Из цикла недолюбленные сердца. Кукушка

Жанна Бит-Беньяминова
Было или не было, не знаю,
А возможно былью поросло.
Снежным вихрем тихо заметает
У опушки белое село.
А меж старых сосен,
Старость  бродит,
Оставляя за собою след.
Опускает плечи, грустны речи,
Что сказать ушедшему во след?
Так, сама с собою рассуждая,
Пред собой катила колею,
Боком кривобоко ковыляла,
Вспоминая молодость свою:
Было время, да ногою  в стремя
Понеслась  по степи удалой,
Кобылица  боевого племени
Гарцевала с кобелем зимой.
А бывало в пост  она грешила,
Не спеша замаливать  грехи,
Сокрушаясь, мысли ворошила,
Только память вспомнить не спешит.
Бабку, вся округа обходила,
Что под нос бормочет, невдомек?
Старожилы напрягая жилы,
Лиш завидев, гнали за  порог:
Что забыла ты в деревне нашей?
Жалость - это точно не про них.
Обеднели, если бы  дали  каши,
Вместо каши, злоба глаз косых.
Так брела она в округе  чуждой
Сердобольных было перечесть.
Негде старой приютиться на ночь,
Негде хлеба черствого поесть.
Сжалился один лишь "недоумок"
Звали  так в посёлке паренька.
Видно  уродился слабоумным
Каждый мог обидеть чудака.
Жил он в покосившемся овине.
Мать  его давно от бед слегла
Горько оставлять ей было сына,
Но занемогла и умерла.
Сирота кормился чем попало.
Видно, охраняли небеса.
Ростом  вышел небывало малым,
Чёрная у  жизни полоса!
Сердце доброе краше - любого:
Рослого и с саженью в плечах,
Парня бравого и удалого,
Балагура  праздного в речах.
Увидав старуху  в деревушке,
Сжалился бедняга и бегом
Покатил пожитки он к опушке,
Где косился  вросший в землю дом.
Приютил бабулю  на ночь глядя,
Скромный ужин щедро  разделив,
Оказалось звать старушку - Надя ,
Парня звали на селе - Гаврил .
Два осиротевших человека
Были рады встрече вот, судьба!
Иногда нам надо четверть века,
Чтобы к Богу привела мольба.
В ветоши, что парень укрывался
Он хранил у сердца навсегда
Фотоснимок выцветший, пытался
Оживить и плакал иногда.
Вспоминая мамины объятья
Тёплых рук  и добрые глаза
Он испытывал такое счастье
Веря, что он с мамой навсегда.
Этот дар любви оберегая,
Что тянулся нитью неземной,
Зимними  ночами согревая,
Прятал на груди своей больной.
А, теперь он мог делится щедро
С  другом близким и почти родным.
Одиночество живой душе ущербно
Надо, чтобы кем -то был любим.
Каменное сердце оживает,
Если пролита горячая слеза.
Память возрождаясь, вспоминает
Все былое, прежние года.
И в руке протянутое фото
Сердце у старушки обожгло.
Женщина напоминала ей кого - то,
Но не вспомнить памяти кого?
Лёжа,мучилась она припоминая
И перебирая  жизнь свою.
Старость ветхая, безумная, седая,
Вспомнила  про грех - свой на-краю.
Молодость, разгул на всю округу
Той, морозной памятной зимой,
Засиделась с первым,встречным другом
Страсть,  как в омут буйной головой.
За окном стенала злая вьюга
Наперёд пророча ей беду.
Бабье одиночество - подруга,
Как заклятье  на ее роду.
Так и вышло. С раннею зарею
Спешно отбыл милый за порог,
Лишь,  напоминанием осталася
Грязный  след  от кирзовых сапог.
Не было девицы столь беспутной!
Сплетни, как расстрел и приговор.
Бабы деревенские в движении,
В пересудах каждый, третий двор.
А ещё, с той злополучной ночи,
Жизнь другая зародилась  в ней,
Да от глаз чужих уже не скроешь
Разве, что уехать поскорей.
Ночью,  тайно, от молвы  сбежала
В ближний город, там и родила.
Кроху на руках своих держала,
Да в чужие руки отдала.
Покидала сердцем не жалея,
Уходила,написав отказ.
Ей свобода во стократ милее.
Здесь она без посторонних глаз.
Снова  в бурной  жизни  завертело:
Женихи, подруги и друзья,
А  ребёнка видеть не хотела,
В  ее  жизни быть с хвостом нельзя.
Между тем в приюте подрастала
Девочка  без ласки и  любви.
Денем  и ночью маму ожидала,
Плакала от глаз чужих вдали.
Только раз к ней тётя  приезжала
Безразличным взглядом оглядев,
Не простившись, быстро  убежала,
Словно наказанье отсидев.
Время это главный наш судья!
На весах судьбы, как в правосудие,
Если прожил жизнь
 себя - любя,
То дела твои,тебя же и осудят.
Разве может мать забыть дитя,
Что под сердцем бережно носила?
Как ребёнку жить других любя,
Если мать родная не любила?
Жизнь прошла: нет дома, нет детей,
Голову приткнуть нигде  не может.
Пустота  в  душе ее теперь.
Кто же  горемычной ей поможет?
Промотала молодость свою,
Променяла кровь свою родную,
На гульбу, на пагубу свою,
Некому излить горе, тоскуя!
Час расплаты близок,  у ворот,
Позади шальная жизнь осталась.
День за днём, за годом - год,
По приютам сирая скиталась.
Тут и вспомнила родную дочь
Сердце черствое слезами растопило.
Вот, кто сможет ей в беде помочь
Та, которую под сердцем я носила.
Чудом разыскала не узнав,
Встретила чужого человека.
Прорыдала всю историю свою,
Но не достучаться за полвека.
Холодно расстались и потом
Лишь,  обида старую терзала:
Не признала, значит поделом.
Кровь моя,  я тоже не признала!
Под греховной тяжестью годов,
Обречённой вечно так скитаться,
Смена сел, больниц и городов,
А нет дома где бы ей остаться.
Так бродила от избы к избе,
Согреваясь где и  как придётся.
С своей долей тяжкой по судьбе
Никому не нужная плетётся.
Ей уже не в радость каждый день,
Ей не в радость немощи, страданья,
И взмолилась: Господи, услышь
И прости меня, за злодеяния!
Бог простил, вернул на свой исток,
Дал ей срок, чтоб принести раскаяние.
Внук Гаврил, дома родной порог,
Время для молитв и покаяния.