Быть может у далёких берегов,
Родную речь услышишь ненароком,
Невольно вздрогнув, а потом -
Пытливым взглядом окинешь горемыку.
Не знаю сколько он прожил среди чужих,
Но русский мат его, видать, приободряет,
В изношенной одежде, ботиночках худых,
Но духом крепок, не поник, не унывает.
Я подошёл и с ним заговорил:
-Привет, земляк, ругаешься по что?
Его я, видно, очень удивил,
Осёкся он и осенил себя крестом.
Он радости нисколько не скрывал,
Сжал руку мне, всхлипнув незаметно,
Я его понял и слегка обняв,
Повёл кормить в ближайшую таверну.
За штофом виски он мне многое поведал...
Что он - матрос, сошёл в порту на берег,
А судно - иноземец фрахтовал,
В таверне этой он оставил много денег,
А после у девицы ночевал.
Видать, девица его чем-то опоила,
Очнулся он на улице пустой,
Карманы ему все опустошила,
На горизонте судно, печалило кормой.
Вот так который месяц скитался он в порту,
Работал по ночам, а утром - спал на пляже,
Случалось, не бывало ничего во рту,
День проходил - как карта ляжет.
Мы к судну подошли и перед кэпом встали,
Он молча выслушал, тревогою терзаем,
И, с разрешения его, в кубрик прошагали,
-Домой! своих мы не бросаем!