Шёл обнажённый женский шторм,
сметая деньги и здоровье.
Я думал: о, я ни при чём!
Но нет: он шёл как греки в Трою.
Да, от души резвился шторм,
ломая жалкие жилища:
летели крыши косяком,
по журавлиному курлыча.
Народец жался по углам,
прося спасения у Бога.
Но Бог скрывался: видно сам
испуган штормом был немного.
И город был сожжён дотла.
И я один на пепелище.
Вдыхаю едкий мёртвый смрад,
голодный, сломленный и нищий.
Кругом – куда не кинешь взгляд –
одни развалины и трупы.
В живых остался только я.
Но почему? Не знаю, глупый...
О да, по счастью, то был сон.
И я проснулся. Как ни странно.
Мне показалось: Мендельсон?
Нет: Лакримоза и сопрано.