***
Отозвалось рассветным рокотом ненастье,
и грянул гвалт невызревшей зари
внутри,
где время крошится на крохотные части.
Пылит дорога, ноша тяжела –
всё как у всех, в избитости прискорбно, -
но тихо набираю в колбы пробы
и проверяю, сколько в мире зла.
Беру по капле, в пепельной метели
не разбирая, что в какой руке,
и уплываю в дали на плоте,
в узор ещё не схваченных петелек.
Курчаво пенится, воронится вода,
черна до дна, но не подвержена печали.
Так тихо, без зачётов по морали,
в уюте дремлет мой поправленный чердак:
ветра снуют, танцует паутинка,
и – запах отсыревших детских лет,
где просто был от зла иммунитет,
где было счастье на заезженных пластинках…
Шипел и трескал старый патефон,
а ты рассматривал волшебную иголку
и пальцем громко шаркал, а на полке
Хоралов и Чайковский впали в сон.
И тих был дом, так тих, что ты мог слышать,
как оседает пыль с луча на сердце,
скрипит покрашенная лаком дверца –
и на плечах уже платок, вручную вышит.
То ощутимое рассеянных надстрочий
не внять сейчас и не перестрадать.
Дом продан. Тот же – не создать.
Заря дозрела, новый день пророчит.