Рассказы о войне ветерана 297

Василий Чечель
                В ТЫЛУ ВРАГА
                (записки партизана)

Повесть.
Автор Иван Шумилов.

Иван Леонтьевич Шумилов(1919-1981), русский советский писатель-фронтовик,
командир партизанского отряда «Сибиряк» в Белоруссии.

Продолжение 5 повести.
Продолжение 4 http://www.stihi.ru/2020/02/20/1723

                РЕШИЛИ ПЕРЕХОДИТЬ ЛИНИЮ ФРОНТА

  «Я несколько дней скрываюсь на хуторах у Мошка, у Василя. Немцы не проявляют никакого интереса ни к Негничам, ни к Самарцам. С момента ареста Яценко и начштаба они даже не появлялись в этих местах. Видимо, на допросах товарищи держатся стойко, не выдают никого. Сегодня мне крайне нужно попасть на Самарцы: первое – намечена встреча с Чубчиком и Кулаковым, второе – надо переправить винтовки. Еду с попутчицей. Мосластый рыжий мерин еле трусит: недавно выпал снег, испортил дорогу. Справа и слева бугры. Они тянутся далеко, куда хватает глаз. Впереди меж ними видны верхушки деревьев. Это Самарцы. До них остаётся каких-нибудь двести метров. Вдруг слева из лощины выезжают санки, другие, третьи – двенадцать подвод. Немцы. Едут наперерез нам и тоже на Самарцы.
Останавливаю коня. От него идёт пар. До вражьего обоза не больше ста метров. Жду, когда подводы поедут и скроются за холмом. Но немцы вдруг тоже останавливаются.

  Проходит долгая томительная минута. Немцы стоят, и я стою. Попутчица моя бледнеет, робко предлагает:
– Поедем, а то хуже будет. Всё равно теперь не сховаешься...
Я не отвечаю. Не отрываясь, гляжу на вооружённых людей в шинелях. Чувствую, как под шубой колотится сердце. Что делать? Повернуть коня и галопом помчаться обратно? Конишка паршивый – сразу догонят, схватят. Ехать на них – самому лезть в лапы. И вдруг трогается первая подвода, за ней остальные. Вскоре все двенадцать скрываются за холмиком. Я заворачиваю коня и гоню. Комья снега вырываются из-под копыт, высоко взлетая над возком. Хлещу коня кнутом, вожжами. Ему, наверное, передаётся моя тревога, и он бежит, сколько хватает сил. Спутница закрыла от снега лицо воротом тулупа. Мы так мчимся километр или два. Тряхни стариной, коняга! – Ездили когда-нибудь так быстро? – спрашиваю я.
– Не... Гэтому коню уже двадцать годов... Ен сегодня издохнет – николи так не бегал.

  Прощаемся, и я снова иду на хутор Василия. Вечером всё же прихожу на Самарцы. Меня встречают Кулаков и Чубчик. Узнаю от них: немцы увезли Федосеева. Кулаков и Чубчик успели убежать в поле, а потом в Долматовскую дуброву.
– Он сидел у нас, – рассказывает хозяйский мальчишка, – и не убачил, як подъехали
немцы. Схватился было утекать, да поздно. Сидит в хате, побелел весь. Отпирается дверь, и высовывается рука с револьвером. Входит комендант жуховичской полиции Мацук. «Руки в гору!» За комендантом входит тот боец, что у Теслюка жил.
«Этот?» – пытает Мацук у бойца. «Этот», – отвечает боец. Тогда Мацук командует Коле: «Выходи!»
Сидим молча, много курим. Ещё одна потеря...
Будем так без цели мотаться, все ни за что пропадём...
– Надо что-то предпринимать... Но что? Зима. О партизанах ничего не слышно. Есть где-то в Восточной Белоруссии. Разве туда махнуть?
– Вот что, хлопцы, – говорит Чубчик. – Пойдёмте за фронт. Шестьсот километров — полмесяца ходьбы. Конечно, надо лыжи достать, без них не пройти... Думаю, через линию фронта проскочим как-нибудь ночью... А погибнем – и то дело! В бою всё-таки, долг выполняли...

  Долго обсуждаем этот вариант и на нём останавливаемся. Достать лыжи, оказывается, не так-то легко. Две ночи безрезультатно ходили по ближайшим
хуторам, просили, спрашивали, убеждали. И только на третью ночь на одном из хуторов нам удалось обнаружить пару настоящих беговых лыж. Кулаков поспешно взял их. При свете луны видны его оскалённые белые зубы – доволен!
Идём с Чубчиком за лыжником и завидуем. Он едет по твёрдому насту, высокий и какой-то величавый.
– Вот сторонка! – ругается Чубчик. – У нас у каждого школяра лыжи найдутся, в одной деревне можно на целый взвод набрать. А тут... Эх, Волга-Астрахань! Когда я до тебя доберусь?
А я вспоминаю Алтай, необозримые степи, колышущееся море пшеницы, пойму Оби...
– Придётся всё-таки этот план отложить, – перебивает мои мысли Чубчик. – На одной
паре лыж втроём не поедешь. – Да... Не везёт нам...

  К утру приходим на Самарцы. Кулаков решил идти за фронт. Ещё вчера соглашался остаться с нами, а сегодня категорически заявил:
– Иду один.
Нам не хочется его отпускать. Но он стоит на своём. Общими силами достали мешочек, две буханки хлеба. Я всё ещё не верю, жду, что в самую последнюю минуту Кулаков скажет – «Остаюсь, куда ж я от товарищей...»
Но вот наступила эта самая последняя минута. Все трое выходим из хаты. Луны нет, метель. Ветер свистит в верхушках деревьев, а где-то подальше, на бугре, неистово воет. За двориком немного тише. Кулаков встал на лыжи, молча застегнул ремешки, распрямился, взялся за палки, выжидающе посмотрел на нас.
– Так что, товарищи, прощайте...

  У меня в запасе последний аргумент. Пускаю его в ход.
– Прилетай к нам в партизанский отряд... Оружия вези больше... А может быть,
останешься? Организовывать отряд кому-то надо...
Он молчит, обдумывает, потом тихо, чуть слышно говорит:
– От своих решений отступать не могу. Характер такой пакостный... Прощайте, товарищи...
Мы поочередно обнимаем его, целуемся по русскому обычаю. Я едва удерживаюсь от слёз.
– Ну, езжай! Езжай!
Кулаков с силой отталкивается палками и скоро скрывается в мутной метели».

   Продолжение повести в следующей публикации.