В годину вне любви – горюет ветер всласть
Над бедной головой и в сердце – завывающий.
На ниточке – фонарь, насмешливо кивающий, -
Ни признака Луны в осеннюю напасть.
Ни призрака того, как счастья ищет страсть…
Каким Садовник был, животных называющий? –
Бессмертием – дышал, Родителю внимающий…
И вот – фонарь – вовне… несносна эта власть.
Приди! услышь! утешь! в сети моих аптек,
На дно моих глубин безудержно мельчающих –
Пролейся тишиной, как долгожданный свет.
Я – лишь один из тех, - из моря – имярек, -
Доверчивых Тебе и воскресенья чающих…
Ужели речь Твоя – утешливый сонет.
+ + +
Ни худа – ни добра… - Прощёная неделица.
Как в арочный проём влечёт протяжный пост.
Надолго к тесноте приговорил зюйд-ост.
Скачу, как паладин, - и где ты, злая мельница.
Найдёшь истоки слёз – и влагу эту пей с лица,
Иначе – упредит вместительный погост.
Да будет мирен путь, не шаток, честен, прост…
И в небе утверждён, как лестовка и Лествица.
О том, каков исход – не извещён заранее.
Недвижимо – терплю, что гномон под Луной.
Как долго утра ждать, укрывшись вязкой полночью,
В которой тишь да гладь, опустошенье крайнее
Безвидной толчеёй во мне, как надо мной…
Теперь, как никогда - воздвигнуться б за помощью.
+ + +
Позёмкой льнёт февраль извне моих широт…
Внутри теснин моих – оплесневшая комната…
Уязвлена душа, истоптана, исколота
И телу зяблому – сквозит за шиворот.
Лампадный фитилёк вмещён в подлёдный грот.
И свищет, и царит – безжалостен – закон кнута.
Как в сумрачном лесу… тропинка целиком – не та.
Захлопнут в зиму-зим, не сплю и слеп, что крот.
Как земляной зверок – мечтая о весне,
Несносным поприщем не ведовать о свете мне,
Оплакивать своё забытое родство…
И рыбой – трепетать на золотой блесне
У Солнца моего уловленным во Сретенье,
Сквозь тесные врата - глотая торжество.