В нарядах камергерских господа;
у них жабо – подобье облаков
и, называясь орденом, звезда
сияет из картинной темноты.
Величественных ветрениц черты,
чьи ручки намекают на мечты,
изящны, как ошейник у болонки,
и тут же знатоки, чьи вкусы тонки,
любители старинных пустяков,
которые чужим принадлежат.
Портреты эти нас не сторожат,
и поняли бы нас они едва ли;
они, боясь однажды постареть,
цвести для красоты предпочитали,
тогда как мы мрачнеем, чтобы зреть.