Мчу письмом по весне, с Мурано.
Подальше от гор, ближе к влаге.
Из веры, на самой дешевой бумаге,
Писаным стеблем от икебана.
Ты, вероятно, на фоне бурана,
Снега по ребра, короткого дня
В куртку на все застежки, шарф в 5 пете'ль
Себя наряжаешь, мужа, зайчат детей,
Проклинаешь меня.
Над парасолем капли едва наглее
Законом изданных ливней на Бейкерстрит.
Уютная женщина, чадолюбивая фея,
Соври Бога ради, что "там" не болит,
Что гнев предо мной развеян,
Ведь ты не зверея
Японской летяги.
Всевышний обоих обнимет.
Я знаю, как в год разлуки
Падают руки.
И знаю, мгновенно находится тот,
кто их непременно поднимет.
Ты несёшь за собой нежность,
Материнство, божественность, важность,
Кожу светлую под одеждой,
А под ней бытовые пейзажи,
Мир подробленный на приметы,
Гороскопы, соседские порчи.
Я до боли в душе обесточен,
Но ругать ли меня за это?
Я, случается, рано, что солнце ещё во сне,
Слышу смех твой сквозь блекло морковные пряди,
Как лохматый пёс Бобби ложиться с тобой в постель,
Замещая меня, засыпая в твоих объятьях.
На спине капли родинки- звезды охапкой с копной
Лилипутских оранжевых персиков на щеках
Создавали всегда ощущение праздника в дикий зной
И травили пагубные речи в моих устах.
Больно знать тебя словно эго, словно от и до.
Жить по сей день в сердце твоём, платить за его болячки.
Я уверен, минуя время, ты сменишь свое нутро
На самое мудрое из восходящих.
И спасибо тебе, что ни есть этот чёртовый адресат,
что ни есть сиплый голос в моей телефонной трубке,
Что не ищешь меня, принимая досадный факт-
Вновь беспечный союз окончательно нас погубит.
Я целую тебя в обе скулы пронзающих лик,
Замыкающих фас, его очерк в дверных обоймах.
Но я слишком степенно люблю нас двоих,
Чтобы блеск из под век отражать твоих,
Чтобы портить судьбу обоим.