(Творческий проект 2016 года)
Вот говорят, что у меня стихи непонятные.
Решила перевести некоторые из них на понятный язык.
Первые ласточки уже в полете.
1.
Оригинал
***
Ты помнишь эту молнию над городом?
Смотрели мы с седьмого этажа,
из той квартиры, где, зарывшись в бороду
Всевышнего, мы спали — два мыша
в норе без выхода. И смели требовать
у стен, зажатых в цепонькой горсти,
чтобы щетинки закрывали небо нам,
и мы его не видели почти.
…А первую дождинку, слишком нежную
для авторского зноя этих дней,
вонзившуюся четко, строго между на…
Между народами в большой войне.
Увидели друг друга — галлы с бриттами, —
и любопытство вырвалось из рук:
как не познать нам Саваофа бритого,
а может, скошенного, будто луг?
…А первый гром, который не встревожил и
не бросил в мозг стихийный недосмысл,
где выпадали волосинки Божии
под лапами пассионарных крыс,
и вдруг — последняя… Ох и «кумеден» стал
растерянный, курино-мокрый ты,
когда почувствовал, что больше негде нам
запрятаться от бездной высоты…
Попробуй не дрожать всем телом, если нет
балкона и седьмого этажа,
устойчивого в самом центре треснутой
катящейся тарелки. …Чуть дрожа
(ты помнишь: это было? или не было?
удерживать ли в сердце? отпустить?),
твои ресницы закрывали небо мне,
и я его не видела почти…
Перевод
***
Я поссорилась с бойфрендом
На высоком этаже,
Где мы с ним неделю спали —
В смысле, в том числе, прямом.
Тут гроза пришла внезапно,
С нею — метеопсихоз.
Мы друг другу дали в песню
И навеки разошлись.
Вот какой у этой хрени
Был Великий Тайный Смысл?
Пробуем сравнить проблему,
Ну, с Троянскою войной.
Или с варваров набегом,
Аль с Везувием каким.
Для чего я тут поэтом
Стала, спрашиваю вас?
Непременно впишем Бога,
Виноватого во всём.
Это мой любимый пунктик,
Обязательный в стихах.
А бойфренд-то был прикольный.
Как же тут не пострадать?
И вообще, неделю дрыхнуть —
Это, знаете ли, кайф.
Но опять работать надо.
Во вселенский пападос!
Не дает злодейка-карма
Людям вечно кайфовать.
2.
Оригинал
Зимняя Кришня
Давай, Заратустра, зараза, колись:
куда мне пойти, чтоб хоть где-то остаться?
Христа, твоего по профессии братца,
я слушала долго, но вот разобраться
в его письменах не смогла. Будто слизь,
сосульки болтаются на бельевых
веревках: зима подползла незаметно.
И так симметричны, как смыслы в приметах
народных, тела круглобоких, монетно-
холодных, вонзающих угли под дых
чудных идолиц, не готовых прожить
и дня, но силком отправляющих память
в ту степь, где не знало послушников пламя
твое, Заратустра. Безвременный камень
его заменял. Высекали ножи
сведенные длани, безрадужный зрак.
И холод монетный не плавили знои,
рожденные долгою сушью степною,
которая может быть помнящей Ноя
в своей долготе… Заратустра, ты прав:
огонь — веселей и теплей, и еще
дешевле, душевней, душистей, душнее.
Я здесь остаюсь. За стеклом — стекленеет.
И скользкие когти слюды, цепенея,
скребутся туда, где уже горячо.
Перевод
Южная зима, которая как весна
Я опять сижу скучаю в одиночестве в дому.
Ницще гадкого читаю, «Заратустру», чтоб ему.
Не подходит мненье Ницше духмятежному никак.
Да и всякому другому выставляю жирный флак.
А на улице, врубитесь, не зима — весна там, лять!
Мокро, склизко и противно, ну не выйти погулять.
Вот сижу, смотрю на это, вспоминаю матерей,
Ессно, думаю про лето и хочу его скорей.
Я хочу туда, где жарко, — в скифскую, положим, степь.
Лучше каменные бабы, чем проклятая капель.
Бабы снежные, которых тут вчера лепил весь двор,
Офигеть на них похожи, не растаяли пока.
Только каменные бабы, вот в отличие от них,
Простоят еще веками (хоть в музее за углом).
Просто наглость — этим лужам, не прожившим тут и дня,
О Глубинном, Древнем, Вечном мне ото напоминать.
В гости бы к зороастрийцам — эх, у них всегда тепло.
(Это те, кто, вдруг не знай вы, поклоняются огню.
Вроде, это были персы, — Википедию смотри).
Ну, а мне, пожалуй, пофих, кто они, — хочу жару!
Да, ещё забыла Ноя объяснить для мудрецов.
Оборот к нему причастный приставляется затем,
Чтобы показать, какая временная долгота,
Глубина Древнейших Истин в сем творении моём.
Можно было б очень просто рассказать о том же са.
Можно было бы и вовсе не рассказывать о том.
Вот зачем писать об этом, надо это всё кому?
А вот на я тут поэтом стала, спрашиваю вас?
3.
Оригинал
***
Чёрная, тонкая, нежная лошадь…
Грива — что небо под грозным крестом,
взор — многозначно-расплывчатый роршах,
тело — бывало, видать, под кнутом…
Ну-те дрожать!.. Коль тебе непривычны
ласки — ударю! — видать, знакомей…
Я, бишь, не князь — не боюсь волховичьих
чар: из глазниц выползающих змей.
Реминисценция… Времени стремя…
Выйдем же, милая, в поле вдвоем!
…медленномедленномедленно сщемит
небо меж тучами бледный проем,
и — по тебе: по глазам непроглядным,
по волосам дожделивей дождя, —
покатом, рокотом, роскатом жадным
лето пропляшет!.. а чуть погодя,
выложившись, как цыганка для графа,
бубен отбросит и сядет к ногам…
Милая! Затхлых сартреющих кафок,
видишь ли, пыль разгребать — тоже нам,
но не сейчас — перебить черных кошек
всех подчистую — не хватит колов.
…рыжая женщина — черная лошадь…
Милая, где загулял наш Брюллов?
Перевод
***
Это я своей подруге посвящение пишу,
Что похожая на лошадь — в лучшем смысле — красотой,
Стройностью, порывом тела, гривою на голове
(Намекать на лесбиянство — это, знайте, эпатаж.
Он в поэзии уместен, чтоб внимание привлечь,
Если интеллектуален, а не как у пошляков).
Значит, сделаем мы тонко: без намеков вааще,
Только «волосы» однажды вместо «гривы» впишем вдруг.
Есть такое направление: фаэзией зовут.
Это тема превращений нас, людей, — в зверей, богов,
Там драконов, чупакабер — в обчем, кто во что горазд.
Трансформирую подругу в лошадь чёрную я тут.
С кучею реминисценций на различнейших коней,
Что живут в литературе, в песнях, сказках, на холстах.
Есть такое очень слово, шибко умное оно, —
Это и обозначает: вспомнить, значить, всех коней.
Кто не знает, где какие, предлагаю посмотреть
В интернете или в книжках, чтобы всех по списку знать.
Нужно живопись Брюллова видеть хоть одним глазком,
А иначе я не знаю, для кого я тут пишу.