Отыграет заря увертюру рассвета на скрипке дождя.
Алый занавес плавно уйдёт с истончавшего зеркала сцены,
В миг рождения дня, так изящно, что ты не заметишь подмены...
Не заметишь, как утро накинет на плечи туман уходя.
Уходя по рокадной тропе в закулисную, белую тишь.
В пустоту... Не сказав, сколько лет пролетело за это мгновенье.
Не открыв ту калитку, в заброшенный сад с ароматом сирени,
Где ты сам со звездой о понятных и вечных вещах говоришь.
Говоришь о стихии ветров, гнущих ветви лещины к земле.
Поднимающих сонно опущенных век неподъёмную тяжесть...
О нависшем над пропастью, неповторимом безмолвии кряжей.
О несмятой траве на желанной, но непокорённой скале.
Говоришь на каком-то далёком, забытом, земном языке.
Пришивая слова тонкой нитью к небесно-земной вертикали.
К мягкой ткани покоя, под музыку тихой и светлой печали...
Уяснив эфемерность всего, кроме лёгких следов на песке.
На безлюдном морском берегу и на дюнах безводных пустынь
Отзвучит, отпылает рассвет пасторальною музыкой Грига.
Скоротечною малостью - без сожаленья, без пошлого крика.
Лишь следы на песке не стереть, не истратить сирени кусты.
Пусть ещё один утренний дождь, пусть ещё один миг пережить.
Только музыка, только следы неисправленною опечаткой...
Можно вечно играть в Пера Гюнта, слезу утирая украдкой.
Можно просто остаться собой - без защитного панциря лжи.
Отыграет заря увертюру рассвета - как долг зачеркнёт.
Отпылает холодным огнём, о который несложно обжечься.
Только это не всё, есть и то, от чего невозможно отречься.
Может быть это Сольвейг, которая где-то тебя ещё ждёт.
Всё проходит. Возможно... Но, что же тогда остаётся? - Как знать...
Может быть это Сольвейг, которая будет тебя вечно ждать...