Элин голос требовалось так же имитировать, как и её внешность, образы, которые она меняла довольно часто, кардинальные. Дуры набитые, по-папиному, шушарки, понять и усвоить не могли.
Не могли они усвоить и её растянутый холодный прононс, она словно бы говорила всегда по-французски. Более всего это напоминало Мирей Матье, когда она даёт интервью, а не поёт, грассируя на р-р-р, как катер.
Элькина училка по-французскому, хоть и страдала глухо-немотой, но успела понять, что Элеонора знает этот язык с детства, только не новый, а старый валийский вариант, тот который слышала в северо-западной Франции с детства, - и не переделывать.
Так что задача стояла перед культурой и искусством серьёзная: скопировать голос и тембр речи Элеоноры Смоктуновской.
Не знаю почему, но ума хватило им там только на Мерил Стрип, а здесь на Эвелину Хромченко. Меня, нас это ни в коей мере не удовлетворило, и мы решились на офицальную запись со мной потив воли отца и мамы Смоктуновских.
Поясню, что валийский здесь означает - от Валуа.
Эля, рзумеется, ничего не знала об этом. А план был таков: затащить Элю ко мне в студию и там со мной разговорить на тему любви. Так её нежный тембр будет яснее.
Нагрянула и дата как раз - 150 лет Театралке. Её не долго думая решили встретить в Тагане - театр только что оснащён всем новым.
Я приехал заранее и проследил за оборудованием студии: главный козырь был: ты понимаешь, она Смоктуновская?! В результате: две звуковые дорожки через стекло из темно-зелёного кварца, мерцающие тумблёры, интимный полумрак и 150 ГГц свободного полёта.
Приезжает Эля, вся ест-но прикинутая шикарно! Она ведь журналист. В высоком стакане у сцены начинает собираться публика. Первые ряды - страшенные ВИПы. Эля ставит шикарную сумочку на крайнее кресло где-то посредине высокой стойки спуска и озирает поле деятельности.
Неожиданно к ней подходит мой менеджер и доверительным шёпотом умоляет подойти в студию звукозаписи: нужно срочно записать текст, обращаться не к кому, а Элю они знают. Эля привыкла, что о ней знают, кто она, что работала в звуке.
Но она недовольна, сейчас самая работа с ВИПами. Тогда менеджер шепчет: Это нужно...и дыханием называет моё имя. Всё. Она направляется в студию.
Мы, я и она, рядом через стекло в метре друг от друга. Соскучились страшенно, думаю, сейчас заплачем. Менеджер мой туповатый не в курсе, вещает Эле, где сесть, что говорить: романтично, душевно, с теплотой в голосе.
Эля тихо, но настойчиво спрашивает его: Где текст?! Всё! Я беру инициативу и начинаю сам:
- Здравствуй милая, дорогая, наконец-то мы можем поговорить, я давно тебя не видел. Как ты, скучала, ждала меня?
- Ну, конечно... Мы не виделись, но время бежало быстро, ведь ты всегда со мной на сцене и киноэкране. Я вижу тебя, мне тепло и уютно. Счастье рождается из этих ощущений.
Это драйв, мы пишем 10, 15, 20 минут, пока тупой мой менеджер не останавливает технику.
Я почти матом ору ему: ну, давай, включай технику!
Но ему походу всё имеется.
Эля молча берет сумочку, кивает мне, и уходит в зал. Места все заняты. Метро-бои, журналисты, оккупировали и ступени.
Вижу: мужики двинулись в стороны. Моя Эля с достоинством присаживается на ковровую ступеньку, ставит сумочку, включает айфон на запись. На сцене идёт театральный капустник. Но капустник в зале: там, где Эля - все смотрят на неё. Она чувствует себя центром внимания, но ей комфортно.
Вечером в фойе фуршет с шампанским. Эля в одиночестве пьёт бокал, ничего не ест, посматривает в камеру и ждет меня. Мужики с каналов объезжают ВИПов, срывают впечатления. Эля прислушивается в пол оборота. Статья в её голове уже собирается.
Она уходит рано, гости всё ещё бухают, я ловлю её в свою машину, когда она прогуливается по улочкам рядом в опадающих снежинках, размером с цветок. Мы вместе.
2013 год
Алекс Домогаров