Здесь рыльце всякое в пыльце.
Там в пестике гнездится завязь…
Соцветий радужная зависть
звенит...
Уносится в зенит.
Неузнаваемо в лице
тотчас меняются растения
и от зачатья до рождения
не истекает и мгновения.
И без конца пчела зудит,
как самолетик отдалённый.
И соком хмеля опьянённый
сквозь атмосферу рвётся шмель.
Спустив безъядерное жало,
он снова пьёт.
Ему всё мало!
Лишённый слуха он поёт
весь день одну и ту же ноту,
не выбиваясь ни на йоту
из хора прочих голосков,
что из ворсинок-волосков,
проросших сквозь покров хитинный,
такой соткали субъективный
мир, что едва ли хватит слов
всё обсказать звукогенично,
в регистрах стереофонично,
хотя бы малость идентично
тому, как вторит реполов,
переиначивая птично
природы всякое звучанье
всепетой родины твоей…
…Потом глубокое молчанье
ты подарил душе. Ведь ей
тестостерон совсем не нужен…
…как плоти плотный поздний ужин –
на склоне лет, на склоне дней.
Да мало ли о чём твердила,
душа, пока тебя водила
по заводям земной глуши...
Походу втихоря гвоздила
тебя за само-несознанку.
...и непристойную изнанку,
за переменчивость лица -
от подлеца до мудреца.
Тебя пыталась изменить,
хотя б слегка, не до конца,
и хоть частично сохранить
ту чудосвойственную нить,
которой вышита твоя
картина инобытия.
26.02.20