Растрёпанный забвением здешним,
убит о память в тихий гнёт,
любви покорны все издержки,
когда надежда запоет.
Вы запретили говорить любезно,
когда ушли оставив лёд,
расколотый я слышал сердце,
как надоедливо поёт.
Блокнот заполненный отчаянностью поэта —
не раз срывающий свой пыл,
гнетущий дым от сигареты —
пронзил, ударил и добил.
Я сотни раз сгорал
просив, чтоб больше мне не вспомнить.
Звонок,
я помню как всё рвал,
надеюсь больше не напомнить,
Бросался в окна крик,
душа просила умертвления,
но руки вновь вбивали стих,
в бумагу истинные пения.
Раскол.
Удар.
Упал.
Горит.
И больше не было сомнения,
что чье-то сердце вдруг пронзит моё —тебе стихотворение.
Пил, кидался на людей, выбрасывал себя с окурком,
но никого так не любил,
прости,
за то что это вслух я!