ВЕЧЕ. 2019. В. Новгород.
ПРЕСТУПНАЯ СТРАСТЬ.
Иван Ильич вернулся с работы усталый и голодный. Жены дома не было. Он не любил такие дни. Казалось, что тишина выворачивает его наизнанку. "Сегодня пятница, наверное, уехала к маме",-- подумал Иван Ильич, бродя по пустынным комнатам.
Это была его вторая женитьба. Он тяжело пережил уход первой жены. Ей всегда чего-то не хватало. Денег. Любви. Романтики. Острых ощущений. В конце концов ушла, хлопнув дверью, к молодому прохвосту. Нет, он тоже никогда не был ангелом. Но как-то очень быстро проскочила молодость, выросли дети, потом эта резко захлопнутая дверь -- и он остался один, в щемящей душу тишине...
"Странно, Клава вчера не говорила, что уедет на выходные."
Взгляд проводил стрелку часов, спешащую выпрыгнуть из циферблата. Пробежал по роялю и остановился на столе. На белой вышитой скатерти сиротливо лежал исписанный размашистым почерком листок бумаги.
"Клавочка..."
Предчувствуя недоброе, Иван Ильич медленно подошёл к столу. Уже издалека взглядом поймав первую строку: "Дорогой Иван Ильич, прости меня, если сможешь!"
Клавдия была на много моложе. Они встретились в кинотеатре лет десять назад. Фильм оказался скучный и Иван Ильич вышел из зала. В фойе он увидел молодую женщину, поправляющую на ноге туфельку. Он подошёл и придержал её за локоток.
"Разрешите Вам помочь, мадам?"
"Вы очень любезны!"
Так и повелось, она обращалась к нему по имени-отчеству, иногда на "Вы". Клавдия работала в городской библиотеке и некая старомодность в общении была ей не чужда. Друзья подшучивали: "Не наигрались ещё за всю жизнь? Девятнадцатый век вспомнили?" Через год они расписались. И всё, казалось бы было замечательно. Но Иван Ильич всё время жил с ощущением, что это не на долго. Наиграется и найдёт себе молодого и...
Записка в руке дрожала так, что читать было не возможно. "Валидол." Таблетку под язык. Это мало помогло. Он снова взял записку и сел в кресло. Взяв себя в руки, начал заново.
"Дорогой Иван Ильич, прости меня, если сможешь! Друг мой, жизнь так коварна и непредсказуема. Она нет-нет, да и кинет нас на подводные камни. И мы уже не в силах контролировать себя, свои чувства, эмоции, поступки. Я должна тебе признаться..."
"Ну, вот и случилось." Иван Ильич почувствовал как холодный пот покрывает всё его тело. На лбу выступила испарина. Кто? Чернявый сосед? Или тот интеллигентишка, который последнее время так и ошивался возле библиотеки? А впрочем, какая разница? Рано или поздно это должно было случиться. Она ещё молода. Энергична. А что я? Седой. Лысый. Сколько вокруг интересных молодых красавцев.
Порывом ветра распахнуло окно. Занавеску сбило в сторону и повеяло свежестью. "Весна."
Иван Ильич пытался вернуться к записке, но глаз всё время останавливался на последней строке: "Прости меня, если сможешь. Твоя Киса."
"Если сможешь..."
"Если сможешь!"
Она даже не посчитала нужным посмотреть мне напоследок в глаза. Пара строк и... "Прости меня, если сможешь". Десять лет жизни пролетели, как один день. Нам ведь было хорошо вместе.
"...Я должна тебе признаться. Ты вчера рано ушёл отдыхать. А мне взгрустнулось что-то. И я скушала всё сало, Иван Ильич. До чего же оно вкусное! Но не переживай, знаю, как ты его любишь. Поэтому куплю сегодня ещё кусочек, обязательно. Прости меня, если сможешь. Твоя Киса."
Записка неслышно упала на пол.
Сало? Какое сало?
Иван Ильич сидел в кресле, словно оглушённый. В ушах звенело.
Из оцепенения его вывел стук дверью.
"Иван Ильич! Ты дома? Боже, какой сквозняк! Твоя Киса купила сальце, дорогой! Ты где?" Клавдия в ярком шёлковом платье словно впорхнула в комнату, заливая её жизнью, светом и весной.
Жалостливая улыбка появилась на лице Ивана Ильича: "Клавочка..."
БАБЬЕ ЛЕТО.
День был солнечный, немного ветреный. Октябрь в этом году баловал своим мягким и продолжительным теплом. Бабье лето!
"Вот именно, бабье!" Клавдия, как и все дамы её роскошного возраста, да и не только они, периодически была очень недовольна своей фигурой. Конечно, в двадцать она была гораздо стройнее, легче на подъём, изящней что ли. Да и мода тогда была другая. А сейчас что? Одно расстройство, хоть в зеркало не смотри. "Баба и есть!"
Клавдия была женщина фигуристая, высокая, статная, миловидная. Таких в народе считают "аппетитными". Слегка за... А впрочем, какое это имеет значение? Жизнь у неё удалась по мнению подруг. Дети. Муж. Работа. Всё на месте. "Живи и радуйся. У многих и того нет." Но Клавочку совсем не устраивало её аппетитное тело. Как она себя не уговаривала и не убеждала, подсознание медленно, но верно делало своё дело. "Тощая корова, это ещё не газель", -- мысленно успокаивала она себя, накладывая в тарелку добавку. Но новая юбка, в которую она пыталась тщетно втиснуться в магазине, вещала абсолютно обратное.
"Вот пошла же мода!"-- сокрушалась Клава, глядя в голубой экран, -- "Не женщины, а лягушки какие-то: тощие, страшные, одни губы накаченные на всём теле. Того и гляди, квакать начнут. Куда мир катится? Вот, во времена Рубенса диетами не страдали небось. И ничего, жили же как-то. И счастливы были не меньше. И замуж выходили. И детей рожали... Бабье лето..."
Погода брала своё. Лёгкий ветерок развевал кудри, и совсем не хотелось о грустном. Клава присела в парке на скамейку. Листья почти облетели. Трава в этом году была на удивление зелёная и яркая. Поэтому рдеющий кленовый ковёр на её фоне казался ещё сочнее. За рекой золотом переливались купола собора. "Господи, ну, почему жизнь такая несправедливая? После шести не ем. В спортзал хожу. От жирного почти отказалась. Сладкое вообще домой не покупаю. А что толку? Каждый год по размеру прибавляет. А Жаннетта? Мало того, что старше на три года, так ещё и ест всё, что не приколочено. Плюшки. Пирожные. Булочки. Пончики всякие. Я бы уже ни в одни двери не входила с таким питанием. А ей, хоть бы что!" Клавочка тяжело и продолжительно вздохнула. "Ну, и пусть. Зато её муженёк из рейса в рейс, дома не появляется. Ему на эту красоту и любоваться некогда... Нет, всё равно так не честно..."
Мимо прокатился резиновый мячик. Мальчик с папой играли с собакой в догонялки. Клавдия улыбнулась. Давно ли её такими были? Теперь не узнать. Сын на врача учится. Скоро ординатуру закончит. У дочки университет, и уже второго ждёт. "Бабушка... Ну, вот! Опять всё к бабам вернулось! Какой-то день сегодня... Стоп! Буду думать о хорошем. Я самая обаятельная и привлекательная... Нет, это банально. Я... Я... А меня вообще все любят! Вот, захочу и похудею. И у меня всё получится. Вот так вот!" Удовлетворённая экспресс-медитацией Клава благодушно закрыла глаза. Над рекой послышался звон колоколов. Солнце щекотало ресницы. Приятная нега и лёгкость наполнили тело. Одни голоса умолкли. Другие стали громче. Шаловливый октябрьский ветерок донёс приятный пряный запах из кондитерской.
Губы непроизвольно растянулись в широкую улыбку. Нос жадно втянул знакомый аромат. Не открывая глаз, Клавочка покорно и обречённо произнесла: "Яблочный пирог... С брусникой..."
СЫРНОЕ ПЕЧЕНИЕ ИЛИ ЖИЗНЬ?
Виолетта Сергеевна проснулась поздно, долго нежилась в постели. Да и куда спешить? Сегодня выходной. Супруг уехал к родственникам на очередные крестины, приказав ей не скучать, отдыхать и наслаждаться жизнью. Сын тоже умчался с восходом солнца с друзьями куда-то за город. Так что Виолетта Сергеевна была полностью предоставлена самой себе.
Не спеша позавтракав, почитав книжку, она немного загрустила и решила заварить чашечку кофе.
За окном в соседской кормушке шумно и весело щебетали птицы. Дом, в котором они жили, был кирпичный, шестиэтажный, старой постройки. Как и положено, в подъезде и на чердаке ютились беспризорные коты, которых кормили все сердобольные жители. Однако, это не спасало кладовки дома от периодических набегов мышей. Особенно зимой. Виолетта то и дело находила изгрызенную хлебную корочку или объеденную картошку в корзине. Она старалась всё прятать в банки. Чтобы "не переживать из-за пустяков", как говорил её муж. Правду сказать, дама она была эмоциональная, впечатлительная, иногда даже мнительная. А порядок и чистоту она любила больше, чем походы к маникюрше. Поэтому её любимые мужчины старались лишний раз свою жену и маму не расстраивать.
Кофе заполнил пряным духом всю квартиру. Виолетта любила добавлять в джезву немного корицы и ванили. Наполнив любимую керамическую чашечку горячим напитком -- в ней он дольше сохранял своё тепло и аромат, умиротворённая женщина устроилась на диване в гостиной, накрыв пушистым пледом ноги, поставила любимое кино и приготовилась наслаждаться тихим воскресным деньком.
"Забыла!" Конечно же, какой кофе без её любимого сырного печения с тмином! Виолетта Сергеевна прошла на кухню, взяла заветную вазочку и вернулась в комнату. Опять устроившись поудобней на диване, она сняла с вазочки крышечку и уже протянула руку за сырным искушением, как вдруг, увидела в самом центре обкусанное печение. "Мыши! Наверное, вазу забыли на ночь закрыть." Печение благополучно отправилось в форточку птицам. И наконец, долгожданная трапеза продолжилась.
"Странно,"-- рассуждала Виолетта, доедая сырное лакомство, -- "Мышь так много от печения отхватить не могла. Неужели крыса?" По спине пробежали мурашки. Крыс она боялась панически. Желание пить кофе пропало сразу. Она проверила все ящики на кухне, холодный шкаф, кладовку, антресоль в прихожей. Ничего. "Они хитрые и, говорят, очень умные." Виолетта Сергеевна вернулась в комнату, присела на край дивана, медленно обвела комнату взглядом. Никаких следов крыс или мышей она не обнаружила.
"Печение!" Конечно! Как она сразу не подумала! Ведь, когда крыса грызла печение, то наверняка и до других своими лапами дотрагивалась. А где они только не бегают...
В горле стало сухо и неприятно. "А ведь их травят крысиным ядом. А он для человека смертелен." Закружилась голова. Перед глазами поплыли круги. Виолетта Сергеевна прилегла на подушку и закрыла глаза. "Вот и всё." Дышать было тяжело. Не хватало воздуха. "Наверное, так бывает всегда, когда яд начинает действовать". Она сложила руки на груди и пыталась вспомнить молитву. Но кроме "Отче наш" в голову ничего не приходило, а Виолетта не знала, положено ли её читать умирающему или нет...
Эрик вернулся поздно. Они с друзьями ездили на дачу отмечать день рождения однокурсницы. Открыв дверь ключом, он быстро разделся. "Ма-ам!" Никто не ответил. Он заглянул на кухню, потом в гостиную. "Мам, ты чего здесь? У меня телефон разрядился, не смог тебя предупредить, что задержусь. Ма-ма, ты спишь что ли?"
Виолетта вздрогнула и открыла глаза. Наверное, она не заметила, как задремала. "Крысиный яд!" -- Пронеслось в голове. Виолетта опять почувствовала себя нехорошо. "Эрик..." -- позвала она слабым голосом и протянула к сыну руку. "Мам, что с тобой? Не пугай меня." Сын присел у дивана на корточки и бережно взял её ладонь. "Там... В вазочке... Печение обкусанное..." -- силы оставляли Виолетту, и каждое слово давалось ей с большим трудом. "А, мам, прости, я проспал, торопился и ,наверное, не доел утром и оставил в вазе. У нас так весело было на даче, ты не представляешь!"
"Как, это ты не доел?!" -- вдруг откуда-то к Виолетте Сергеевне вернулись силы и голос. "Ну, да, а кто же ещё? Да, мам, я его сейчас слопаю, не переживай!"
"Неожиданно ожившая" женщина потом ещё долго сидела в гостиной и смотрела на давно остывший кофе и её любимое сырное печение с тмином. "Какая странная и непредсказуемая штука -- жизнь," -- думала она.