Когда увяз во мраке гром
Притихшей канонады,
Жена и муж брели с трудом
В руинах Сталинграда.
На ощупь, из последних сил
Они плутали долго.
Здесь где-то пункт командный был
На берегу у Волги.
Хрустел во тьме не листопад
Октябрьской зябкой ночью –
Осколки зданий, бомб, гранат
И мирной жизни клочья.
Окликнул мрак: «Стой! Кто идёт?».
«Свои! Свои, сыночек!
Вернулся с фронта муж, и вот
Всё рана кровоточит».
Тут новый голос пробасил:
«Боец, кто здесь у штаба?»
И луч фонарика слепил.
«Да вот: солдат да баба».
«Товарищ командир! Я – свой!
Простой солдат советский…
Был ранен на передовой
В бою в степи под Клетской».
Фонарик скупо освещал
Санпоезда печати.
«Не годен… Что ж ты здесь искал
У штаба так некстати?»
«Хотел я доктора найти
И перевязку сделать».
«Так ты в медпункт? Ну, проходи.
Туда. Потом – налево».
Стерильный бинт в руках мелькал
Над раною солдатской.
Мерцал спасительный металл.
Затем – в лоточке клацал.
Вот перевязанный, живой
И воодушевлённый
Медпункт покинул рядовой.
А тут – басок знакомый.
«Покурим? – тихо предложил
И щёлкнул портсигаром, -
Гражданских много меж руин
И городских пожаров?»
«Не знаю точно… Там да тут…
Все прячутся в подвалы».
«Чего же эти люди ждут?
Что медлят с переправой?»
«Руины могут и укрыть.
Но одолеть ли Волгу?
Добычу видя, «Мессершмитт»
Пикирует на лодку».
«А здесь бои за каждый дом!
Семьи тебе не жалко?...
Эвакуируйтесь. А то
Здесь скоро будет жарко».
В ночи, молчание храня,
Та встреча завершилась.
Затем ещё одна семья
От битвы отдалилась.
Так луч надежды в паре слов
В тиши, без героизма
От тех военных жерновов
Избавил много жизней.
Судьба пропитана былым,
Не мною пережитым.
Один мой дед был рядовым.
Второй был замполитом.