наш повар и пытается включиться в наш разговор о тяготах и лишениях, я иронизирую по поводу его широкой морды и нашего рациона, тот разванивается: "А ты стукач!" Стройбатовец: "О, говно полезло"...
     Тут уж я отвел душу за все тяготы и лишения воинской службы.


              ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
             В/Ч 5125 (2000)
                ЛЮБЕРЦЫ-7


Глава 1-я

     Неожиданно объявляют о расформировании части и о переводе личного состава в Люберцы. Мы загружаемся в грузовики и направляемся к месту новой дислокации.
     Попадаю во 2-ю роту. Служба начинается с шухера: дух Утенин (Утка) отлучился в "чайник" - магазинчик при части - без спроса. Его чморят сержанты: "Ты чё, до**я прослужил?!
     Начинается "воспитание коллективом" - строят взвод и кладут с тылу. Деды не падают, я тоже. Сержанты озадачены:
     - Ты почему не падаешь?
     - Не падаю.
     - В вашей части что, не падали?
     - Падали.
     - А ты почему не падаешь?
     - Не падаю.
     Вызывают взводного, тот орет на меня громким голосом, но ничего поделать не может.


Глава 2-я

     У меня появляются друзья - духи москвич Рома Симоволков (Сима), рассудительный и производящий впечатление почти интеллигентного человека, и Андрюха Терещенко - питерский. Сима прячется в армии от уголовного преследования за угоны авто, - искупает кровью, так сказать (подозреваю, что не он один). Общение с моими новыми друзьями непринужденное и незамутненное армейским колоритом, так что у меня появляется ощущение, что я одной ногой уже "на гражданке". Сима и Терещенко ежедневно выезжают в Государственную Академию Управления на Выхино на "хозработы": уборка на территории учебного заведения, Сима также подряжает забитых солдат на это предприятие, как старший менеджер. Свободное от работ время мы проводим вместе, я даже решаюсь поделиться с Симой историей своей любви и своими мечтами, пока мы лежали на травке, глядя в голубое небо. Сима немного озадачен, но относится к моей истории скорее с пониманием (или делает вид). В свою очередь друг делится со мной настолько странными видениями, с которыми без бутылки Фрейда не разберешься.


Глава 3-я

     Меня тоже отправляют работать на квартиру прапорщику, где я должен помогать другому работнику-старослужащему делать ремонт. Нас кормит довольно вкусно жена прапорщика, приговаривая при этом, как хорошо поесть "домашнего".
     Я исправно исполняю поручения, но подвергаюсь постоянным издевательствам со стороны малолетнего сына хозяев - доходит до того, что на улице возле мусорки я опрокидываю его на землю, не выдержав его оскорблений. Тот разверещался, и меня отправили обратно в роту. Жена прапорщика сокрушается: "Мы хотели, чтобы он покушал "домашнего", а он..."
     Я, конечно, люблю пожрать, но не настолько, чтобы терпеть такое от маленького мажора.


Глава 4-я

   В роте всем заправляют два сержанта - Ангел (Ангелов) и Лизун (Лизунов). Сержанты злые, духи их боятся хуже ротного Деда (Дедловского).
     Построение на плацу, вечерняя поверка.
     Ангел:
     - Иванов...
     - Я!
     - Петров...
     - Я!
     - Ганнущенко...
     - Я!
     - Х**ня...
     Спустить такое на тормозах я не могу, и матерю сержанта от всей души. Ангел вынужден "проглотить", и стоящий рядом Сима незаметно жмет мне руку в знак признания и одобрения.


Глава 5-я

     Стоя на тумбочке заглядываю в свежую местную газету, а там...
     "В Люберцах дает представления шапито "Звезда"!
     Я в изумлении, планирую на выходной отпроситься у Деда в увал, даже мямлю ему что-то про друзей, которых я обязательно должен увидеть, но жизнь вносит свои коррективы...
     Выхожу на улицу подышать воздухом, ко мне подваливает Ерема (Еремин), дед из другой роты:
     - Найди мне сигарету!
     - У меня нет сигарет...
     - Ты о**ел, найди мне сигарету!
     - У меня нет сигарет...
     - Ну все, вешайся!
     В другой раз выхожу на улицу, вижу сидящего на скамейке Ерему. Подхожу и спокойно усаживаюсь слева недалеко от него. Тот придвигается ко мне и несильно - символически - бьет меня по почкам, приговаривая: "Слышь, съе**лся.. я тебе нос сломаю! Съе**лся... я тебе нос сломаю!"
     Я вскакиваю со скамейки, и с разворота коротким и сильным ударом с левой бью Ерему в лицо... рассечение на скуле, кровь фонтанчиком брызжет из лица.
     Ерема:
     - Ты чё, ты чё!
     Начинается шухер, взводный тут же отдает распоряжение присутствующим и даже тем, кого там не было, написать рапорт о том, что я напал на Ерему - что подчиненные и делают - под диктовку и как под копирку.
     Меня отводят к командиру части Верману, тот меня допрашивает:
     - Ты зачем ударил мальчика?
     - Он бил меня по почкам.
     - Он ударил тебя по почкам, а ты ударил его в лицо!
     - Ты зачем ударил мальчика?!
     Понимая, что спорить с этим сапогом бесполезно, замолкаю и закатываю глаза под потолок.
     Верман:
     - 10 суток ареста!
     Тут подполковник немного себя переоценил, поскольку командир батальона в отличие от командира полка может давать только 7 суток.
     Как я потом узнал, на меня также хотели завести "уголовку", но видимо дело представлялось нашим командирам настолько бесперспективным, что меня "пронесло".
     Меня загружают в "козла" и везут на гауптвахту на Дорожной ("Дорожка").
     Через какое-то время машина разворачивается на повороте, и поодаль сквозь решетку на задней двери я вижу "Звезду"... я узнал ее по шатру и мачтам.
     ...с отчаяньем понимаю, что это не я уезжаю прочь - это от меня убегает моя Звезда! мой потерянный рай, место, где я впервые в жизни был так недолго счастлив, где меня так просто и бесхитростно любили...
     И прижавшись лицом к решетке я беззвучно зарыдал.


Flashback 3

     Перед тем как покинуть лагерь я попросил Любу на пару слов, и мы стали обсуждать, где мы сможем встретиться. После Егорьевска "Звезда" направляла свои колеса в Коломну, и Люба предложила мне туда наведаться - я соглашался, но холодея понимал, что не исполню обещанного - с Любой я ведь не смогу гулять по вечернему лагерю, смеяться над пустяками и безмятежно танцевать под луной, мне будет катастрофически не хватать такой тонкой трогательной фигурки, пшеничных волос и улыбчивого взгляда существа с другой планеты... Так мы и расстались на долгие годы.


Глава 6-я

     Прибываем на "кичу", она расположена на территории В/Ч 3792 в отдельном здании на 2-м этаже. К зданию гауптвахты примыкает огороженный решетками небольшой плац.
     Меня определяют в общую камеру, но после первого же построения со строевой я попадаю в одиночку, поскольку "забиваю" на "вспышки с тыла" и "упор лежа".
     Меня отводят под караулом к местному начштаба, едва я немного замешкался и замедлил шаг, как в поясницу мне упирается штык-нож, которым снаряжен автомат караульного.
     Начштаба берет Устав и покачав им в руке бьет им меня по лицу - так он поступает со всеми залетчиками. За неисполнение приказа он объявляет мне еще 10 суток, так что всего мне придется отбыть на губе 17 суток.
     Начинаются арестантские будни. В туалет выводят 3 раза в день после приема пищи, так что мне приходится проявить смекалку, чтобы справить малую нужду - а именно: в углу камеры выломан кусок деревянного пола, и я "хожу" в образовавшуюся дыру, стоя на коленях. На первом этаже подо мной, к слову, расположена караулка. В очередной выход в туалет незаметно прихватываю с раковины мокрую тряпку, обтираю пол вокруг импровизированного туалета и затыкаю той же тряпкой дыру, поскольку начало уже подванивать, так что отбывать срок становится почти комфортно.
     В "одиночке" нет даже шконки, и я сплю распластавшись на голом полу и подложив под голову кепи. Днем спать запрещено, и однажды меня "палят" караульные, когда я лежал, забившись в угол. Орут в "решку" (глазок): "Подъем!" Я забиваю. Тогда караульные вдвоем забегают в камеру и бросаются на меня. Я хватаю левой за грудки одного, правой - второго и начинаю вытряхивать из них душу. Однако я не принял во внимание, что они снаряжены увесистыми дубинками (ПР-73), и они знатно меня ими охаживают. Удары жгучие и очень болезненные, и я падаю в угол, приняв "позу эмбриона" и группируюсь, прикрыв все болевые точки - пах, развернувшись к стене, голову кистью левой и почки локтем правой руки. Вдоволь оторвавшись на мне караульные уходят, хлопнув железной дверью, а я продолжаю отдыхать.
     Один маленький плюс содержания в "одиночке" это то, что я не хожу на строевую, она к слову может продолжаться целый день, не взирая на погоду, с перерывами на прием пищи.
     С едой как-то раз меня подъ**ывает начкар (начальник караула) - выводят в столовую (одного, после всех) и дают на прием пищи 3 минуты. На ужин невероятный деликатес - полный "обрез" перловки и сверху прилично кильки в томате, но моя порция настолько горячая, что пока я на нее дую, заканчивается мое время, и я едва успеваю съесть пол-ложки, обварив нёбо. Начкар, глядя на часы: "Прием пищи окончить, встать!"
     Тут оказывается, что он очередной юрист с законченным высшим образованием, в отличие от меня, неуча, о чем он мне назидательно сообщает, после чего меня отводят обратно в камеру, голодного и оскорбленного.
     Жаль только, что законченному юристу никто не рассказал, что то, чем он сейчас занимается - это пытка голодом, в то время как пытки запрещены российскими законами и международными конвенциями.
     Один арестант моего призыва по имени Вадим (сломал сослуживцу нос: как он рассказывал, пострадавший практически налетел лицом на его кулак, что усилило удар) помогает караулу с уборкой. Иногда подгоняет мне чинарик примы сквозь "решку", хотя курить арестантам запрещено... как-то кричу в "решку": "Вадим!" - желая покурить. Какой-то дед из общей камеры возмущается: "Ну ни хера я себе - я себе тут не позволяю кричать "один"! То ли со слухом не очень, то ли что...
     Как-то вечером в небольшое высокое окошко, закрытое несколькими слоями стекла, начинает бить дождь - снова ураган. Ветер завывает так, что в камере стоит гул, в стекло летят ветки, а я по мере усиления непогоды прихожу в панику: я должен быть там! выпустите меня, это моя стихия!
     Я лег в угол, свернувшись калачиком, и так лежал, пока все не закончилось.
     Поступает еще один арестант - Борис, осетин - длинный парень моего призыва. Меня уже перевели в общую камеру. Борис рассказывает, что он мастер единоборств и "строит" старший призыв и сержантов: якобы обещал разбить е**ало всякому, кто на него залуплнется. Ко всему прочему у парня ВИЧ, который, как я узнал немного позднее, его и  погубил. Сокамерники сетуют, что Борис воняет разлаающимся трупом.
     На плацу, когда нас строил какой-то полкан, мы с Борисом рассудили, что все-таки лучше упасть и отжиматься, поскольку это целый полковник, и ну его нафиг, так что мы оба немного поступились принципами.   
     Будучи еще в "одиночке" в очередной выход в туалет я "стянул" одноразовый станок и в камере положил его на пол и расколол станок ударом каблука. Вытащил лезвие и припрятал его под подошву, поскольку один мой ботинок немного "просил есть".
     Сочинил:

     Охватив меня ужас вином
     В кровь впитался мгновенно,
     Я расправлюсь с ним мужественно,
     Неповинно - по венам!

     В тот момент я был готов в любой момент "вскрыться", если действительность станет совсем невыносимой, но к счастью я относительно спокойно досидел свои сутки и срок в срок отбыл в свою часть.


Глава 7-я

     После возвращения с "губы" чувствую себя, как на курорте: ем вдоволь (в рамках рациона), сплю на мягкой кровати, передвигаюсь самостоятельно, без охраны.
     В "сушилке" (комната для сушки обмундирования) проводит проп**живание дед Минай (Минаев), я не в курсе. Мне говорят: "Постучись и скажи: "Товарищ рядовой, разрешите войти!" Исполняю. Минай машет на меня руками: "Иди отсюда!"
     После отбоя в роте какой-то расслабон - то ли бухают, то ли еще чего... Я не сплю, думаю о чём-то своем, лёжа на кровати. На окошко ставят духа "на шицы" (на стрём), тот сидит на табуретке, опершись на подоконник, и бдит. Даёт сигнал: Ангел! В роту заходит Ангел - в тот день помощник дежурного по части. Я начинаю хохотать, а потом запеваю немного на свой манер Пугачёвское:
   
     Дежурный ангел мне явился в ночь,
     Я не спала, я у окна сидела...

     Возвращаюсь не спеша с улицы в роту, там построение, руководит Ангел. Сержант мне во всю глотку: "В строй, бегом!"
     "Подорваться" - потерять лицо, "забить" - чревато, ибо явное нарушение воинской дисциплины. Мгновение подумав стартую бегом, за несколько метров от сержанта перехожу на мелкий отрывистый шаг, изображая суслика, потом, сделав изумленное лицо совершаю длинный прыжок лошади через пропасть и обрушиваюсь всем телом на пол, подползаю к Ангелу, прикладываю руку к виску и, глядя на него: "Товарищ сержант, разрешите встать в строй!"
     На лице сержанта играет изумленная, недоверчивая и в то же время польщенная улыбка - он явно не знает точно, как расценивать происходящее. В конце концов выдавливает: "Становись"... Я, так же не вставая с пола, делаю разворот и крокодилом подползаю к строю, отпихиваю в сторону ботинок товарища: "Уйди на**й!", и втискиваюсь в строй.


Глава 8-я

     Командир отделения картавый младший сержант-контрактник Мануйлов - высокий усатый мужичок, бывший оператор с ТНТ. Штаны у него заправлены в носки, а вместо уставных берец - кроссовки. Он меня немножко бесит, и я его спрашиваю: "Это у вас полукеды, товарищ сержант?" - намекая на то, что он полупидар в полукедах, но тот игнорирует подкол.
     Выходим на импровизированный полигон - пустырь недалеко от части - для ТПВВ (Тактическая Подготовка Внутренних Войск). Ведет подготовку Мануйлов. Отрабатываем действия при массовых беспорядках - как теснить агрессивную толпу при помощи щитов и дубинок, защищаться от массовой атаки граждан. Строим фигуру "черепаха" - сбиваемся в кучку, прикрываясь со всех сторон и сверху щитами. Мануйлов кидает в нас здоровые камни, проверяя построение на прочность, а потом и вовсе прыгает на нас ногами. Я не выдерживаю и, психанув, встаю и практически посылаю сержанта. Учения закончились.
     Привал. Курим, отдыхаем. Ангел цепляет меня словесно, типа: "Ты что за х** такой борзый", и мы решаем померяться силами в борьбе. Думаю про себя: "Ну щас я ему покажу!" Сходимся, пытаемся друг друга завалить. Ангел при внешней худобе оказывается очень крепким, жилистым. Я тоже не даю промаха, и мы заканчиваем вничью. После этой схватки мы наконец зауважали друг друга.
     В роте Мануйлов мне: "В пгинципе, в пгинципе... пагень ты неплохой!" Учитывая мою дурную славу, это практически комплимент.

     Однажды мне неожиданно объявляют, что меня переводят не просто в другую часть, но в другие войска - ПВО... я собираю пожитки и загружаюсь в "козла". Что было дальше - я помню очень смутно, после довольно долгой дороги кажется меня привезли в какую-то часть, территория которой вся засажена елями, торчу с полчаса в помещении роты, не веря происходящему, уныло наблюдая за "задроченными" солдатами в кирзачах и "зеленке" - форма зеленого цвета, фактически заключенными, поскольку воли они не видят все 2 года... неожиданно мне говорят собираться, снова усаживают в нашу машину, и я еду обратно в родную часть на улице 8-го марта, чтобы порадовать друзей и недругов.
     Построение суточного наряда батальона, объявляется разнарядка на хозработы. Не помню, кого куда, но лично меня отправляют на опустошение здоровенного мусорного контейнера недалеко от КПП, принадлежащего части. Вооружившись ведром, ломом и лопатой отправляюсь выполнять свою работу. Мусор требуется перекидать в стоящий рядом КАМАЗ.
     Чертыхаясь на бестолковых сослуживцев, накидавших до верха контейнера самый разный хлам - от бытовых отходов до строительного мусора, - разгребаю обломки кирпичей, какую-то макулатуру, картофельные очистки и еще бог весть что. Скоро обнаруживаю, что помимо мелкого мусора в баке покоятся куски железобетона с торчащей арматурой, и даже части металлоконструкций - какие-то ржавые, кривые рамы.
     Потратив пару часов своего времени (а у солдата на всякую фигню времени валом), истерев ладони инструментом и доведя все-таки дело до конца, с удовлетворением прихожу к мысли, что к прочим моим подвигам прибавился еще и 5-й подвиг Геракла.    


Глава 9-я

     Пришли новые духи... по идее мы стали воробьями, насколько знаю - после инициации табуреткой по жопе или что-то в этом роде, но я по известным причинам
становлюсь "воробьем" просто по факту.
     Сидим в курилке - я решил немного "подедовать": ставлю душка рядом, пока мы кайфуем с сигаретками, говорю: "Выставь руку, а мы будем стряхивать в нее пепел". Пацану по приколу - вроде и бегать или падать не надо, и все смехом, так что он охотно подставляет свою ладошку.
     Подружился с одним духом... он мне: "Серега, мне родители подогнали 20 баксов, как их на рубли обменять?" Я: "Но проблемо".
     Пошли в "чайник". Говорю продавщице заговорщицким тоном: "У нас есть 20 баксов, возьмете по трешке?" Та к моему удивлению быстро соглашается, мы совершаем сделку и затариваемся сладостями.
     Возвращаемся в роту, включено радио, и мы, офигевая, слушаем, как в прямом эфире передают рост курса доллара, уже что-то за 20 - дефолт...
     Выезжаем на "хозработы" на Белую дачу - месим грязищу по щиколотку в кирзачах, собирая капусту, вместо бушлатов - серые шинели, которые мы не снимаем на ночь, поскольку в большой палатке, в которой мы размещены, ночью довольно холодно, да еще и капает с потолка. Отгружаем мешки с капустой и картошкой со склада. Работаем, естественно, за еду - в рабочей столовой нас очень хорошо (по нашим меркам) кормят, иногда можно подкалымить - торгануть мешком "налево", заработав при этом на пару пива или бутылку "беленькой".
     Работаю на складе как обычно "с огоньком" - 50-ти килограммовые мешки, которые мои товарищи таскают по двое, я в одиночку поднимаю над головой и так несу к кузову, радуясь возможности "покачаться" с живым весом. По дороге пинаю рассыпанные картофелины, наслаждаясь также возможностью поиграть в "футбол"... однажды на меня "наезжает" какой-то "крутой" неадекват из покупателей, мол "продукты пинаешь, люди трудятся, пот проливают, а ты..." (как будто я тут его не проливаю), при этом едва не тыча своим лбом в мой лоб... предпочитаю отмолчаться во избежание беспредела.
      Рядом с лагерем ручей... идем с Симой купаться, незадолго до окончания подзываю одного духа и "подрываю" его принести мне полотенце. Тот приносит, я собираюсь обтереться, но вовремя замечаю, что маленькое "вафельное" полотенце все в комках грязи. Говорю: "Ты чё, сука, мне ножное полотенце принес?! Надувай!" - все это довольно беззлобно. Пробиваю ему слабенькую гычку и отсылаю его нахер. Больше после этого я (почти) не "дедовал".
     После отбоя ловим наших пацанов под предводительством сержанта Бачурина за жаркой картошки с грибами под водочку и соленый огурчик, я внаглую съедаю и выпиваю "свою долю", несмотря на напряженные взаимоотношения между нами - калории, как-никак, а они на дороге не валяются.


Глава 10-я

     По возвращении с "Белой дачи" меня отводят к Замполиту - настучали ему, что я злостно попираю воинскую дисциплину, не исполняя приказы командиров и начальников. После короткой беседы со мной Замполит проникается ко мне симпатией и сокрушенно восклицает: "Ну что это такое! стоит только появиться у нас чему-то интеллигентному, как нам обязательно надо это похерить..." Отпускает, конечно, без наказания. Напоследок решаюсь воспользоваться ситуацией и прошу Замполита об увольнении (за спрос ведь не бьют), но получаю твердый отказ.
     Выхожу в ППС, я - начальник патруля, со мной патрульным дух Жердев, которого я называю Жердёв... волоокий деревенский парень в дико засаленной в нарядах по роте и по столовой хбшке, огромное жирное пятно на которой он прикрывает сумкой для документов из коричневого кожзама(которую по традиции носит не старший патруля, а младший по званию или сроку службы). В патруле поднимаю нормально бабла (на выпить пива, закусить и покурить)... ловим в основном "ссыкунов" - граждан, справляющих малую нужду в неположенном месте (самое смешное, когда после взимания "шрафа" отливаешь на том же месте). К сбору в отделе я прибываю уже порядочно пьяным и устраиваю бузу на платформе Выхино - по смутным воспоминаниям и рассказам товарищей ору на какого-то гражданского ("я тебе **ло разобью!"), который сделал мне замечание за мой неподобающе пьяный вид (при этом китель у меня не заправлен, а выпущен из-под ремня, как-будто я не сотрудник МВД, а так - погулять вышел).
     В части после прибытия идем в столовую ужинать, я усаживаюсь за стол с пацанами своего призыва и весело ору: "Жердёв! Тащи нарезку! Бегом!" Жердев, очевидно уязвленный таким отношением, тащит тем не менее мою добычу, купленную на маршруте, стиснув зубы.
     От дальнего стола, за которым сидят деды из другой роты, доносится: "Эй, там, попроще немного - здесь люди постарше призывом сидят"... Я, окончательно потерявший пьяную голову, ору в ответ: "Эй, х**сосы за крайним столом - **ала завалили!"
     Те переглядываются, и двое из 4-х молча срываются с мест и направляются ко мне. Я также выскакиваю из-за стола им навстречу - умело отбиваюсь от обоих, а потом одного хватаю за грудки левой, а другого - правой, - "коронка". Тогда еще двое подбегают сзади, и деды начинают месить меня с двух сторон. Я и так не Брюс Ли, а еще пьяный в дупель, - в результате мне вкруговую начистили морду до блеска и пошли заканчивать трапезу.
     Я не потерял боевого настроя, но в течение ужина обдумывал планы мщения... вернувшись в роту, я подошел к умывальнику и увидел наконец себя в зеркало, - увиденное привело меня в такой ужас, что я заплакал, - лицо превратилось в месиво, оба глаза заплыли, а под правым висел кусок плоти, отсеченный чьим-то подкованным берцем.
     Сима укоризненно мне заметил: "Серег... вроде считаешь себя мужчиной, а плачешь, как девочка..."
     Мне попортили красоту - мой главный козырь, - как теперь жить с таким хайлом?! Ничего ты не понимаешь... ну да, тебе-то терять нечего...
     Тут мне стало вдвойне обидно - Сима, Терещенко, Короткий... те, кого я считал друзьями, и с кем делил хлеб, курево и Балтику 9, не то, что трусливо не вступились, но даже не попытались остановить бойню, а теперь еще и стыдят меня!
     И следующие полчаса я провел перед зеркалом, куря одну за другой и безутешно рыдая.
     Мои обидчики решили действовать превентивно и сразу после инцидента побежали стучать дежурному по части, чтобы я их не опередил (не собирался даже, хотя и надеялся, что по следам моей разбитой рожи будет расследование). Только я приготовился ко сну после отбоя, меня подняли с постели и отвели в дежурку. Коротко допросив (никого не выдал) меня отвели в санчасть, фельдшер - крепкий высокий прапор-контрактник, отрезая ножницами висящую под моим глазом кожу, на что я скорчился в ожидании боли, выговаривает мне, что я должен быть невозмутимым, как сфинкс, поскольку мужчина обязан не чувствовать боли, а также, что я должен побеждать в одиночку любое превосходящее количество противников, - мои возражения, что у меня нет глаз на жопе, он отметает и безапелляционно заявляет: "Должны быть!"
     На следующий день личный состав части собрали в клубе, за кафедрой воссел Начштаба, а меня поставили перед залом. Начштаба начал пафосно меня обличать: "Этот солдат обижал младший призыв и был наказан старослужащими, которые благородно вступились за несчастного духа..." - что-то вроде этого.
     Я, приняв стойку смирно между кафедрой и рядами, начал корчить саркастические рожи на каждую тираду офицера, чем вызывал раскаты смеха солдат, рассевшихся в зале, как на представлении. Офицер наверное долго ломал голову, что же было такого смешного в его речах, а я остался довольным, что порадовал товарищей по службе маленьким экспромтом.
     Несколько дней я ходил в санчасть обрабатывать синяки и ссадины... в один из визитов тот самый фельдшер, решившись, видимо, после долгих раздумий, спрашивает меня:
     - Скажи, а правду говорят, что ты замполита сдал?
     - Да, - говорю, - и не только его.
     - А кого еще? - изумленный моей честностью фельдшер.
     - Всех сдал! - без тени улыбки, но с озорцой в глазах отвечаю я, - замполита, зампотылу, начштаба...
     - И как ты их сдал? - недоверчиво улыбается фельдшер.
     - Да, они заперлись в штабе с бухлом и бабами, меня на шицы поставили, а тут командир идет - ну, я их всех и ввалил...
     Оставив прапора в немом ступоре я пошел по своим солдатским делам.
    
     Меня отстранили на время от ППС (пока лицо не заживет). Одним днем иду в сопровождении сержанта на обед (все остальные наши были на службе), навстречу попадается сержант из другой роты Фадеев с лицом и манерами Урфина Джюса, любивший жестоко гонять солдат и люто ненавидевший меня за мою непреклонность и  чувство собственного достоинства... он начал дико хохотать, тыкая в сторону моего несчастного лица своим длинным указательным пальцем, на что я с чувством собственно достоинства промолчал, оставив суд над ним Небу.

   
Лирическое отступление

     Меня спросят: "А где хронологическое описание событий? Подъемы, рассветы, закаты? Отбои, в конце концов! И прочая рутина, заполняющая собой дыры в сюжете?" Отвечу так: по большому счету один день службы мало чем отличается от другого, как говорилось:
 
     "Вот и день прошел...
     ну и **й с ним!
     Завтра день придет опять...
     ну и в рот его ***ть!"

     Или, как я подбадривал самого себя: "Отслужил уже целый месяц... осталось всего 23".
     А так дежурный день представлял собой подъем ни свет, ни заря, утренняя пробежка кругами по плацу под кричалку:
    
     Служим мы в войсках ВВ
     Это вам не ВДВ
     Есть у нас крутой Спецназ
     Нет военных лучше нас!

    ...(и лишь потом туалет - хоть обделайся на бегу), заправка кроватей (никогда никому не заправлял и никого за меня заправлять не просил), уборка спального помещения... иногда устраивался ПХД (парко-хозяйственный день), когда мы с тройным усердием намывали полы и натирали окна газетами.
     На полковом построении предъявляли бирки на шапках и бушлатах (ФИО, рота, взвод, отделение), пришитые шевроны, петлички, окантованную станком шею, начищенные ваксой берцы и вообще уставной вид.
     Походы строем с песней на завтрак, обед и ужин, физо на площадке с турниками, рукоходом и руколазом, теоретические занятия в классе...
     Солдата преследует неотступно в разных комбинациях 5 навязчивых мыслей:
     1) пожрать;
     2) поспать;
     3) выпить;
     4) покурить;
     5) по**аться...
     Поэтому выход в ППС был большим праздником, когда можно было "заработать" на пару порций пельменей в "чайнике", выпить-покурить и пощупать бабу, если сегодня "твой день"...
     "Поднимали" на задержанных - "торчках" - пьяных, наркоманах, гражданах без регистрации (хотя этим лично я не грешил), Мишка же (скоро узнаете, кто это) специализировался на китайцах и даже усовершенствовал технологию - если задержанный предъявлял регистрацию, то Мишка выражал сомнение в ее подлинности и предлагал пройти в отдел для проверки, и задержанному ничего не оставалось, как платить...
     Лично я представлялся, объявлял нарушение: "Появление в общественном месте в пьяном виде, оскорбляющем человеческое достоинство и общественную нравственность" либо "Распитие спиртных напитков в общественном месте", этих я особенно ненавидел, потому что они норовили распить на детских площадках, вел задержанного в отдел, потом резко останавливался:
     - Стоп, а досмотр я не провел...
     - Колющие, режущие предметы имеете при себе?
     - Нет, можете обыскать!
     (Конечно, обыщу).
     В процессе "шмона" к рукам прилипает пара бумажек, и мы продолжаем путь.
     - Так где, говоришь, живешь?
     - Да вон в том доме! - обрадованно, голосом, полным надежды.
     - Сам дойдешь?
     - Конечно, дойду!
     - Смотри, не нарушай больше!
     В роте я разбавлял, как мог, полууставной распорядок дня: "на тумбочке" сочинял стихи, коротая время, в курилке-душевой с прекрасной акустикой - пел, когда никто не слышит, терзал гитару в бытовке...
     И каждый вечер после отбоя, практически обессиленный, опуская голову на подушку, накрываясь одеялом и закрывая глаза, я возвращался в свой утраченный Эдем - бродячий Цирк-шапито "Звезда", а еще точнее - вагончик, охраняемый далматинцем по имени Джиджик, отдавая на "путешествие" свои последние силы.


             ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
            ОНА  ЖЕ  ПОСЛЕДНЯЯ
                В/Ч 5128
                МОСКВА


Глава 1-я


     Когда, к моей радости, синяки практически сошли, шрам под глазом затянулся, и лицо мое пришло в почти прежний вид, и я уже собирался выйти в ППС для новых подвигов, уже не совсем неожиданно, но вполне ожидаемо пришел приказ о переводе меня в Москву, на Стандартную 13А...
     1-й день в моей новой части ознаменовался встречей с полковым замполитом подполковником (как вариант - полуполковником или недополковником) Акоховым В.В., который начал знакомство с "наездов" - перед ним на столе лежало мое личное дело, которое он листал, слюнявя палец, которым он тыкал в различные эпизоды моей биографии, и выкрикивал угрозы устроить мне настолько сладкую жизнь, которую я теперь-то точно не переживу. Учтя, однако, мои почтительные ответы и отличную стойку смирно, Акохов уже немного остыв более дружелюбно объявляет, что определяет меня во 2-ю роту и отсылает меня для дальнейшего прохождения службы.
     У меня вообще сложилось уже впечатление, что я попадаю в самые тухлые роты, по принципу моряцкой "крысиной бочки", где про уставы не слышали не только солдаты, но и командиры.
     В качестве приветствия на новом месте у меня "уводят" новый красивый бушлат, причем не помогает не только бирка под воротником, но и ФИО, выжженное хлоркой на подкладке, поскольку местные умельцы просто вырезают этот кусок, и никого уже за руку не схватишь. На мою жалобу ротное офицерье заявляет, что "в армии ничего не теряют и не крадут, в армии про**ывают". Приходится некоторое время ходить в каких-то обносках, пока я не провернул такой же фокус с чьим-то бушлатом, когда мы были на каких-то занятиях в 3-ей роте - "с волками жить...", как говорится.
     В роте тотальное крысятничество - спарывают шевроны, тащат петлички с выглаженной к ППС форме, оставленной на короткое время без присмотра. В столовой анархия - отшагав несколько кругов по плацу с песней, чинно зайдя строем в столовую далее по команде "к раздаче" рота срывается с места и сломя голову несется к столикам, чтобы сгрести весь белый хлеб и масло, пока подельники занимают первые места у раздачи, так что слабейшим в этих джунглях достается только пара кусков жесткого, как подошва, черного хлеба.


Глава 2-я

     В роте несколько "авторитетов": "Король" - дембель Королев, изо всех сил демонстрирующий, что он настолько шире дверного проема (на самом деле нет), что проникнуть в него ему удается не с первого раза... "Протас" - дед Протасов, крепкий озорной парень, но без пары передних зубов, которые, по рассказам, ему "выставили" гопники, когда он решил съездить в отпуск на Родину по милицейской форме... "Поляк" - Леха Поляков, длинный дед с крупными кулаками, москвич, настолько "блатной", что в увольнение ходит, когда захочет... Старший сержант Пименов, который не умеет подтягиваться, но зато громко орет на тех, кто умеет подтягиваться.
     В моем новом полку есть диво-дивное - горячая вода, и я первым делом принимаю душ в закутке, поделенном на 2 части рядами раковин, служащим умывальником, душевой и курилкой. "Блатные" в немом изумлении наблюдают за о**евшим "воробьем", полощущемся с помощью шланга, поскольку по сроку службы пользоваться этой привилегией мне не положено, но надо ждать банного дня.
     Я решил проявить демократичность и налаживаю отношения с "духами" - Паша Федотов, также, как я, родом из Грозного, а теперь проживающий во Владимирской области, - в Грозном жил в районе аэропорта, недалеко от меня, жившего рядом с пивзаводом. Юра Макаров - молчаливый парень, разговор с которым всегда превращался в мой монолог, пока собеседник курил, с тем, чтобы оставить мне "на пару тяг", глядя на меня, и неизвестно о чем думал.
     Ну и Мишка Малин - москвич, футболист, симпатичный парнишка, ростом пониже меня. С  Мишкой мы быстро подружились, и нас связали особые узы, - кровати наши на 2-м ярусе стояли вплотную, и перед сном мы довольно долго болтали обо всем подряд - о службе, спорте, о девчонках... говорил в основном Мишка, а я смотрел на его шевелящиеся пухлые губы, подставив левую руку под голову, пока меня не смаривал сон, и говорил: "Ну все, давай спать, я просто умираю - так за день за**ался..."


Глава 3-я

     Да, какое-то время мне стало довольно комфортно служить, но вначале было не так... я пребывал в атмосфере отчуждения, время от времени нарываясь на презрительное (и безапелляционное) "стукач". Как-то во время полкового построения на плацу произошел такой инцидент: какой-то тощий дед, похожий на таракана, стоя сзади и левее меня, лузгая семечки (на плацу!), начал доставать меня какими-то приказами, типа "стой смирно", на что я сохранял олимпийское спокойствие, стоя по стойке "вольно". Тогда Таракан кинул обслюнявленной шелухой мне в лицо, - тут уж я сдерживаться не стал и, развернувшись, влепил открытой жменей Таракану в харю, получив в ответ натурально вонючее и бессильное "стукач".
     У меня не было друзей, я ни с кем не заговаривал, так же, как и никто - со мной, и безмолвно, стиснув зубы, тянул свою лямку.
     Все изменилось, когда однажды меня с несколькими духами послали на чистку картошки. Я, как всегда, молча подчинился...
     В наряде со мной оказался мой тезка Ларченко, пермяк. Он неожиданно дружелюбно заговорил со мной, расспрашивая о моей службе в других частях. Серега внимательно слушал меня, улыбался своей скромной улыбкой, шутил. Он оказался настоящим волшебником, - я трепался с ним, начищая картошку, а на моем лице заиграла не обычная моя чеширская полуулыбка, но улыбка ребенка, который получил подарок на Рождество.
      Все остальные изумленно наблюдали за процессом превращения замкнутого, угрюмого и не очень русского солдафона во вполне "своего парня", - только отнесись по-человечески, а я с торжеством отметил про себя, что на мой счет опять очень сильно ошибались.

Глава 4-я

     Постепенно "роняю" авторитеты... На построении "забиваю" на Протаса, сцепляемся, тот обзывается "фтюкачом", но больше на меня не залупается.
     В умывалке на меня нападает Поляк - напомню, что он длинный с большими кулаками. Контратакой зажимаю его в угол, руками делаю ему под коленки подсечки, так, что он становится ниже меня, готовлюсь его бить, но нас растаскивают.
     Приготовил в бытовке штангу 50 кг для жима одной рукой. Заглядывает дед "Кот" - крепкий раскосый парень. Уже закрыл было дверь, но снова открывает в удивлении - что это он там собрался делать? Подхватываю штангу на плечо и выжимаю на раз, не взирая на близость зеркала. Кот в тихом опупении прикрывает дверь.

Глава 5-я

     Решаюсь напроситься на операцию, получаю направление в госпиталь на территории ОДОНа в Реутове.
     Еду в госпиталь, занимаю койку. Через какое-то время велят укладываться на каталку и везут в операционную. Тут мне становится так страшно, что я начинаю молиться: "Господи, больше никогда не буду косить!
     Начинается операция, мне делают местную анестезию, но отголоски боли все-таки чувствуются. Место действия отгорожено занавеской, врач говорит: "Сейчас твои яйца лежат у тебя на животе, хочешь посмотреть?" Я: "Нет!"
     Наконец операция заканчивается, меня отвозят в палату.
     Питание в госпитале по нашим меркам шикарное - 1-е, 2-е, салат, хотя порции маленькие. Пару дней кайфую на белых простынях, прогуливаясь иногда по госпиталю и по территории. Раз меня ловит патруль и сообщают, что выходить из госпиталя запрещено, поэтому мне приходится откупиться десяткой.
     Встречаюсь с бывшим сослуживцем из 5125, и он мне рассказывает такую историю: выехала как-то рота на Белую дачу. Едут обратно. Все пьяные, включая офицера-сопровождающего. На встречке заносит рефрижератор и он сносит наш кузов - куча поломанных костей и один труп - сержант Фадеев. Ему снесло лицо.
     Я в немом изумлении: неужели Бог есть?!
     Меня отправляют обратно в часть, хватит, мол, валяться. Назначают ношение плавок и месяц отпуска при части.
     В полку я освобожден от всех повинностей, сплю, ем передачки. Потихоньку, пока никто не видит, подтягиваюсь на трубе отопления в дверях умывалки, чтобы не терять форму.
     Меня пытается выгнать на построение взводный старший лейтенант Бычнев, типа просто выйди для количества, но я понимаю, что сейчас выйдешь - запрягут по полной, и отказываюсь.
     Сослуживцев, конечно, возмущает моя наглость, но никто ничего поделать не может. Раз приходит из 1-й уставной роты маленький дед Ежик, наезжает на меня и завязывается драка, расшиб мизинец о ножку кровати, но не сдался.
     Как все хорошее, месяц отпуска быстро заканчивается, и я вливаюсь в армейскую рутину...
     На улице зима. Нас собирают в спортзале на лекцию. Лекция посвящена Порфирию Иванову, тому самому, который ходил круглый год в трусах и босиком как в мороз, так и в жару. Ведут лекцию пара теток, они предлагают нам по примеру своего кумира выйти из зоны комфорта и жить в гармонии с окружающим миром. Однако, как я заметил, от шубок тетки отказаться не смогли.

Глава 6-я

     Со мной перестал общаться товарищ - тощенький смуглый парнишка моего призыва, музыкант, - заведует музыкальными инструментами в клубе. Мы с ним даже шампанское пили на Новый год - мне родители подогнали... дело было так: товарищ зовет меня в клуб побаловаться музицированием. Я сажусь за синтезатор (был опыт, пару раз сидел за ним), настраиваю ударные, тембр и запеваю:

Sometimes I get the feelin'
I was back in the old days — long ago
When we were kids when we were young
Things seemed so perfect — you know
The days were endless we were crazy we were young
The sun was always shinin' — we just lived for fun
Sometimes it seems like lately — I just don't know
The rest of my life's been just a show

Those were the days of our lives
The bad things in life were so few
Those days are all gone now but one thing is true
When I look and I find I still love you

     Товарищ почернел и больше музицировать меня не звал.
     Ротное офицерье меня ненавидит... раз иду в курилку, по дороге спрашиваю у товарища прикурить, тот протягивает зажженную спичку. Я: "Дай я в курилке прикурю" Тот: "Нет, здесь прикуривай!" Прикуриваю, сзади подлетает ротный замполит лейтенант Москаленко: "Ага, куришь в спальном помещении!" Приходится отмазываться потом у ротного.
     Меня определяют в ПМП (полковой медицинский пункт) помощником Начмеда майора Горшкова. Набираю медицинскую документацию, под музычку из приемника, там сплошь зарубежная попса - Summer Son, I'm losing my favourite game, Do you belive in life after love...
     Когда-нибудь и у меня будет и Сын лета, и Зимний дождь...
     В ПМП лежит с потницей пацан из нашей роты - Золотухин. Я постоянно прикалываюсь над ним, хлопаю его по щечкам, называю его Залетухиным, Залупухиным... как-то в туалете, он же курилка, мне начинает хлопать по щекам наш фельдшер, Золотухин присутствует. Я не реагирую. Фельдшер типа борец, грозит вывернуть мне локоть в обратную сторону. Предпочитаю отмолчаться.
     Подружился с нашим стоматологом Дзерой Алихановной Кантемировой. Ее муж офицер, служит в Штабе округа. Иногда она приглашает меня попить чайку в офицерское общежитие.
     Как-то к ней приходит на прием солдат из нашей роты моего призыва, после приема начинает втирать мне расисткую хрень про Дзеру Алихановну, я все рассказываю ей. Она возмущена: "Надо же, ходит ко мне такой вежливый... я ему мышьяк в пломбу положу!"
     Как-то заглядывает взводный, говорит: "К нам приезжает с проверкой генерал, - ты пишешь стихи, напиши про нашу службу, какие мы бравые военные, а мы ему прочитаем!"
     Пишу:

Выживший в войне

В походах сросся с сапогами
Ты принимал неравный бой
И шел вперед, гоним богами
И ненавидим был толпой.

Тебя встречали канонадой
И провожали, как на смерть,
И отдых был тебе наградой,
Но в бой звала оркестра медь.

Твоей Земле какая польза
В том чтоб с душою нагишом
Ты по полям на брюхе ползал
И сети резал штык-ножом...

В счет твоего святого долга
За все уплачено вдвойне,
Хоть дома не был ты недолго,
Счастливчик, выживший в войне
    
1999

     Достоверно не знаю, но мне кажется, мое стихотворение генералу не прочитали, однако я был свидетелем, как Андрюха Рощин, моего призыва, записывал мое стихотворение в дембельский альбом.
     Как-то сижу работаю и вдруг вижу в окне какое-то солнце - девушка, ослепительно миловидная, проходящая мимо казармы в общежитие. Спрашиваю Дзеру Алихановну - кто это? Она: "Это дочка Начштаба Придворова, зовут Инна".
     Я понимаю, что влюбился. Через Дзеру Алихановну передаю Инне распечатанные стихи:

***

Как-будто на небе другое Светило
Проглянуло из темноты,
Вдруг звезды погасли, и солнце остыло,
И сердце согрела мне Ты

Мне мир не оставить, что счастью неведом,
И я не скажу - приходи!
Но разум живет, преисполненный света,
И чувства храню я в груди

1999

     Еще несколько стихотворений, которые я не помню, но одно из них было акростихом к "Инна, я тебя люблю".

Глава 7-я

     Выходим на "массовые" - футбол. Стоим в оцеплении, метрах в 30-ти от меня проход, который охраняют гражданские менты - отбирают у посетителей бухло и скидывают его в бак. Я стою в паре метров от металлического ограждения. В какой-то момент народу становится так много, что начинается давка, и я вижу, как несколько детей лет 8-10-ти начинает затаскивать в толпу, как в жернова. Не успели дети толком испугаться, как я, не дожидаясь, как обычно, приказа, подхожу к ограждению и во всю свою диафрагму гаркаю: "А ну, разошлись, скоты!"
     Толпа из последних сил испуганно теснится, а я через ограждение подхватываю детей одного за другим и усаживаю в сторонке. В эту минуту я понял, что не зря пошел служить, да и вообще свалился на этот свет.

Flashback 4

     В какой-то момент я хотел как обычно подойти к Свете и пригласить ее поиграть, но она почему-то не захотела играть в этот раз, и я всё больше утверждался в подозрении, что больше никогда. Она умчалась с Олей, и солнца для меня не стало. Я сидел на противоположной трибуне и понимал, что счастливые деньки закончились.
     Тут меня еще и "попросили", так что в Звезде меня больше ничего не задерживало.
     Замдиректора я невзлюбил по одной причине: к цирковым частенько липли девчонки, и я как-то тоже решил воспользоваться положением и "склеить" пару симпатичных девчонок, с которыми познакомился на улице, но своим, особенным способом - подвел их к клетке с медведем и спрашиваю: "Хотите покормить медведя?" - планировал пригласить их в клетку в случае согласия... я конечно понимаю, что за такие шутки в зубах бывают промежутки, но все же.
     Тут появляется зам и говорит мне: "Так, чтобы моя машина блестела, как кота яйца!" Я сорвался, снял свою клетчатую рубаху и стал усердно натирать машину, а девчонок как ветром сдуло.
     Не знаю насколько, но наверняка сыграл свою роль факт моих домогательств к Свете-лошаднице, которая, как оказалось, была Колиной "подругой". А что я мог поделать, ибо мне нужно было как-то справляться с перманентным стояком, возникшим по известным причинам, а осквернять ложе самоудовлетворением мне не хотелось.
     И когда я покинул лагерь со спортивной сумкой в руке и с дедовской гитарой на плече, у меня возник план. Я поклялся, что сохраню любовь и пронесу ее через годы, а судьба нас как-нибудь еще сведет... но полагаться исключительно на судьбу, конечно, глупо, и я сделал запрос в адресно-справочное бюро - получил по почте список адресов и телефонов Любовей Лапшиных, проживающих в городе Чудово, но нужную мне Любовь я так и не нашел.
     Я начал писать стихи, эту маленькую горстку жемчужин - с годами они станут раритетом, и тогда уж я не продешевлю.

***

Моя любовь вошла без стука
И не представилась в дверях
Она послушала в пол-уха,
Ни слова мне не говоря

Она задела платьем лиру,
И я запел на новый лад
Она раскрасила палитру
И подарила мне талант

Я получил еще отсрочку
От созерцания ресниц,
И как свою невесту строчку
Возвел на ложе из страниц


***

По арене бродит белый пони,
И глядит верблюд из-под бровей
Лошадь в яркой, красочной попоне
С Королевой в одеяньи фей

На качелях крутит акробатку,
Барабан играет дробь копыт
Как дитя качается в кроватке,
Но от страха кровь у всех кипит

Не спеша, задумчиво и ленно,
Как лесной изменчивый поток,
В тишине танцует Королевна
В опустевшем своде шапито


***

Ты пуглива как лошадка,
Тоненькая Светочка,
И твоя осанка шатка,
Как под ветром веточка

А когда меня седлаешь,
Вся как ива гибкая,
Ты мяукаешь и лаешь,
Понукаешь гикая


***

Светлоликая княжна,
Вознесенная поэтом,
Так драчлива, не нежна
И не связана обетом

В темноту окно раскрой -
Так же сумрачно в хоромах,
И не кажутся игрой
Плач дождя, рыданье грома...


***

Под стихающий гомон
На пустую арену
Выводил добрый Клоун
За собою Царевну

Не назначили цену,
Не продали билеты
Просто вышли на сцену
Не за смех и букеты

Клоун был непреклонен,
А Царевна - ревнива
Были зрители - кони,
Гривы-гибкие ивы

Завтра аплодисменты
Рож восторженных бурно,
И они - незаметны
И на разных трибунах


     Я раздобыл карту России, изучил Новгородскую область, в частности меня интересовал город Чудово, стоящий на реке Волхов...


***

Желтый Волхов-река
Катит волны свои,
Бьет прибой в берега,
И поют соловьи

Много верных дорог,
Да прямая - одна,
Ходит ею лишь дрок,
А другим негодна

Трав не мнет колесо,
Не живут в теремах,
В сердце диких лесов
Затаилась тюрьма

Все темницы пусты,
В них не стонет ворьё,
Еженощно посты
Выставляет зверьё

Ветер озоровал,
Внес под крышу цветок,
И его раз сорвал
Заплутавший стрелок


***

А как пришла моя судьбина,
К земле клонилася трава,
Ломал холодный ветер спину,
Стонали, гнулись дерева

И я молил мою врагиню:
Меня, бездушная, пойми,
Что если я со свету сгину -
Кому вручу труды мои?

Еще не распустился цветик,
Еще студит его роса,
Еще ему темно средь веток,
Еще грозит ему гроза...

Костлявая мне отвечает:
Смирись, глупец, с твоей судьбой
Коль он души в тебе не чает,
Пойдет по следу за тобой

А нет - конец его печали,
Ты растворишься средь теней
Да и тебе не обещали
На этот век счастливых дней!

И в этот миг взошло Ярило,
И смерть ушла вслед тьме назад
И лес притихший озарило,
И я вернулся в дивный Сад


     Я старательно записывал стихи в общую тетрадь, где, кроме черновиков стихов, была также страничка со вкладышами от жвачки с грудастными девками (главное не с тачками), но также я записывал стихи в подкорку, поскольку рукописи, к сожалению, частенько теряются.
     На улице вечер, метель. "Как там Света, не страшно ли ей?" - думалось мне... она ведь в сущности еще ребенок... сочиню я ей колыбельную - а вдруг она
каким-то невероятным образом ее услышит.


***

Ночь разгладила снег,
Да расправила горб
И уже в полусне
Подоткнула сугроб

Закружил мотылек,
Да попробуй поймай!
Несказанно далек
Сладкий сон - милый май...


Глава 8-я

     Идем в наряд по столовой. После всех задрочек с мытьем полов уединяемся с Мишкой на первом этаже на подоконнике большого окна с выключенным светом и закуриваем. Мирно треплемся о том о сем... Мишка теперь говорит, что мы спали в наряде, - ну, может он и спал, хотя я хорошо помню, как шевелились его губы и изо рта доносились звуки... неожиданно появляется Зампотылу майор Рябоконь - крепкий мужик 30-ти лет с хвостиком, легко вертевший подъемы-перевороты на турниках,  и грозно требует наши военники. Заполучив их, сжимает в своих лапах, свернув трубочкой - высшая степень его ярости. Говорит, что не получим военники обратно, пока не уберем весь снег рядом с КПП, так что после наряда мы отправляемся убирать снег.
     Потом Рябоконь не преминул припомнить мне мой залет, и когда ко мне приезжают родители на день рожденья, говорит, что в увольнение не отпустит, а разрешит только посидеть в чайнике. Мой отчим в ярости, отсылает меня и что-то выговаривает Зампотылу в мое отсутствие. По итогу Рябоконь отпускает меня в увал, а я, кроме того, что пью-закусываю вдоволь на квартире, получаю лучший подарок в моей жизни - серебряный Паркер.
     Сплю рядом с Федотом, просыпаюсь от возни рядом - Поляк пробивает Федоту в торец с боксерской перчаткой приговаривая, что тот - нормальный пацан, а я - указывает на меня - стукач. Федоту после такой атаки ничего больше не остается, как поддакивать.
     Но окончательно мы портим отношения, когда в курилке я ему заявляю, что он не русский, как он утверждает, а чечен - указываю ему на темную масть и форму черепа, тот в ответку пеняет мне тем же. Так и не сойдясь в мнениях, мы начинаем враждовать. Тощий Федот - самый настоящий дистрофик, плоский, как камбала - начинает качаться на ретаболиле, который ему поставляет фельдшер нашего Полкового медпункта, и приобретает все более угрожающий вид.

Глава 9-я

     Наступает весна, на носу Пасха. Мой взводный старший лейтенант Маркин, невысокий ладный парень, пришедший служить после института, получает задание провести для нас в классе что-то вроде лекции о смысле праздника. Маркин отличился как-то, прочитав мне нравоучение, что мне легче опуститься до уровня моих товарищей, чем им - подняться до моего...
     Пока Маркин втирает пастве, я, вооружившись Евангелием, прошу слова и задаю вопрос в лоб: что за Пасху мы празднуем, если в этой книге написано, что распятие произошло в Пасху?
     Маркин начинает что-то мямлить о том, что у нас своя, особая Пасха, правильная, в отличие от твоей. Я сажусь, удовлетворенный беспомощностью взводного. После лекции он подходит ко мне вплотную и молча отвешивает мне оплеуху. Очень православно.
     Сейчас, товарищ старший лейтенант, я могу сам ответить на свой же вопрос так: еврейская Пасха посвящена исходу еврейского народа из египетского рабства, христианская же Пасха - это исход из рабства греху, где главный грех - гордыня - подобен фараону. Не благодарите.
     Поступает информация, что в роту поступает новый командир... все заинтригованы. И вот однажды сижу в канцелярии, занимаюсь агитпропом, и прибывает он - новый командир, с вещмешком через плечо, полный надежд... старший лейтенант Чепух. Когда он увидел меня, у него аж отвалилась и так не очень выразительная нижняя челюсть.
     Начинается унылая задрочка личного состава в соответствии с небогатой фантазией Чепуха - в основном построение на плацу с койками, но я по известным причинам в этом не участвую.
     К нам поступает из другой части сержант Зайцев - громила младшего призыва ростом 1 метр 90 см., 90 кг. чистых мышц, рукопашник. То, что в прежние времена для меня было максимальным достижением в жиме лежа - он тогда легко жал рабочим весом.
     У Зайца огромные "набитые" кулаки, с пол-моей головы, - как-то, когда я был в наряде по роте, ночью меня пытался разбудить другой солдат наряда, чтобы я сменил его на тумбочке, я же так крепко спал, что у меня не было никаких сил и желания просыпаться, так что я просто послал сменщика сквозь сон. Тогда пришел Заяц и так приложил меня по бедру кулачищем, что у меня почти отнялась нога, но проснуться я все-таки проснулся и поковылял на пост.
     Вообще этот сержант был, на мой взгляд, идеальная машина для убийства, - весь прикрытый броней мышц, крепких, как кость, с сердцем, не знающим страха или милости и снисхождения. Библейский бегемот, или же левиафан.
     Один раз случилось так, что я снова попал дневальным в суточный наряд по роте к Зайцу, который как сержант заступил дежурным по роте. Стою на посту дневального в спортзале, где наша рота была временно размещена, - пост в нескольких метрах от входа, в роте никого. Открывается входная дверь, заходит Заяц и с порога начинает мне грубить, в приказном тоне. Видимо он решил воспользоваться служебным положением, чтобы морально меня задавить и сломить. Не помню точно, что именно он мне говорил, но это было то, чего стерпеть я никак не мог - будь я в наряде или нет. Слово за слово, я быстро понял, что слова у меня кончились, и мне остается только защитить свою честь в схватке, так что я мгновенно сошел с поста и с боевым кличем "ну всё, тебе п***ец" пошел на Зайца. Вариантов завалить сержанта у меня практически не было, и прямо на ходу я задумал пройти сержанту в ноги и бросить его через себя, если повезет. Заяц так же не задумываясь рванул мне навстречу, сжав кулачищи, так что мочилово обещало быть знатным, несмотря на разницу в росте и весе. Однако, когда я начал движение в ноги, Заяц, как опытный боец, мгновенно просек мой замысел и, совершив небольшой маневр назад, обрушился на меня всем весом, когда я уже был в нижней точке. Я оказался в капкане.
     Я в положении на коленях, локтями упираюсь в пол, с прижатым к полу телом, Заяц так же на коленях, но сверху, левой рукой он захватывает и придерживает меня под грудь справа, правой же своей начинает размеренно бить меня в голову, которая гудит от ударов, как наковальня под молотом. Где-то на 5-м тычке я наконец нахожу единственный выход из ловушки. Тянусь свободной правой к штык-ножу в ножнах на поясном ремне на боку, - с которым как дневальный я заступил в наряд, - расстегиваю тренчик, вытаскиваю нож и, развернув его рукоятью, начинаю так же размеренно и методично, изо всех своих сил бить ею Зайца по почкам, до которых я как раз мог дотянуться, - а один удар по почкам, как известно, заменяет кружку пива. Хватило 10-ти секунд, чтобы сержант прекратил меня дубасить и слез с меня. Наверное, ничья...
     У Федота с Зайцем теплые отношения - обращается он к сержанту исключительно "Зая", что само по себе конечно ни о чем не говорит.
     Позвольте представить вам сержанта Сомова, его же, Федота, призыва. Сом такой же короткий ростом, как Федот, лицом похож на Агутина, но только лишь лицом (до Лёни ему эволюционировать в плане развития личности долго, если вообще возможно).
     Эти ох**вшие воробьи завели манеру садиться за дальний столик, заранее накрытый нарядом по столовой, уставленный белым хлебом и маслом, в то время, как на других столиках был голый васер, и я, старшего призыва, ходил голодный. Как-то мы пришли в столовую, а прием пищи неожиданно решил проконтролировать Замполит, так что обычных джунглей не случилось, и все встали в очередь. Я, недолго думая, решил воспользоваться случаем, и поскольку был в голове очереди, спокойно пошел и занял блатной столик, и сколько на меня не пшикали воробьи, мне было по барабану, и я наелся от души.
      В другой раз, ближе к концу приема пищи, сидевший за одним со мной столиком дух неожиданно свалил, оставив свою грязную посуду, и пересел за другой столик. Очевидно готовилась провокация, но мне было похер. Прозвучала команда "уборщики посуды встать", но я, конечно, ее проигнорировал. Сом начал на меня бычить, чтобы я убрал посуду, но поскольку мне по сроку службы было не положено, то я послал его открытым текстом. Тот пошел на меня с кулаками и толкнул меня - сзади кто-то подсел мне под коленки, и я покатился кубарем. Случился скандал и меня повели к Компоту. Старший лейтенант Хозиев, наш ротный замполит, начал плаксиво выговаривать командиру, какой я плохой солдат: "Переведите его, товарищ полковник!" "Переведу!" - с напускной строгостью отвечает Компот. Отослав офицера командир попросил меня рассказать, что случилось в столовой, и я рассказал ему, все, как было. Командир отнесся с пониманием к ситуации и отослал меня в роту.

Глава 10-я

     Наконец настал и мой звездный час - началась наша Стодневка - Сто дней до приказа о демобилизации нашего призыва. По традиции все наши пацаны побрились наголо - командование обещало вы**ать и высушить каждого, кто побреется, но все отважно "забили" - кроме меня. Я не стал бриться принципиально, поскольку отрицал "дедовщину".
     Мы сделали групповое фото на память, где я, как всегда, был "белой вороной".
     После очередного залета мне выговаривает в своем кабинете Акохов - я и такой, и сякой.... "Да при Сталине тебя бы расстреляли!" Немного подумав прибавляет: "Да и меня тоже..."
     Как-то я не выдерживаю и заявляю:
     - Товарищ полковник, почему ко мне столько претензий? Я порядочный солдат, не пью...
     - Да если бы ты пил, к тебе было бы другое отношение! - кричит Замполит, - а так я бы с тобой в разведку не пошел!
     "Ну, ладно" - думаю про себя...
     Ближайшие "массовые" - мероприятие в Останкино, посвященное борьбе с "пиратством" - сбрасывают в кучу "пиратские" кассеты и диски для дальнейшего уничтожения, все это сопровождается концертом. Мы стоим в оцеплении. В какой-то момент я отпрашиваюсь у сержанта в туалет и иду в ближайший парк. Быстро нахожу компашку, распивающую водку, и прошу меня принять в свою компанию. Ребята немного удивились моей милицейской форме, но, тем не менее, наливают мне, как своему. Я очень быстро напиваюсь и, к тому моменту, когда за мной приходят два сержанта, один из которых - Сом, страшно довольный, что я попался на горячем, - уже, что называется, лыка не вяжу. Меня отводят к Чепуху.
     - Дыхни!
     Дыхнул от души.
     Меня засовывают в задний отсек - "обезьянник" - милицейского "козла". Поскольку в отсеке устроили запас провианта для личного состава, я сижу практически облепленный бутербродами с подобием масла и листьями салата.
     Через часик по звукам снаружи я догадываюсь, что мероприятие окончено, слышны разговоры наших офицеров - я к этому моменту уже "поплыл" окончательно и еле осознаю себя в этом мире.
     Неожиданно резко открывается задняя дверь, и я вижу рожу Чепуха.
     - Ты меня уже за**ал, нохч (пренебрежительное "чечен", от нохчо (чеченец)! - выкрикивает ротный мне в лицо.
     - Со гIаски ву (я русак)! - рычу ему в ответ.
     Тот бьет меня кулаком в лицо и захлопывает дверцу.
     По приезду в часть меня вывели из машины, и я построился вместе со своей ротой в составе полка  на плацу. На трибуне подполковник Придворов, Начштаба, руководивший мероприятием.
     Придворов объявляет, что "Все отслужили на "отлично", кроме одного пидараса..."
     - Рядовой Ганнущенко!
     - Я! - мгновенно отзываюсь я.
     - Выйти из строя!
     - Есть! - я почти протрезвел и клоуничаю - в паре метров перед строем - нарисованный зачем-то белой краской квадрат, и я выхожу из строя и четким строевым шагом делаю по плацу дугу с тем, чтобы встать именно в этот квадрат.
     - За нарушение воинской дисциплины, выразившейся в распитии спиртных напитков, объявляю вам 10 суток ареста!
     - Есть 10 суток ареста! - так же четко отвечаю я, приложив руку к виску.
     К утру мой задор несколько поутих, и я иду в санчасть с просьбой "отмазать" меня от "губы" каким-нибудь диагнозом - такое вполне практиковалось на моей памяти, но мне говорят, что не могут мне помочь, и мне придется ехать на "кичу".
     В качестве сопровождающего мне выделяют солдата-контрактника, и мы едем своим ходом на гауптвахту. Я предлагаю сопровождающему заехать на квартиру на Беговой, которую снимал мой отчим (у меня есть свой ключ) с тем, чтобы напоследок выпить-закусить. Товарищ охотно соглашается, мы заезжаем на квартиру и пьем водочку. После этого небольшого расслабона мы выдвигаемся уже на "Дорожку", контрактник сдает меня караулу, - начинается мой второй срок.

Глава 11-я

     Я в общей камере... в свое время всех выводят в туалет, и на меня набрасывается с обвинениями чувак из нашей части моего призыва, но из другой роты - кажется РМТО, - с которым я никогда никаких дел не имел... тем не менее он начинает вопить, что я стукач, меня начинают оскорблять и постукивать... спрашиваю его: "Кого я сдал?" Вопит: "Завали е**ло, я тебе п**ды дам!"
     Начинается ад. В камере меня обступают сокамерники... один толкает меня, и я налетаю боком на острый угол железного стола.
     Подключается караул. Помощник начальника караула - татарин Рашид - приказывает мне идти "на очки", убирать туалет. Я отказываюсь. Рашид вытаскивает меня из камеры и начинает "охаживать" дубиной. Меня гонят по коридору в сторону туалета, неустанно избивая дубиной по левой стороне тела и левой руке, которой я прикрываюсь от ударов, правой стороной я прижимаюсь к стене (если когда-нибудь парализует от застарелых травм, то хотя бы одна сторона будет работать). Рашид совсем озверел, лицо его искажено веселой злобой... говорит: "Не прикрывайся рукой, а то я тебе ее сломаю!"
     Меня доталкивают наконец до туалета... до сих пор все удары были по левому боку, левому же бедру и руке, - я стоически переносил побои, хотя боль от них была нечеловеческой... тут Рашид с размаху бьет меня дубиной по макушке. Я тихо застонал и наконец поднял на него взгляд, посмотрел ему в глаза и спросил:
     - За что бьешь меня?
     - За все хорошее! - скалится Рашид.
     - А разве за хорошее бьют? - вопрошаю, - тем более за все?
     Рашид мгновенно стушевался и спал с лица. Избиение прекратилось.
     Меня начинают "уламывать" словесно, чтобы я все-таки убрал дико засранные очки, но я тверд. Говорят: "Ну тогда собери хотя бы воду", - пол перед возвышением с очками залит водой из потекшей трубы. Немного подумав соглашаюсь на компромисс и тряпкой собираю воду в ведро. Инцидент исчерпан.
     Проходит пара дней, меня по прежнему оскорбляют, но побои сошли на нет.
     Раз нас выводят в туалет, присутствуют Начкар и прапорщик-Начгуб - начальник гауптвахты. Идем строем в одну колонну обратно в камеру, на подходе к камере Начкар ставит мне подножку, я спотыкаюсь, и с моей ноги слетает форменная летняя туфля, надетая на босу ногу. В этой туфле я приныкал пачку "Примы", и она вылетает и падает на пол. Начкар приказывает всем зайти в камеру и принять "форму ноль" - раздеться догола. Я становлюсь дальше всех от начальства, снимаю хбшку, слегка развернувшись левым боком внутрь камеры. Начкар: "Ты че так странно стоишь, а ну повернись!"
     Я разворачиваюсь, и взорам начальства предстает иссиня-черная левая сторона моего тела - начиная от бедра и заканчивая плечом.
     Начкар аж присвистывает: "Ну ни**я себе!" Начинается шухер, и меня отводят в кабинет Начгуба. Тот допрашивает меня - откуда синяки. Я: "Упал с лестницы, когда выходили на строевую, и перекувыркнулся несколько раз". Тупо, конечно, но ничего более правдоподобного мне придумать не удалось.
     Начгуб, конечно, мне не верит, и переспрашивает снова и снова. Не добившись правды переходит на доверительный тон: "Скажи правду, я никому не расскажу, и это останется между нами!" Я: "Точно не расскажете?" Он: "Точно!"
     Я повелся и рассказываю ему все, как было. Начгуб отпускает меня в камеру.
     Через полчаса меня неожиданно снова вызывает Начгуб. Я вхожу в кабинет и вижу Начштаба подполковника Винокурова. Он приказывает мне раздеться. Удостоверившись в наличии побоев, Винокуров вызывает Рашида.
     Через 10 минут я вижу через окно Рашида - с подшитым подворотничком, как на парад, и взволнованного, как-будто торопится на свидание.
     Винокуров берет в руки обломанную на треть дубину и приказывает Рашиду: "На колени!" Тот падает на колени перед Начштаба, и тот с оттягом бьет его по спине так, что солдат аж заскулил.
     Винокуров:
     - Больно?!
     - Так точно, товарищ полковник, больно! - скулит Рашид.
     Я:
     - Товарищ полковник, не наказывайте, пожалуйста...
     - А ты е**ло завали! - обрывает меня Начштаба.
     - За что же ты избил солдата? - снова обращается к Рашиду.
     - Он не хотел на очки идти, товарищ полковник!
     - Зачем же ты свой призыв на очки посылаешь?
     - Младшего призыва не было, - только сержант, не сержанта же мне посылать? - визжит Рашид.
     Винокуров берет паузу.
     - Ты его прощаешь? - спрашивает меня.
     - Так точно, товарищ полковник, прощаю! - я отвечаю так, как считаю правильным по неписанным армейским законам (которые, впрочем, нарушаются направо и налево), но внутри я ликую свершающейся справедливости...
     - Тогда пожмите друг другу руки и обнимитесь...
     - А теперь... 10 суток ареста - на "Три шестерки"! - объявляет Начштаба Рашиду.
     "Три шестерки" - это кажется была общевойсковая гауптвахта с очень дурной славой, где наших - "ментов" - очень не любили.
     - Товарищ полковник, не надо! - зарыдал Рашид, но его прямо на месте взяли под стражу и увели.
     На пару дней меня определяют в уже знакомую нам "одиночку", я, не теряя времени зря, отжимаюсь до усёра - доходит до 60-70-ти раз. Левый локоть дико болит, щелкает и норовит выскочить из сустава - последствия конфликта с Ермолаевым - солдатом младшего призыва. Тот начал на меня бычить - я же для вразумления пихнул его пару раз в грудак... тогда Ермолаев прихватил меня за руку (видимо с этой целью конфликт и затевался) и провел мне болевой на локоть, а поскольку я не сдавался, он стал мне его просто выламывать. Слава Богу, подлетел кто-то из офицеров и надавал Ермолаеву тумаков: "Руку-то зачем ломать?!"
     Скоро меня переводят в общую камеру, Начштаба объявляет солдату из моей камеры, что тот лично несет ответственность за каждый волос с моей головы, - начались мои звездные деньки.
     Как-то мне задают вопрос: "Кто ты по нации?" Меня настолько за**ло перечислять своих армянских и еврейских предков, тем более, что за всем этим обычно всегда следовала новая волна ненависти, что я ответил: "Американец!"
     - Че, серьезно, американец?!
     - Да, американец!
     - Кто у тебя папа?
     - Американец!
     - А мама?
     - Американка!
     После того, как собеседник выяснил, что все мои предки - американцы, он спросил опешивший: "А чего вы в Росиию приехали?"
     "Жизнь узнать" - отвечаю.
     Так я стал Американцем.
     На строевой я опять же звезда - только я могу горланить строевую песню с утра до вечера с перерывом на обед - в дождь и зной. С моей луженой, закаленной Заполярными морозами, глоткой это проще простого. Иногда затягиваю по просьбе товарищей или приказу Начкара We Will Rock You, которую они называли "Американской": "Американец, американскую давай!"
     Как-то во время строевой из окна выглядывает Начкар: "Отставить Американскую! Строевую давай, патриотическую! Я затягиваю что-то из заученного еще со школы: Там, вдали за рекой... или Шел отряд по берегу... или По долинам и по взгорьям... голос мой мой разносится далеко, разгоняя серые тучи серошинельной службы... из окон общежития, примыкающего к бетонному забору губы, выглядывают девушки, свешивают свои роскошные косы с балконов, заслушиваясь моим пением, шлют воздушные поцелуи... я этого не видел, но уверен, что так и было.
     Раз мимо моей камеры проскакивает младший сержант, переведенный со Стандартной на Дорожку и здесь же отбывающий наказание за неизвестные мне грехи... он заглядывает на бегу в решку и бросает на бегу: "О, стукач!"
     Я: "А ну, кого я сдал?"
     Тот на несколько мгновений зависает, потом выдает: "Протаса!"
     Я: "Как я мог его сдать, если мы с ним в одной камере сидели?"
     Дело было так:
     У нас в части была "караулка", внутренняя тюрьма. В первый раз я попал в нее следующим образом:   
     Как-то в июне нам объявили, что по результатам конкурса кто-то пойдет в увал. Конкурс был простым - кто больше всех притащит в отдел задержанных, тот и пойдет.
     На носу был День медика, профессиональный праздник моей мамы, а также ее день рожденья, так что победителем был я. Я настолько неустанно шерстил все окрестные кусты да канавы и таскал выловленных торчков в отдел, что менты в отделе смотрели на меня уже с нескрываемой ненавистью.
     Получив увольнительную, я с чистым сердцем сел на электричку, приехал домой, изрядно попил водочки и от души закусил, а на следующий день, рассчитав время в дороге, прибыл на станцию. Однако мою электричку отменили, и я опоздал в часть примерно на столько, через сколько пришла следующая электричка. Однако мои оправдания не прокатили, поскольку по увольнительной я имел право передвигаться только в пределах моего Московского гарнизона, а в область ехать уже по отпускному, - что мне и довел Придворов. Так что он отправил меня в караулку кормить комаров на пару дней.
     Второй раз было так:
     После отбоя Бычнев объявляет, что кто не успеет "отбиться" (сходить в туалет, умыться, постираться) за 3 минуты, тот будет мыть пол. Естественно, я забил на его глупый приказ и плескался, сколько считал нужным. Бычнев приказывает мыть пол, я отказываюсь. Тогда командир бьет меня своей тяжелой лапой по уху, голова аж загудела колоколом. Потом он идет к Компоту, сдает меня, и тот приказывает отправить меня в караулку, - там меня ждут Витек Протасов и еще парнишка с другой роты, отбывавшие заключение, не знаю за что.
     Протасу дежурный по части сцепил руки наручниками, и пока он с другом пытался с помощью найденного тут же гвоздика снять браслеты, они только затянулись пуще прежнего, так что пришлось звать на помощь, и когда помощь все-таки пришла, это было почти чудом, поскольку из караулки до дежурки наши крики не  могли донестись по причине расстояния. Дежурный освободил Протасу его синеющую руку. Так мы наконец подружились.
     Среди ночи я проснулся и почувствовал, что ничего не слышу на левое ухо, что стало для меня трагедией вселенского масштаба. Я колотил рукой себя по голове слева, но она оставалась глухой, как кочан. Отсидев свои пару дней я отправился к Акохову и пожаловался, что Бычнев пробил мне перепонку. Сразу скажу, что перепонка через несколько дней начала зарастать, и слух вернулся, хотя остаточные явления в виде боли в глубине меня мучали еще довольно долго.
     Замполит не поверил: "Почему тогда нет крови? Ты знал, что у Бычнева проблемы, и хотел его еще подставить!" Да в душе я не знал о его проблемах (и до сих пор не знаю), о чем я и сообщил Замполиту, и тот послал меня в поликлинику неподалеку от части, где меня обследовали и дали справку, что да, перепонка пробита, но кровь ушла внутрь.
      Через пару дней меня при всех спрашивает Бычнев: "А ты почему меня Замполиту сдал?" "А вы почему меня Компоту сдали?" "Это моя обязанность" - скалится Бычнев. Не знаю, какого ответа он ждал, но я ответил так: "Плохой вы командир, если не можете сами справиться с солдатом".
     Получив такой плевок в рожу Бычнев только утерся.
     Так вот: "Как я мог сдать Протаса, если сидел с ним в одной камере?" - вопрошаю я сержанта и тот зависает окончательно. Я слышу, как его подзывают пара наших беспредельщиков и тянут к засраным очкам. Тот вопит: "Не надо!!!", но его все-таки макнули головой в говно.
      На строевой теперь сержант шествует в голове колонны, как настоящий командир, - сзади его подгоняют пинками и кроют последними словами, чтобы тот не терял темпа и не нарушал благолепия.
     "Старший по камере" говорит, что нассал в алюминиевый бак для питья (который стоял в углу пустой, и им никто не пользовался), а Ганнущенко якобы из него пил. Говорю: "Не пил я из него..." "Нет пил, я видел!"
     Предлагает меня трахнуть. Я сплю спиной на полу, и как только шепот товарищей по камере затихает, открываю глаза и вижу, как они уставились на меня хищными взглядами на изготовке, как крокодилы в засаде, только они успокаиваются и возобновляют общение, я снова закрываю глаза, все это я делаю не просыпаясь. Так полночи и прошло.
     За пение меня поощряет Начкар: садится на стульчик напротив строя, ставит меня рядом, дает сигарету и приказывает: "Кури! А вы стойте смотрите". Я с удовольствием закуриваю, пока мои товарищи по несчастью дышут воздухом и скрежещут зубами.
     Когда несколько недель спустя в составе нашего полка я оказался на массовых на Красной площади, неожиданно случилось удивительное - меня обступили абсолютно незнакомые мне лица - солдаты и сержанты видимо той самой части на Дорожной, которые в принципе не могли знать меня лично, - и стали тянуть ко мне руки, как подсолнухи к солнцу, приговаривая громким шепотом: "это Американец... Американец..."
     В один из вечеров кто-то из сокамерников рассказывает, как еще на воле их роту строил пьяный офицер и выговаривал им: "Вы же солдаты... Внутрешних Войск... МДВД!"
     Я вместе со всеми посмеялся над недалеким офицером, - просто я не знал тогда, что "Внутрiшнiй" - это на украинском, а "МДВД" означает "Мы Должны Возвращаться Домой".
     Прошли мои 10 дней, но за мной никто не приезжает - день, два... я изволновался страшно, и думал, что меня оставят здесь до конца службы. Начгуб наконец позвонил в Головной полк, и с опозданием в 3 дня меня все-таки забрали (может это была компенсация за расслабон с водкой, не знаю).
     Когда-то, по духанке, Берлов мне говорил, невзирая на мои испуганные возражения, что настоящий солдат обязательно должен побывать на губе. "Я, например, был" - сказал мне Начштаба... так что я был теперь уже дважды настоящий солдат.

Глава 12
    
          "Прекрасные мгновения рождения любви"


     На службе, кроме задержания нарушителей, у меня тайное развлечение - вглядываться в лица прохожих девушек, пытаясь "узнать" в них Свету, с ее неповторимой трагично-комичной гримаской и облачком напускного равнодушия в глазах, за которым прятался цепкий внимательный взгляд... конечно, со ссылкой на будущий возраст, - я пытался вообразить себе, как будет выглядеть моя возлюбленная, с тем, чтобы не упустить ее случайно при встрече.
     И даже если Света решила бы перевоплотиться с тем, чтобы я не узнал ее, - я все равно узнал бы ее по походке, по осанке, а если бы она была неподвижна, ее выдали бы руки - руки-крылья...
     Вдоволь натренировавшись, я все же не упускал возможности при случае сойтись с кем-нибудь, потому что сухарем я никогда не был, и ждать пару десятков лет в одиночестве в мои планы не входило.
     Вкратце мои любовные приключения: первой была чистенькая бродяжка примерно возраста Булгаковской Маргариты, которую я прижал к стене за зданием магазинчика и так стоя ее и отлюбил. Потом чмокнул ее в губы, и мы расстались.
     Другая была молоденькая девчонка-студентка, с которой я развалился на травке, и совершил с ней любовный акт в моей любимой позе, помогая себе при этом своим спецсредством - ПР-73, что неожиданно не встретило сопротивления со стороны партнерши и, видимо, даже понравилось.
     Как-то у меня произошел конфликт с нетрезвым нарушителем - крепкий невысокий мужик, весь в особенных наколках, - он прокричал мне что-то вроде "Ты кто такой" пару раз, когда же я вынул ПР, он бросился на меня, но применять палку я не стал, а просто толкнул нарушителя обеими руками, и он покатился. Я увидел девушку, наблюдавшую за этой сценой, и предложил ей быть свидетельницей нападения на сотрудника. Она заулыбалась и показала мне на подъезд напротив, в котором она жила, я же сказал, что обязательно наведаюсь к ней при случае. Так и было - я гостил у нее пару раз, и хотя до секса не дошло, мы очень приятно провели время.
      В том же дворе, патрулируя, я встретил молоденькую девчонку с собачкой - какой-то безобидный мелкий мопс. Я строго спросил хозяйку, почему собака без намордника, вызвав ее смущенную улыбку, попросил предъявить паспорт, девчонка (ее звали Оля) сказала, что ей только исполнится 14* и паспорта у нее еще нет. Слово за слово - мы познакомились. У нее было миловидное личико с небольшим подбородком, густо покрытое прыщиками, что делало ее еще более миловидной и беззащитной. Мы расположились в каком-то укромном уголке и страстно целовались, а я совал в нее свои пальцы с неподстриженными длинными ногтями, другой рукой нежно поглаживая ее спинку под одеждой (при этом ее пальчики тоже были заняты). Потом я проводил ее до квартиры, и мы встречались так же приятно еще пару раз. В очередную встречу мы наконец договорились, что в следующий раз займемся сексом (для нее это был бы первый опыт). Договорились, что встретимся на углу Бибиревской улицы, и в означенный день я напросился именно на этот маршрут. Я был чистый и красивый, и даже постриг ногти.
     Однако мы не уточнили, с какой стороны улицы встретимся, и я долго ждал подружку со стороны метро. Когда же Оля не появилась вовремя, у меня зародилось сомнение, там ли она меня ждет... и все-же не пошел искать ее на другой конец улицы, потому что в глубине души чувствовал аморальность затеи - пользоваться доверчивостью и неопытностью девчонки мне не очень хотелось. Как результат - Оля обиделась на меня и не захотела больше встречаться, тем более, что вскоре она нашла себе парня-ровесника и стала встречаться с ним...
     И почти последнее любовное приключение - нес ночную службу с патрульным-духом. Неожиданно вдали на другой стороне улицы мы увидели двух испуганных девчонок, за которыми практически строем неотступно следовало несколько парней. Девчонки увидели нас и метнулись через пустынную дорогу к нам под защиту - одна из них бросилась мне на шею и запричитала громким шепотом: "Спаси нас, спаси нас..." Я спрятал подружек к себе за спину и горой встал на пути "строя". Они не останавливаясь поперли на меня, я не удержался и завалился на спину, на мой окрик патрульному "Что же ты не помогаешь!" тот никак не отреагировал. Пацаны, однако, образумились, развернулись и ушли, а "моя" девчонка обняла меня и стала целовать в губы, приговаривая "Спасибо! Спасибо!"
     В процессе поединка я слегка повредил фалангу указательного пальца - получил трещинку, благодаря которой косточка неровно срослась и при сгибании пальца щелкала, и каким-то образом разбил губы (кажется я получил головой в лицо), так что ее поцелуи с привкусом джин-тоника имели также привкус моей крови.
     Мы расположились на скамейке, и подружки придремали. Я запустил руку под свитер моей девчонке, приподнял бюстгальтер и поглаживал и наминал ее идеальную грудь.
     Патрульный, испуганно:
     - Ты что, ей же только 13!
     - А мне по**й.
     У меня любовь.
     Потом я вернул бюстгальтер на место, а она сказала мне "Спасибо".
     После дембеля я позвонил ей, она обрадовалась мне, но мы не сошлись в планах - я хотел зависнуть с ней на квартире, а ей хотелось в ночной клуб. Видимо, не судьба.

     *Возраст согласия в России в 1999-м году был 14 лет.

Глава 13-я

     Капля камень точит, и, видимо, наше ротное офицерье достало Компота доносами и кляузами, поскольку я с завидным постоянством забиваю на любые авторитеты, и вот однажды поступает приказ о переводе меня в Стройбат. У меня отбирают милицейскую кепи и офицерский кожаный ремень... остаюсь в подременнике, так что мне приходится выпустить китель наружу, чтобы не позориться уж совсем. В таком расхристанном виде меня и препровождают в Штаб, откуда уже в сопровождении штабного офицера грузят в "козла" и доставляют в Штаб округа, где-то в районе Сокольников. Меня вместе с залётчиками из других наших частей собирают в спортзале, я занимаю место подальше от входа, где-то в дальнем углу. Ожидание недолгое, и вскоре появляется какой-то генерал, судя по невиданным огромным звездам, в сопровождении 2-х офицеров, званием, видимо, не ниже полковника. Тут я понимаю, насколько "удачно" я выбрал место, поскольку троица немедленно, стремительно и величественно направляется ко мне. Дождавшись, когда они приблизились метра на три, я щелкаю каблуками и прижимаю сложенные ладони к бедрам, приняв строевую стойку, голову же опускаю насколько можно ниже, упершись подбородком в грудь и взглядом - в носки форменных туфель. Комиссия останавливается предо мной, молча изучая подсудимого меня, я же остаюсь недвижим - в той же позе, задержав дыхание, всем своим видом и стриженой непокрытой покаянной головой демонстрируя готовность смиренно принять свою судьбу.
     3 секунды, 5 секунд, 7 секунд. Генерал, наконец, отдает короткий приказ, махнув от себя и в сторону рукой: "Обратно в часть".
     Тройка переходит к другим солдатам, а я боюсь даже перевести дыхание, не веря такому сказочному везению...
     Едем обратно, вот и родной КПП. Вхожу на территорию части, и тотчас слышу мгновенно донесшийся из Штаба дикий многоголосый рев будто-бы оголодавших на ковчеге зверей, завидевших наконец сушу, и среди этого рева - чей-то отчетливый истерический вопль: "Он вернулся!!!"
     Я вас тоже люблю

Глава 14-я

     Наша рота переехала в спортзал на время ремонта, - в спортзале имеются штанги, гантели, пара тренажеров. Пользуюсь ситуацией и стараюсь хоть немного подтянуть форму. Снимаю штаны хбшки, чтобы не сковывали движения, - стоит такая, жара, что промокшая от пота ткань прилипает к ляхам, - и приседаю стольником, подвернув семейные трусы на манер плавок. Заходит Чепух и начинает орать: "Ганнущенко, хули ты тут вы**ываешься!" Не всё ж тебе вы**ываться.
     Федот тоже "качается" - сидя работает поочередно одной рукой на бицепс, в полном самоупоении. Раскачался до состояния вареной колбасы. С ним физически развивается Сом.
     Рота проводит ОФП - физподготовку - на площадке. После рукохода и турников (подтягиваюсь на пятерку с лихвой - 18 раз, при устоявшемся после КМБ весе 70 кг... (хотел по-борцовски - широким хватом за спину, но командиры говорят выполнять упражнение армейским хватом, к которому я тогда еще не привык) идем на руколаз с подъемом и спуском. Подходит моя очередь, подпрыгиваю, хватаюсь. Когда пытаюсь перехватить следующую перекладину, меня мотает назад под моим весом, в полном соответствии с законами физики. Сом ехидно меня подначивает: "50 килограмм одной рукой!"
     Со второй попытки, подпрыгнув, уже более быстро провожу движение левой и успеваю перехватить следующую перекладину, прежде чем меня относит назад, и успешно прохожу весь руколаз. Доходит очередь Сома - все его попытки оканчиваются неудачей, и он валится с перекладины, как кусок говна. Я скромно молчу.
     В полку проходят соревнования - кросс на 1 километр. Лучшие спортсмены из всех рот бегут вокруг небольшого пруда рядом с частью, нужно сделать несколько кругов вокруг него. Я не очень хороший бегун - никогда не любил эту дисциплину - но держать фасон надо. Пару кругов бегу трусцой ближе к концу строя, первым бежит  Заяц.
     У Зайца такие огромные шаги, что он явно фаворит этой гонки. Вторым бежал Мишка, напомню, что он футболист, и бегал, очевидно, очень хорошо.
     За один круг до финиша я начинаю понемногу прибавлять скорость, вложив все оставшиеся сэкономленные силы, и уверено двигаюсь к голове колонны. Вижу, как Заяц оглядывается, и, увидев, что я "втопил", еще больше ускоряется, за ним неотступно следует Мишка. В результате моя тактика дала свои плоды, и я пришел третьим - после Зайца и друга Мишки.
     Компот, который проводил кросс, стоя невдалеке, трубит: "Ганнущенко! У меня аж глаз задергался, как ты бежал!"
     Спасибо за комплимент, товарищ полковник.
    

     Иду заниматься на спортплощадку по правую руку от казармы - рукоход, турники, руколаз... но в этот раз потрениться мне не удалось - вижу на качелях на примыкающей к части территории офицерского общежития дивноволосую по плечи стройненькую девочку лет 8-ми, - она сидит в пол-оборота ко мне, опустив взгляд, явно о чем-то тоскуя...
     - Давай покачаю
     Ее зовут... не важно, как ее зовут - она Ангел. Дочь одного из бывших высших офицеров нашего полка. Родители на работе...
     Встречаемся иногда, болтаем, прогуливаемся...
     Сижу на кортках спиной к сетчатой ограде, Ангел нарвала пучок выцветших колосков, улыбаясь вставляет мне в подворот милицейской пилотки.
     Со стороны общежития появляется Компот - п-к Худяков А.Г. (хотя скорее Толстяков), наш нынешний Комполка - рослый, приятной полноты и вообще наружности и нрава мужчина, - в 1-ю Чеченскую Комендант моего Ленинского р-на г. Грозный...
     - Здравия желаю, товарищ полковник! - выпрямляююсь перед командиром, вытянувшись и приложив руку к виску, лучезарно улыбаясь. Думается мне, что в тот момент я был похож на дуболома из сказки - после "перековки". Командир кивает, понимающе улыбаясь мне в ответ.
     Скоро появляется Акохов, он не настолько благостно настроен:
     - Ганнущенко, зайди ко мне, - резко махнув рукой.
     - Ты понимаешь, чем это может закончиться?! Ты ведь знаешь как это называется!
     Товарищ полковник... равнодушие приводит к гораздо более худшим последствиям, чем то явление, название которого вы так стыдитесь озвучить... да и я, впрочем, стесняюсь.
     Дембельнувшись я позвонил своей милой подруженьке и скрепя сердце сказал, что не смогу приехать...
     - Мне нужно работать, устраивать мою жизнь, - да и я совсем был бы неправильно понят, если бы приехал тогда же.
     - Но ты же обещал! - едва не плача
     На самом деле, я очень не хотел, чтобы Ангел огорчалась мыслями о предстоящей разлуке, и заверял ее, что я обязательно приеду - пусть она подольше будет счастлива
     - Прости меня, пожалуйста...

Глава 15

    Несем службу в "Бескудниково" - платформа и прилегающие улицы и сквер неподалеку от нашей части. Вечером собираемся в отделе, и на меня падает обвинение в том, что я якобы пытался выставить на бабки чебуречную рядом с платформой, к чему я, конечно, не имею никакого отношения. Особенно усердствует неизвестный мне офицер из другой роты. По приезду в часть меня отвели в штаб, где офицер орет на меня и обещает "опустить ниже плинтуса". Меня отводят к старшему офицеру, судя по табличке на двери, к Мясникову Василию Николаевичу, Помощнику командира полка по правовой работе. Капитан, очевидно, проникается ко мне симпатией и своим спокойным тоном говорит буквально следующее: "Не обращай внимание, этот лейтенант - из социальных низов, и выше своего культурного развития не может подняться в принципе".
     Немного было за 2 года людей, искренне мне симпатизировавших, можно сосчитать на пальцах одной руки, тем дороже каждый случай.

Глава 16

     Одним ранним утром нас поднимают по тревоге и мы строимся в составе полка на плацу. Командир, дежуривший тогда, объявляет нам, что произошел взрыв дома на улице Гурьянова - теракт, - и что премьер-министр Вордимир Выродимирович Тьфутин приказал подвергнуть Чечню ковровым бомбардировкам, а террористов обещал мочить в сортире. На меня тут же стали оборачиваться и шикать товарищи по службе, и я понял, что все, что было до этого, это еще расслабон.
     Мы погрузились в машины и выехали в Печатники - началась операция "Вихрь-антитеррор".
     На Гурьянова нас ждала удручающая картина - черный дымящийся провал посредине жилого дома, в котором было неизвестно, сколько жертв. Нас выставили в оцепление, пока МЧС занималось разбором завалов.
     Были организованы пункты раздачи питания, и наша блатота тут же затарилась несколькими коробками лапши быстрого приготовления, которые впоследствии были приныканы в каптерке.
     Мы пробыли в оцеплении до обеда, и потом отбыли в часть, но приезжали к месту несения службы еще несколько дней.
     На первом этаже взорванного дома слева располагался продуктовый магазин, и менты тащили ящики бухла машинами. Мы тоже не стали теряться и вытащили под покровом ночи свою дозу спиртного, выгребая его из-под обломков кирпича и прочего мусора на полу - пива, джин-тоника, и припрятали все в нашем кузове.
     Также мы поднялись выше этажом, пробрались в какой-то кабинет, в котором стоял запертый сейф. Я нашел монтировку и сломал замок - специализация позволяла. В сейфе, однако, не было ничего, кроме видеокассеты, которую мы забрали в часть. Загнали в видак, собравшись в комнате отдыха, и нажали кнопку воспроизведения, - на кассете оказалась голимая гей-порнуха. Мы с интересом просмотрели немного, Заяц же поцокал языком - "вроде такие брутальные, а занимаются такой ерундой". Парни действительно были крепкие и мужественные, телосложением и габаритами примерно как Заяц.
     Вернемся в Печатники. Одним утром мы собрались в пункте обогрева, организованном кажется в местном ДК, где нас ждало горячее питание. Неожиданно пришли новости с Каширского шоссе - еще один взрыв. У некоторых волонтеров в том доме оказались друзья и близкие...
     Война пришла в столицу, и Москва стала горячей точкой, а у нас началась ночная служба.
     Спали мы теперь днем, а вечером отправлялись патрулировать улицы, проверять подвалы и чердаки домов.
     Прошло еще несколько дней, и до нас донеслись новости про обезвреженные мешки с гексогеном в Рязани, - радости моей не было предела, - нашлись люди, предотвратившие очередной теракт и спасшие десятки, а то и сотни жизней. Но на следующий день командир объявил нам, что, оказывается, это были учения, а в мешках был сахар. Я был возмущен до крайности тем, что усилия бдительных жителей были сведены на нет, мой разум отказывался верить в эту ахинею с сахаром.

1 июня 2010 - 22 апреля 2023 - ...

Продолжение обязательно следует