Здесь, на автодроме, как в аду движенье!
Лопаются нервы здесь от напряженья.
А на виражах – срежет и визжанье.
Первый! Вот он – первый! Он неподражаем!
«Мастер, ну давай! Ну, скорей! Гони!» -
Сколько в этих криках к гонщику любви!
И он не подвел (очень постарался) -
Вот последний трудный круг ему остался…
Но взревел мотор громко и натужно
И взлетела «Лада» шариком воздушным,
С ревом и обидой в снежный вал уткнулась,
Замолчала бедная, словно захлебнулась.
Кто же будет первым? Кому повезет?
К кому благосклонен будет нынче лёд?
Но гадать уж поздно… Вот «девятка» мчится,
Ну а рядом «тройка» летит словно птица
(И взялась откуда? Как из-под земли).
Что ж, дави на газ, паренек, дави!
Не успел… И «Лады» словно бы споткнулись,
С скрежетом зубовным их бока сомкнулись:
Полетели стекла, полетели фары,
Провода повисли, как струны гитары.
Но упрямцы-гонщики словно сговорились,
Случаю опасному все ж не покорились.
И несутся рядом, поднимая вихри,
А с трибун неистовы крики, вскрики, взвизги!
И летят запчасти прямо на дорогу,
Нервы так и рвутся, так и бьют тревогу!
Кто же будет первым – «тройка» иль «девятка»?
Чем же завершится жёсткая их схватка?
И несутся силы, силы лошадиные,
Пар с боков железных, что покрыты инеем…
…Вот заезд окончен и не без сюрприза -
Жигули-соперницы не получат приза.
«Москвиченок» утлый их вдруг обошел,
И нежданно первым к финишу пришел.
…Скоро неудачников зрители забыли -
О «москвиче» сразу все заговорили.
Ну, а я жалею всех сошедших с круга,
Как жалеют верного, уставшего друга.
Февраль 1987 г.