прости, что топчу распоследние листья твои,
и воду твою проклинаю, прости, если сможешь,
а помнишь ты жёг, как картонки, мои корабли,
я жгу твои листья, ноябрь, я мстительна тоже.
не окон твоих в переулках пугалась я, месяц!
не кошек твоих нажалелась надолго и вдосталь,
а только руки, что, задёрнув в октябрь занавески,
совсем перекрыла для птиц твой медлительный воздух.
и птицы, что лап не имеют, садятся на ветер…
и как дальновидно, что я родилась в феврале,
иначе ни в жизни бы я не осталась на свете,
пока ты, ноябрь, спокойно ходил по земле.
трёх мокрых деревьев, способных на тремор, и только,
на долгий и долбанный психопатический тремор,
горюющий что-то об осени мне, треугольник,
упрямо сосущие тени кирпичные стены.
и я прилетаю опять, еду тачкой от Пулково,
чтоб в сердце твоё окунуться поглубже, ноябрь.
ты полон, как прежде, гниющей листвой и инсультами.
и я окунаюсь, вдыхаю, и яду не надо.
вы спросите, спросите, знаю, ноябрь при чём?
отвечу: а мне параллельно ноябрь и март...
я еду от Пулково, пахнет промокшим плащом,
я кутаюсь в серый и мокрый ноябрьский шарф.