В знакомом до дыр переулке
между общагой и тоннелем,
рядом с железной дорогой и центром дезинфекции,
протиснувшись с толпой пешеходов
меж пьющих, курящих, праздно стоящих
студентов,
в некогда затрапезном, а ныне хипстерском углу
рассыпающейся на глазах, по кирпичику,
Москвы,
я беру за пятьдесят рублей
невкусный американский кофе
и потягиваю его из бумажного стакана,
наслаждаясь дыханием
не по сезону тёплого мартовского воздуха.
В Шотландии вот-вот распустятся крокусы.
А в Сочи и Ялте уже с февраля цветут деревья —
думаю я,
в который раз наблюдая тщетный танец весны —
её тепло, с которым мы не знаем, что делать —
всплески солнечной и животной энергии,
которые не отольются ни во что
в мире, утратившем способность
различать формы.
Читающие эти строки полагают,
что их автор поддался меланхолии.
И я не знаю точно, кто из нас прав.