По любви я спускался в клоаку,
В ней так долго был общий наш дом,
Я мог пить твою кровь в тошноте среди мрака
И остался в конце вдовцом.
Больше нет ни веселья, ни радости в жизни,
Ты замучена всеми на смерть,
От тебя в моём сердце бледный вырастет призрак,
Положу его к деньгам в конверт.
Неспеша стынет почва, утомилась ты, верно,
Среди роскоши жить земной.
Погоди лишь немного, я ограблю таверну
И уйду на тот свет за тобой.
Ты хотела быть строгою, с полными гроздьями –
В подземелье, где лучше не спать?
Ты ведь шлялась по трактам холодными поздними
Вечерами, пытаясь сбежать.
Я дарил тебе прелести, праведной девочке,
И напрасно учил любить,
Приносил тебе всё на чистой тарелочке,
Обещал тебе Бога убить.
Но однажды ты вышла на путь очень странный,
И оттуда тебе не вернуться,
Прозвучал с неба горн твоей смерти нежданный,
В нём тебе удалось задохнуться.
Говорят, что жива ты, мол, вовсе неправда,
Что пришёл твоим песням конец,
Что должна непременно вернуться ты завтра,
Горе ложное: я не вдовец.
Мне искать лишь забвение – третий год странствий.
(Ты прервала мою аскезу)
Не найдя тебя, еду на вокзал Финляндский,
Мчу навстречу камням и железу.
И неважно совсем, что ты сделала в прошлом,
Право, если скрываешься где-то,
Положи свою мерзость в столовую ложку –
Жизнь лишит тебя жалости этой.
Я как был, так и буду, исключительно гордый,
До того, чтобы в рай из клоаки
Вознестись, когда летом я сделаюсь мёртвым,
Чтобы вечность познать в саркофаге.
На тебя налагают проклятье раввины,
Ты не знаешь, какое жестокое...
К ядовитому ты прикоснулась кувшину
И пошла ты не той дорогою.
Я спускался к тебе во тьму,
Как Орфей, даже ел, сколько и он,
Не поймёшь никогда ты, увы, почему
По тебе будет плакать Сион.