Я больше не вижу дочь, за меня уже все решили,
И теперь я каждую ночь, кругами хожу по квартире.
Оправдать все пытаюсь злость, проклиная все в этом мире.
И не гонятся мысли прочь, что мне будто бы рот зашили.
Она крохой на моих руках проводила все вечера,
Порою короткие да, но ни дня без нее. А сейчас?
В доме - лишь тишь, пустота. В доме нет больше нас.
Сердце душит пустая тоска. Я как будто пропал навсегда.
Я больше не вижу дочку, слезы льются уже постоянно,
Мне б напиться, напиться и точка, до соплей, чтобы уснуть,
Или выменять в бок заточку, на старом торговом ряду.
Прости, просто нет мочи, нету слов для судьбы окаянной.
Обвините меня во всем. Я хамло, лентяй и пропойка.
"Сдался рано, ведь все путем, это все пустяк, да и только".
Только сколько не жги огнем, не ищи оправданий спокойно,
Не ужиться никак с тем днём, что прожит, как-будто покойник.
Много разных и правильных слов, грустных вещей на свете.
Что под нами подводят итог, оставаясь на нашем портрете.
Я не стал черствее, о Бог, не хочу дать начало вендетте,
Просто как слабовольный не смог, не запутаться в страшные сети.
Эгоист и идеалист, можно сколько угодно судачить,
Да я знаю, тут самый низ, а суждений у всех там хватит.
Я запомню этот каприз, и чьими прошло все руками,
Когда чей-то чужой эгоизм - за что-то мне там вменяли.
Я запомню все четко и ясно, как попал я в это болото,
Чтобы без тени опаски, суметь это вспомнить снова.
Запомню глаза моей девочки, ее щеки и губки бантиком,
Не забудутся эти мелочи, остальное мусор и фантики.
И пускай дыру эту в сердце, не заклеить, не скрыть, не заштопать,
Не могу я уже по инерции, ожидать у моря погоды.
Пусть под шквал оскорбительных слов, осуждения и презрения,
Я тебя отпущу ангелок, надеясь на возвращение...