Неприкаянные души. Повесть.
***
Что-то тёмное и жуткое надвигалось с упорной неотвратимостью, пугая и завораживая одновременно. Что это было, осознать было сложно, настолько пугающим оно было. Казалось, тьма хотела захватить заблудшую душу, но душа сопротивлялась изо всех сил, стараясь вырваться из пучины ужаса...
Сон молодого мужчины растаял, словно его и не было, оставив только неприятное чувство ужаса.
Этот сон мучил Александра Ламакина с детских лет, раньше он пугался, звал мать, которая его успокаивала, а потом привык, считая это само собой разумеющимся. А сон повторялся каждую неделю...
1
Где-то вдалеке за окном доносились радостные крики играющих ребят, таинственный ропот природы в предвкушении очередного чудесного весеннего дня – шелест листвы, гомон птиц и какой-то приводящий в трепет звон, который ощущается каждым человеком только в мае.
Когда бурлит кровь, и, кажется, будто весь мир сосредоточился только в каждом из нас, и всё вокруг наполняется каким-то особым смыслом. Для Александра дни, наполненные каким-либо смыслом, давно канули в лету.
Небольшая комната выглядела сумрачно и неуютно даже в ярких лучах утреннего рассвета. Узкие полоски солнечного света робко проглядывали сквозь неплотно задёрнутые тряпки на окнах, выполнявших роль занавесок в этом бедном и убогом жилище.
Старые обои местами облупились, явив случайному взору серый бетон общежития, в воздухе витал запах плесени и затхлости.
Из всей мебели тут были только старый шкаф, если открыть который, комнату тотчас наполняли стаи моли, небольшой столик и кровать. На продавленном матрасе лежал молодой человек.
Ему было тридцать пять лет, немытые тёмно-русые волосы выглядели неопрятно, а стройная фигура облачена в старые трико, которые на данный момент были его единственной одеждой.
На небольшом столике, стоявшем посреди комнаты, громоздились небольшие бутылки, в народе именуемые «чекушками», стояли три стопки, а на треснувшей тарелке лежали крупные крошки чёрного хлеба и почерствевшая горбушка.
Рядом стояла открытая с наполовину съеденным содержимым банка «Килька в томате», над которой роем вились мухи, проникшие в комнату сквозь распахнутую настежь форточку.
Всё детство Саша видел, как отец, приходящий с ночной смены на местной фабрике, приносил с собой из ларька бутылку водки, и, как он выражался «отдохнём с устатку», за вечер выпивал её.
Это был высокий, худощавый мужчина, его лицо выражало усталость, ведь он работал на заводе, а по ночам разгружал вагоны, стараясь прокормить семью. В молодости его выразительные серые глаза выражали задор и стремлением двигаться вперёд, но, со временем, когда его жизнь превратилась в рутину, он впал в уныние.
Что подвигло его на пьянство, трудно было сказать.
Со временем одной бутылки ему становилось мало, и количество «огненной воды» с каждым разом увеличивалось. В конце концов, Пётр Ильич потерял человеческий облик, и его жена, забрав маленького Сашу, бросила опостылевшего мужа и ушла от него в общежитие. Пётр Ильич пропил комнату, которую получил при размене с женой, и умер, окончив свои дни на улице.
Будучи пацаном, жизнь которого проходила во дворе, он видел, что старшие ребята уже пьют и курят, и было неудивительно, что он стал, украдкой воруя у крепко пьющего соседа самогонку, изредка выпивать, когда мать уходила в ночную смену.
Марина Александровна была женщиной властной, волевой, требовательной, работала в школе завучем, а потом директором, она воспитывала сына твёрдо и даже сурово. В молодости она была очень красивой, с карими глазами и густыми тёмно-каштановыми длинными вьющимися волосами, которые потом она обрезала, превратив в изящное каре, следуя веяниям моды.
Желая, чтобы сын как можно больше учился, она заставляла Сашу ходить в различные кружки. Он обучился столярному делу, штукатурить, учился в школе он на четвёрки, выше не тянул, да и учителя старались улучшить его знания благодаря посту его матери.
Когда сын подрос, Марина Александровна как-то нашла у него бутылку с остатками водки, и поняла, что сын собрался пойти по стопам своего непутёвого отца. Она выпорола сына, и пуще прежнего стала заставлять учиться, чтобы потом найти ему достойную профессию.
Но Саша не желал учиться грамоте, ему хотелось гулять до поздней ночи с приятелями, а на возражения матери отвечал:
- Кем Бог даст, тем и буду! – припомнив слова одной бабульки во дворе, отчего Марина Александровна разозлилась.
- Бога нет! – резко сказала она, воспитанная партийными идеологиями, - есть только твоя беспросветная лень и наследственная склонность к водке! Немедленно садись учиться!
Время шло, Саша вырос, но никуда учиться он дальше не поступил, едва окончив школу, он пошёл работать.
Когда умерла Марина Александровна, он остался один.
Семьёй он так и не обзавёлся, девушки сменялись бесконечной чередой вульгарно накрашенных девиц, крепко пьющих, курящих и отчаянно матерящихся, а из жилья у него была только эта комната, которая осталась ему после матери.
Теперь Саша, как и когда-то его отец, возвращаясь, домой после работы, выпивал бутылку и ложился спать до следующей смены.
Со временем он стал просыпать работу, его стали наказывать, лишая премий, и, в конце концов, выгнали из фабрики.
Теперь его жизнь превратилась в одно сплошное размытое пятно, в пучине которого влекущим маяком манило только одно-единственное желание – найти деньги на очередную бутылку.
Вновь начинающийся день в стенах старого общежития, которое населяли в основном рабочие и пьяницы, стал обретать очертания – за стенкой слышался громкий мат собирающихся на работу мужиков.
Где-то с другой стороны доносилась брань молодых людей и плач разбуженного ребёнка, а в дверь, за которой жил Саша, кто-то стал громко и настойчиво колотиться.
Едва открыв мутный взгляд остекленевших глаз от избытка алкоголя, Саша с трудом повернулся на кровати, и, не удержав равновесие, упал с неё на пол, произведя при этом сильный грохот.
- Санька, ..., ты что там, ..., делаешь, ...? – смачно перемежая слова площадной бранью, выругались за стеной.
Он распахнул дверь, и увидел, что на пороге стоит его сосед Василий, огромный и невероятно грубый мужик ростом два метра, с широченными плечами и громадными кулачищами.
Саша побаивался его, поскольку знал, что тот разбирается с людьми по-простому, не въезжая в ситуацию, и лишь потом начинал выяснять, правильно ли он сделал, чуть не проломив череп собеседнику.
- Чего тебе? – спросил Саша, и, пытаясь удержать равновесие, он облокотился боком о косяк.
- Ты когда должок вернёшь, ...? – сплюнув на пол, осведомился Василий.
- Когда... когда... – пробубнел Саша, не глядя на него, и кляня тот миг, когда он занял у жены Василия тысячу, - верну, не боись!
- Судя по твоей роже, не скоро! – оскалился Василий, тоже облокотившись о косяк, - работёнка для тебя есть!
- Какая? – еле выговорил Саша, не глядя на него.
- Ты красить умеешь? – деловито осведомился Василий, - вроде соседки говорили, что мать тебя в своё время заставила какие-то курсы маляров пройти! Ну, говори! – с угрозой произнёс он.
- Вроде, да, - неуверенно проговорил Саша, трясясь всем телом.
Постепенно его начинало мучить похмелье.
- А на стройке сможешь? – так же угрожающе спросил Василий, - ну, там очистить каменную кладку, внутри уж будут специально нанятые люди делом заниматься!
- Наверное, смогу, - пробубнел Саша, поднимая на него тусклые глаза, некогда красивые серо-голубого цвета.
- Вот и ладушки, - потёр руки Василий, - и должок мне вернёшь, и деньжат сам подзаработаешь.
- А ты сам, что ж не воспользуешься? – спросил Саша, дрожа всем телом, - почему мне предлагаешь?
- У меня Машка с Дашкой, - спокойно ответил сосед, - куда я их дену? А там жить надо! Это под Нижним Новгородом!
- А... – неуверенно проговорил Саша.
- Ну, чего, согласен? – грозно осведомился Василий.
- Согласен, - вздохнул Саша, - но как туда добраться? И где денег взять на проезд? – его волновал самый главный вопрос.
- Группу рабочих транспортируют на автобусе, - и Василий протянул ему смятый клочок бумаги, - позвони по этому адресу, скажи, что по поводу работы и езжай, куда тебе укажут. Понял меня?
***
Утром следующего дня Саша в старой майке и джинсах сидел в светлом и уютном офисе около симпатичной молодой девушки, что-то методично оформляющей в компьютере.
Когда все формальности были соблюдены, и Саша очутился на улице, им вдруг овладело странное чувство, будто он окунается во что-то неведомое, совершенно неподвластное его разуму.
Майский день был наполнен возрождением всего живого, и, вдохнув полной грудью, Саша сел на пустующую скамейку.
Новое и непонятное ему чувство овладевало им с каждой минутой всё сильней и сильней, и он не понимал, зачем он это всё делает.
Он мог сказать Василию, что его не приняли, а потом просто искать подработку на рынке, перетаскивая ящики с овощами и фруктами.
Платили за это ему сущие копейки, но зато не надо было никуда ехать; в этой жизни Сашу уже ничего не интересовало.
Но по непонятным ему причинам он согласился на эту работу, пришёл сюда, чтобы оформить бумаги и завтра он уезжал в старинную усадьбу, расположенную в лесах нижегородской области.
Ночью его опять настиг кошмар, преследующий его уже много лет, и Саша уже и не знал, почему он его так мучает. Он долго сидел на кровати, раздумывая, почему он туда едет и что хочет сделать, но знал одно – что-то должно случиться!
Неизвестность волновала и тревожила его, внушая некоторую робость.
Раннее утро встретило прохладой.
Саша уже второй день не пил, он отчего-то всё время думал о предстоящей поездке, и, доложив Василию, что воспользовался его помощью, устроившись на работу, пошёл на автобус.
Была набрана группа молодых людей, так или иначе разбирающихся в строительстве, и свежим весенним утром из Владимирской области автобус двинулся в Нижегородчину.
Только один человек выделялся из всей компании.
Приятный пожилой мужчина интеллигентной наружности, и Саша с некоторым недоумением рассматривал его.
Копна седых волос, умный и пытливый взгляд, говорящий, что этот человек работает умом. Ровные горизонтальные морщины на лбу и треугольная на переносице, возникающие, как правило, у людей умственного труда. И выразительная подвижная мимика.
Он больше походил на учёного либо библиотекаря, нежели на рабочего.
Подталкивало к таким предположениям и то, что пожилой мужчина держал в руках книгу и сосредоточенно её читал, аккуратно придерживая пальцами страницы.
Саше было любопытно, как этот старик затесался в их компанию, и изредка поглядывал на него, что не укрылось от пожилого мужчины.
- Что такое, юноша? – негромко спросил он, закрыв книгу.
- Да так... – неопределённо ответил Саша, смутившись.
- Раздумываете над тем, что я тут делаю? – улыбнулся приятный старик, - меня зовут Николай Павлович Нестеров.
- Понятно, - кивнул Саша,- а я Александр, - и решил всё-таки задать волнующий его вопрос, - и зачем вы решили подработать на стройке? Вам же будет тяжело!
- Я прораб, - с мягкой улыбкой проговорил Николай Павлович.
- А что там за усадьба, вы не знаете? – спросил Саша.
- Старинная усадьба, - ответил новый знакомый Саши, - она очень старая, и новый владелец хочет её отреставрировать. Ваша задача, молодой человек, будет заключаться в расчищении прилегающей территории, а уж там есть, что расчищать... – и он умолк.
Поняв, что собеседник более не настроен, продолжать с ним беседу, Саша стал бездумно рассматривать пейзаж, стремительно проносящийся мимо окна автобуса.
Богом забытые деревеньки и сёла, живущие собственным особым ритмом города, бескрайние поля и дремучие еловые леса.
Сколько они ехали, было трудно сказать, время протекало как-то неумолимо стремительно и, в тоже время, очень медленно.
Они подъезжали. Пейзаж Нижегородчины радовал глаз своей незатейливой живописностью, совершенно особой, таящей в себе таинственную атмосферу.
Саша вновь с любопытством взглянул на Николая Павловича.
- Говорят... – медленно проговорил Нестеров, - что нижегородская область таит в себе нечто мистическое и необъяснимое для обычного человеческого понимания... – и Саша усмехнулся.
- И вы в это верите? – со скептизмом спросил он.
- Я скажу только одно, молодой человек, - строго проговорил Николай Павлович, - надо не просто верить, а иметь представление о том, во что веришь! Слепо верить, основываясь на собственные пристрастия и интуицию, не совсем правильно, верить надо в то, с чем сталкивался сам, а домыслы в большинстве случаев противоречат реальным фактам, - и Саша потряс головой, пытаясь понять, кто он такой, этот Николай Павлович Нестеров.
Саша ещё раз ошарашенно взглянул на слишком умного старика, больше походившего на учёного со степенями, чем на прораба и вновь стал рассматривать пролетающие мимо деревья.
Это всё было странно – старая усадьба, этот старик и неведомое чувство, которое охватило Сашу, и от которого он не мог избавиться. Он не понимал, что вообще происходит...
Всё произошло так внезапно и стремительно, вот, он сидит в автобусе с рабочими и едет на работу, хотя работа его никогда не интересовала.
Он вполне мог подзаработать и отдать ему помаленьку деньги, но он почему-то послушался и поехал, куда ему предложили.
Отчего-то не хотелось алкоголя, к тому же было как-то тревожно...
Тихая зелёная улочка была наполнена красотами угасающего дня.
Времени было пятнадцать минут десятого, в воздухе витала лёгкая прохлада, и люди, вышедшие из автобуса, с удовольствием вдохнули терпкую вечернюю свежесть.
Завтра им предстояло начать работать, а сегодня они должны были разместиться в небольших вагончиках.
Саша прошёл немного вперёд, минуя густую зелень высоких кустов и часто посаженных берёз, и метрах в ста от села увидел красивый дом с высокой смотровой башней, откуда, он был уверен, должен был открываться великолепный вид на окрестные луга и лес.
Сгорая от любопытства, Саша подошёл ближе, чтобы рассмотреть необычное строение, и отметил, что усадьба в очень плохом состоянии, и, что работы тут предстоит не на один год.
Усадьба была тёмной, частично деревянной, построенной в странном, нетипичном для России стиле эпохи итальянского Ренессанса, как сообщил ему в автобусе Николай Павлович.
Что такое итальянский Ренессанс, Саша не знал, да и слово-то слышал впервые в жизни, но усадьба завораживала его своим внешним обликом, хотя она была немного мрачной...
Прошла неделя.
Работа по расчистке территории шла полным ходом, были выкорчеваны старые засохшие деревья, вырваны с корнем заросли крапивы, которая в изобилии росла во дворе дома.
Сам дом был окружён невысоким забором с кирпичной кладкой у основания, а столбы между прутьями забора являли собой произведение архитектурного искусства ничуть не менее чем, сам дом.
Старинные печи внутри дома были выложены изразцами, на которых были изображены красивые лилии, местами отколотые...
- Какое варварство! – сокрушался прораб Нестеров, - такую красоту разворовали! Ладно, хоть немного осталось...
- Но кому они нужны, эти... как их... изразцы? – вспомнил слово Саша, - что в них особенного?
- Всё, что создавалось человеком, юноша, - тоном учителя проговорил Николай Павлович, - тем более, в редком количестве, является антиквариатом, в том числе и эти печи, а потому уничтожать их, откалывать эти изразцы равно вандализму, насмехательству над титаническим трудом мастеров прошлого столетия.
Он говорил так тихо и уютно, хотя и сложно для невосприимчивого ума данного молодого человека, но слушал он Николая Павловича с удовольствием, завороженный его словами.
Это был конец рабочего дня.
Саша и ещё несколько парней расчищали остов старых конюшен, когда один мужчин вдруг присел на корточки и стал разгребать землю перед собой, а потом взял в руки что-то странное, издалека похожу на некую палку, а потом вдруг распрямился.
- Эй, мужики! – позвал он негромко, - идите-ка сюда!
Рабочие поспешили на зов, оставив своё занятие, и, когда Саша подошёл ближе, он увидел в руке мужчины пожелтевшую от времени кость, и невольно присвистнул.
Кто-то из мужиков перекрестился, кто-то покачал головой.
- Похоже, кто-то тут кого-то когда-то шлёпнул, - с чувством сказал нашедший, и кивнул на землю, - там, похоже, ещё есть этого... Череп человеческий точно виднеется, и ещё какие-то кости...
- И чего с этим делать-то? – озадаченно проговорил другой.
- Надо прораба позвать, - неуверенно проговорил Саша.
- Да, блин! – кивнул нашедший, - а он позвонит хозяину, тот примчится с историками, и горела наша работа синим пламенем! Нет уж, надо их выбросить где-нибудь неподалёку, и дело с концом!
Все разом поддержали эту идею, но в Саше всё вдруг воспротивилось такому нечестивому поступку, и он решил сделать всё по-другому.
- Давайте, я их где-нибудь закопаю, - предложил он, с надеждой взглянув на остальных, - хотя, я молитв не знаю, но видел церковь неподалёку, куплю книжонку, прочту молитву, так и быть.
- Как-будто остальные знают! – усмехнулся нашедший, - забирай тогда скорей эти кости и уноси подальше, чтобы прораб не засёк.
Они выкопали оставшиеся кости, которые Саша сложил в непрозрачный полиэтиленовый мешок, и унёс как можно дальше в лес, и, стараясь быть незамеченным, закопал их под повислой берёзой.
Он постарался утрамбовать землю, чтобы ничего не было видно, и закидал ветками полыни, которая росла тут в изобилии.
Он взял лопату и пошёл по тропе, но вдруг остановился, задрал голову и замер, глядя на макушки берёз, листву которых качал ветерок.
Казалось, ветер что-то нашёптывал молодому человеку, и он, тряхнув головой, избавившись от наваждения, медленно пошёл назад, к дому.
В церковь он решил не заходить, просто перекрестил погребённые кости и вернулся назад, на работу.
Николай Павлович не заметил его отсутствия, и работа продолжилась в том же темпе, казалось, словно ничего и не было.
Вечером после ужина рабочий, который нашёл кости, подошёл к Саше и потихоньку спросил его:
- Закопал? – и тот кивнул, - в церкви был? – но, увидев отрицательный кивок, сдвинул брови, - а почему? Надо бы...
- Знаешь, Андрей, - вдруг с пылом проговорил Саша, - я во всю эту церковную ерунду не верю! Мама всегда говорила – Бога нет! Да и я, когда, став взрослым, подрабатывал на одном кладбище, и увидел, как священник за пять минут чтения молитвы взял пятьсот рублей, при этом, не утруждаясь, а я за эти пятьсот рублей иной раз по двое суток пашу... Где справедливость? Монахи – другое дело, они постятся, ведут аскетический образ жизни, они работают руками на огороде... А святые отцы могут и вина выпить, и сало съесть в пост, а помочь своим родителям не считают нужным! Большинство священников просто богомолы, грехи свои отмаливают, хотя, буду справедлив, есть действительно хорошие святые отцы, но они, как правило, несут это в себе в детских лет, храня веру в душе.
- Ну, ты и сказанул! – закатил глаза Андрей, - священники – тоже люди!
- Вот именно! – кивнул Саша, - либо ты отказываешься от всего, живёшь согласно установленным канонам, помогаешь родным и близким, наставляешь их на путь истинный, никого и никогда не оскорбляешь, и не считаешь себя лучше других... Но, когда ты салом водку в пост закусываешь и разъезжаешь на джипе, при этом ставишь себя лучше других, потому что носишь сан приближённого к Богу, или позволяешь своим родным оскорблять других людей, злясь на порядочность того человека, потому что им это не дано... Грош цена такому святому отцу! Извини... Это моё личное мнение! Я не знаю точно, если ли Бог, и я не могу понять, почему гибнут и мучаются дети, почему столько зла происходит, но, если я с ним встречусь в ином мире, я признаю, что был неправ, и соглашусь понести за это Божье наказание! – и Андрей удивился, - вера должна быть в душе!
- Тебе чего, наш прораб мозг промыл? – с ехидцей спросил Андрей.
- Да нет, бабки рассказывали, - пожал плечами Саша, - а сейчас всё это вдруг всплыло в памяти, да и вообще, неприятно как-то, что мы его так вот зарыли в лесу, но выхода-то не было...
- Вот именно! – кивнул Андрей, - а то понаехали бы...
В следующую ночь была сильная гроза, а дождь лил стеной.
Саша сидел в своём вагончике один, он взял книгу у Николая Павловича, и теперь читал, желая себя хоть чем-нибудь занять.
Лёгкий холод прошёлся по его ногам, и он, подняв глаза, услышал странный звук, будто кто-то скрёбся по стеклу.
Саша посмотрел в окно, но ничего не увидел, лишь струйки дождя, стекающие по стеклу, да раскачивающиеся ветки старого клёна.
Взяв книгу, он вновь углубился в чтение, но сам не заметил, как уснул, и мучивший его душу кошмар повторился.
Саша проснулся в холодном поту, скрежет раздался вновь, и Саша, встав, положил книгу на стол и подошёл к двери.
Отперев замок, он распахнул дверь, но на улице никого не было.
Стояла непроглядная тьма, Саша обернулся, чтобы взглянуть на часы, и увидел, что времени за полночь, а дождь стоял стеной, капая с козырька вагончика тонкими струйками.
- Кто там? – спросил Саша, вглядываясь в темноту.
Ответом послужило молчание, лишь ветер вздыхал в верхушках деревьев, и парень потянул за собой створку...
- Саша... – произнёс тихий голос, то ли детский, то ли женский, словно прошелестел над ухом, и он резко обернулся.
Некоторое время он ждал, кто выйдет из темноты, но никого не было, и он повернулся, и захлопнул дверь.
Отложив книгу, он лёг на кровать и выключил свет.
Мерное звучание дождевых капель сморило его, и вскоре он уснул, но проснулся, словно от толчка, и увидел прямо перед собой качающуюся призрачную фигуру с длинными волосами и в белом балахоне до пола.
- Саша... – фигура протянула к нему свои полупрозрачные руки, - Саша...
- Ты кто? – ошеломлённо выговорил он, - откуда ты...
- Ты сам меня сегодня упокоил в земле, - тихо прошелестело в ответ, - но мне нет покоя в том мире... я застряла в этом... моё тело не было отпето... моё сердце разбито... моё имя запятнано... Помоги!
- Тьфу, чёрт! – выругался Саша, - что за дурацкий сон!?
Внезапно привидение зашипело, налетев ветром на лежавшего в постели Сашу, прошло сквозь него, и исчезло, а Саша потерял сознание, и пришёл в себя лишь утром, когда надо было вставать.
Утреннее солнце развеяло ночные кошмары, и теперь Саша посмеивался сам над собой, над своим чудным сном.
Разбирая завалы мусора в коридоре дома, Саша дошёл до одной из комнат, которая дотоле была заперта, а ключей не нашли, и её распиливали автогеном.
Там были высокие потолки и красивый старинный шкаф, весь в резных завитушках, и Саша увидел Николая Павловича, который стоял около этого шкафа с задумчивым видом.
- Красивая мебель, - как бы невзначай проговорил Саша, войдя в комнату, и прораб обернулся.
- Да, очень красиво, - кивнул Нестеров, - это антиквариат.
Саша кивнул и повернулся, чтобы вернуться к своим прямым обязанностям, и вдруг замер, словно прирос к полу.
Прямо на него с большого портрета, местами потемневшего от времени, смотрела девушка.
Белокурые локоны собраны в старомодную причёску, белокожее личико обрамляли завитки волос, а взгляд зелёных глаз заглядывал прямо в душу – строго и величественно одновременно.
Девушка сидела на стуле, находясь на фоне самой усадьбы, а платье старинного фасона складками ниспадало по траве.
Портрет был очень большим, почти в высоту самой комнаты, и Николай Павлович, заметив его интерес, подошёл к нему.
- Красивая девушка, - тотчас отметил он, - судя по всему, это и есть пропавшая дочь хозяина усадьбы, который вскоре стал твердить, что дочь привидением приходит к нему, и окончил жизнь в лечебнице для душевнобольных, - и Саша почувствовал, что ему нехорошо.
- Вы не верите в духов? – вдруг спросил он, и Нестеров кинул на него странный взгляд, пытаясь понять подоплёку вопроса.
- Нет, не верю, - тем не менее, спокойно ответил он, - а почему тебя этот вопрос вдруг заинтересовал?
- Просто спросил, - уклончиво ответил Саша, - а что случилось с этой девушкой? Как она пропала?
- Утверждали, что она совершила бесчестие, - задумчиво проговорил Николай Павлович, - в наше время молодой женщине быть с мужчиной не считается зазорным, а в те благословенные времена для девушки это считалось грехопадением, она становилась изгоем. О Екатерине Сеньской стали ходить слухи, и вскоре её отец сообщил, что его дочь пропала. Он был очень печален, считал, что Екатерина сбежала со своим соблазнителем, а потом вдруг стал твердить про привидение, и его ждала лечебница.
- Значит, так и неизвестно, что стало с Екатериной? – задумчиво спросил Саша, - её тело так и не нашли?
- Нет, к сожалению, - мотнул головой Нестеров, - знаешь, открою тебе один секрет, но только не болтай зря с остальными, не хочу, чтобы пересуды пошли. Я являюсь историком, пытаюсь разгадывать загадки прошлого, и я полагаю, что Екатерина не сбежала из отцовского дома, что здесь разыгралась трагедия, и я намерен разгадать и эту тайну, потому и устроился сюда работать прорабом. Будь добр, если увидишь что-нибудь странное, что вызовет у тебя недоумение, сообщи мне, я уж сам разберусь.
- Хорошо, - кивнул Саша, почему-то не удивлённый этим.
Он изначально подозревал, что Николай Павлович учёный, что он не просто так затесался в группу рабочих, которые отправлялись на реставрацию старой усадьбы.
Он ушёл, думая о девушке с портрета, а так же о своём прошлом сне, в котором была девушка с портрета, просила о помощи, а, когда Саша чертыхнулся, зашипела и исчезла.
Он не знал, что делать, и как ему поступить.
Он понимал, что надо рассказать об их находке Нестерову, но он так же понимал, что коллеги ему не простят этого, что с той поры, как он расскажет обо всём, он сам станет изгоем.
Пришла ночь, часы показывали за полночь, а Саша не спал.
Он читал книгу, периодически поглядывая то на часы, то на дверь, ожидая, привидится ли ему сегодня Екатерина, или это был дурной сон и плод его разыгравшегося воображения.
Часы медленно тикали, казалось, время будто бы замедлилось, веки стали смыкаться, и вдруг, словно из пустоты, перед ним возникло видение белокурой девы с портрета.
Саша мгновенно открыл глаза, но призрачная девушка положила ему свою невесомую ладонь на лицо, что-то шепча.
- Пойдём со мной, - негромко проговорила она.
Комната стала менять очертания, исчез старый вагончик, в котором спал Саша, а сам он стоял посреди лужайки, залитой солнечным светом, и любовался чудесным погожим днём.
Где-то вдалеке он услышал звонкий смех, и увидел, что Екатерина, такая прекрасная и такая счастливая, бежит по лесной тропе вместе с молодым человеком... Её длинные светлые волосы разметались по плечам, выбившись из причёски, а глаза горели огнём счастья.
Молодой человек бежал с нею рядом, он был офицером, судя по форме, и пара остановилась около двух берёз, сросшихся между собой.
Саша увидел, что дух Екатерины стоит рядом с ним, только тут она в белом одеянии, без украшений и с полностью распущенными волосами.
- Смотри, - кивнула она в сторону, - они нас не видят... им не положено... – и Саша сглотнул.
Молодой офицер склонился к губам Екатерины, и через мгновенье они, держась руками за берёзы, слились в поцелуе.
Оторвавшись от своего возлюбленного, Екатерина звонко рассмеялась, вся раскрасневшаяся и смущённая, она побежала по тропе, а её офицер помчался вслед за ней...
Внезапно погожий день растаял, Саша открыл глаза и увидел, что за окном раннее утро, и ошеломлённо помотал головой.
- Неужели призрак есть? – задал он сам себе риторический вопрос, но ответить на него сам был не в состоянии.
Любопытство горело в его душе ярким пламенем, а сегодня был выходной день, и он, зевая, встал и подошёл к окну.
Попил воды прямо из чайника, вытер выступившую на лбу испарину, и, надев рубашку и старые джинсы, решил всё-таки сходить в церковь.
Красивая белокаменная церковь красовалась посреди бескрайнего моря зелени, издалека слышался колокольный звон, призывавший народ на заутреню, и Саша пошёл к церкви, стараясь быть незамеченным.
Он помнил свой разговор с Андреем, поэтому не хотел привлекать внимание своей внезапной переменой во мнении, хотя, мнение, как таковое, и не поменялось, но он решил, что дойти всё-таки нужно.
Он медленно шёл по узкой тропе, через луга, и, когда церковь оказалась прямо перед ним, замер в нерешительности, не зная, как ему лучше поступить.
Так он и стоял, думая о том, стоит ли ему, некрещёному, без креста на теле, заходить в церковь, пока позади него не послышался шорох.
Саша обернулся и увидел, что позади него стоит святой отец, облачённый в длинное чёрное платье и скуфейку на голове.
В руках святой отец держал книгу с изображённым на ней православным крестом, и большой крест висел поверх одежд.
Саша никогда не любил священников, но лицо стоявшего позади него было настолько благообразным, что казалось, будто его глаза источают свой собственный внутренний свет.
Саша замешкался, не зная, что сказать, так и стоял, смутившийся и растерянный, не зная, зачем пришёл в это место, в то время как, он был неоднозначного мнения о подобных местах.
- В чём печаль твоя, сынок? – участливо спросил священник.
Его голос был негромким и каким-то успокаивающим, Саша неуверенно двинулся к нему, опустив голову.
- Святой отец... а... могу ли я свечки поставить? – вдруг спросил он, - только я некрещёный... – и он умолк.
Он не знал, зачем пришёл сюда, зачем говорит с этим священником, и почему вдруг его всё это заинтересовало.
Он стоял, растерянный и смущённый, а святой отец подошёл к нему, и положил руку на плечо.
- Пойдём со мной, - мягко проговорил он, - а насчёт свечек... Это не будет иметь смысла, если ты некрещёный.
Саша двинулся вслед за священником, робко ступая по каменным ступеням белокаменной церкви.
Церковь была довольно большая, рядом стояла ещё одна поменьше, наподобие часовни, а с другой стороны колокольня.
Саша переступил порог церкви, вступив в прохладу старинного здания, и замер, задрав голову – он, словно завороженный, рассматривал роспись на потолке храма.
Он смотрел на вырисованные голубовато-зеленоватым тоном облака, на ангелов с длинными трубами, на святых, искусно изображённых художником, и поразился таланту богомаза.
Опомнившись, Саша опустил глаза, и увидел, что святой отец терпеливо ждёт его, и двинулся вслед за ним.
- Скажите, а духи существуют? – задал он самый животрепещущий для него на данный момент вопрос.
- Душа, если быть точным, - мягко проговорил священник, - меня зовут отец Николай, а как вас, юноша?
- Александр, - представился Саша, едва справляясь с волнением.
Что-то в отце Николае было такое, что не поддавалось никакому объяснению, будто он сам был ангелом на земле.
Саша смущался и робел, глядя на него здесь, в прохладе старого храма.
Отец Николай остановился у одной из икон и повернулся к Саше, пытливо глядя на растерянного молодого человека.
- Вы из местных? – вдруг спросил он.
- Нет, - мотнул головой Саша, - из Владимирской области. Мы тут с ребятами и прорабом старую усадьбу реставрируем.
- Господи, Спаси и Сохрани, - тихо проговорил святой отец, и осенил себя крёстным знамением, - а ничего странного с вами в этой усадьбе не случалось? – и он пытливо взглянул на молодого человека.
Саша понуро молчал, опустив голову. Он глядел в пол, размышляя над тем, стоит ли рассказывать священнику, что он видел привидение.
- Я видел призрак, - выдавил он, с трудом выговорив слова.
Он сам не понял, как слова слетели с губ. Ведь он даже Павлу Николаевичу не рассказывал о том, что видел Катерину Сеньскую, и не понимал, как это сейчас произошло.
- Призрак? – переспросил отец Николай.
- Да, - Саша махнул рукой, и решил идти до конца, - мы с рабочими выкопали кости в районе конюшен, хотели выбросить, чтобы историки не остановили нашу работу, тем более, один историк под видом прораба к нам уже затесался... Ребята не простили бы мне, если бы я рассказал всё Павлу Николаевичу, я просто захоронил кости в лесу и всё. А потом пришла... Я не знаю, что это было – сон или явь.
- Ничего не происходит просто так, юноша, - задумчиво проговорил отец Николай, - Екатерина Васильевна Сеньская пропала внезапно, а потом её отец стал уверять, что дух дочери преследует его. Ему никто не верил, его просто отправили в лечебницу.
- Откуда вы это знаете? – удивился Саша, - Павел Николаевич рассказал мне то же самое.
- Ваш Павел Николаевич явно читал исторические записи, - улыбаясь, проговорил святой отец, - а я здесь живу с рождения, в соседней деревне родился, от бабулек наслушался разного. Говоря, как человек, давно здесь живущий, я слышал, что в усадьбе обитают духи. Дочь Сеньского, Екатерина, пропала, сам он помутился рассудком и очутился в психиатрической лечебнице. Уверял, что его пугает дух его дочери. А, как священник, я могу сказать – что случилось, кости девушки упокоены неправильно, душа не находит покоя, и мается на земле, ей нет возможности уйти на небо.
- Значит, я, и правда, видел Екатерину, - с тоской проговорил Саша, - что же мне делать? Она так и будет меня преследовать?
- Она что-то хочет, - задумчиво проговорила отец Николай, - спросите у неё в следующий раз, зачем она к вам приходит.
- Я думал, что это потому, что именно я кости перезахоронил, - пробормотал Саша, - вот она ко мне и приходит.
- Вполне может быть, - кивнул святой отец, - её кости потревожили, вот она и решила вам что-то рассказать.
- Она мне показала, как она была счастлива, влюбившись в какого-то офицера, - ответил Саша, смущаясь, - очень красивая сцена, солнечный день, берёзы, сросшиеся вместе, сквозь которые они робко поцеловались, а потом побежали дальше, краснея от стыда.
Отец Николай улыбнулся рассказу юноши, коснулся пальцами креста на своей шее, потом посмотрел на леса, установленные на левой стороне храма, Саша проследил за его взглядом.
Медленным шагом отец Николай подошёл к ещё недорисованной стене и остановился около неё, вглядываясь в рисунок.
Саша тихим шагом последовал за ним.
На стене был изображён сам Бог – в белоснежных одеждах, с поднятой вверх правой рукой и скрещёнными тремся пальцами, в левой руке он держал хоругвь с белым знаменем и красным крестом на нём.
Подле него преклонили колена два ангела – один со сложенными ладонями, а другой с распростёртыми.
- Что обозначает эта роспись? – спросил Саша.
- Это благословение союза, - ответил святой отец, - самое главное я нарисовал, осталось совсем немного.
- Так вы художник! – воскликнул Саша с восхищением.
- Да, художник, - ответил отец Николай, - но сейчас речь не об этом. Ты пришёл, чтобы просить совета! Дух что-то хочет тебе рассказать, так выслушай его!
Саша ещё долго разговаривал с отцом Николаем, потом вернулся через поле домой, купив в местном магазине хлеба и молока.
В его вагончике было сумрачно и зловеще, Саша включил свет, налил себе стакан молока, взял со стола книгу.
Выходной день тянулся очень медленно, казалось, он никогда не закончится – наконец, солнце стало склоняться к горизонту, в воздухе появилась седая дымка. Саша опять перекусил, и, зевнув, растянулся на кровати, отложив книгу в сторону.
Он ждал. Ждал появления Катерины, ждал, думая о том, зачем она приходит, и что покажет ему в этот раз.
Время проходило очень медленно, на стекло упали капли дождя, веки стали смыкаться, но тишину вагончика и стук дождя внезапно прервал тихий стук по стеклу.
Сон мгновенно слетел с Саши, он резко сел и стал оглядываться по сторонам, ожидая прихода Екатерины.
Но её не было, а стук повторился, и Саша, быстро вскочив с кровати, бросился к двери и отворил её.
Его обдало холодом, хотя на улице было тепло, где-то вдалеке стрекотали сверчки, а луна огромным бледным кругом светила прямо над его головой, и парень попятился.
Он закрыл дверь, и сел на кровать, ожидая, что последует дальше.
Екатерина пришла, появилась, словно из воздуха, и опять положила свою невесомую ладонь ему на плечо.
- Смори, - тихо проговорила она.
Очертания вагончика вновь стали размываться, и теперь Саша оказался внутри дома, над которым они работали.
Екатерина вела его за собой, явно собираясь что-то показать.
Длинный коридор вёл через анфиладу комнат, на стенах висели красивые ажурные светильники, в которые были вставлены свечи, тускло освещая бесконечный коридор.
Екатерина поманила Сашу к лестнице, они поднялись на второй этаж, и очутились около приоткрытой двери.
Саша мгновенно узнал это место – это была та самая комната, в которой он сам разговаривал с Павлом Николаевичем, стоя у портрета самой Екатерины и любуясь красотой девушки.
Комната была слабо освещена, но было понятно, что тут живут, было чисто и уютно, а в камине играли языки пламени.
За широким столом сидел пожилой мужчина с грустным и одновременно обречённым лицом.
Сложно было понять выражение его лица – оно выражало и грусть, и ярость, и злость, и отчаянье, и горе...
Он что-то писал в небольшой книжке, обмакивая гусиное перо в чернильницу, а стоявшая рядом свеча таинственно мерцала.
Окончив писать, он долго всматривался в написанные им строки, потом захлопнул тетрадь, запер её на маленький ключик, и встал с места, взяв тетрадь в руки.
Он неспешно подошёл к портрету, походка его была тяжела, всё его существо было преисполнено трагедии, казалось, будто человек пережил душевную бурю.
Он долго смотрел на портрет дочери, а потом... нажал на раму багета снизу, и оказалось, что портрет закрывает нишу в стене.
В нише стояла большая шкатулка, а на крышке лежал ключ, которым он отпер эту шкатулку и убрал в неё записи.
Видение растворилось, Саша вновь очутился в своём вагончике, дверь была нараспашку, небо серело, очертания улицы стали различимы, натягивало сладковатым ароматом цветущих садов.
Резко вскочив с кровати, Саша выбежал на улицу, закрыл дверь своего вагончика, и быстрым шагом пошёл по тропинке, стараясь быть никем не замеченным, и проскочил к усадьбе.
Часть окон в самом помещении были давно выбиты, местная шпана из ближайшей деревни частенько лазала в дом, за что им доставалось от сторожа, но некоторый ущерб старинному зданию был всё-таки нанесён, и Саше это сейчас было на руку.
Он понимал, что дух Екатерины показал ему её отца, и, судя по выражению лица Василия Сеньского, это был тот момент, когда Екатерина умерла, а та тетрадь была подобие дневника или книги записок его самого. Становилось понятно, что тайник никем не был найден, что странно, ведь наверняка у дома имелись наследники.
Екатерина Сеньская умерла, не оставив никого после себя, род Сеньских вымер, но наверняка у Василия были братья или сёстры либо другие родственники, которые должны были вступить в права владения имуществом, но отчего-то дом пустовал.
Пробравшись через лес, Саша очутился под балконом, который сливался с самим зданием. На нём в погожие деньки владельцы усадьбы пили чай на свежем воздухе или принимали гостей.
Разбитое окно Саша нашёл быстро, крапива и сорные кустарники уже были убраны, и он вскоре оказался в доме.
Зная, что все ещё спят, он поднялся на второй этаж, всё равно стараясь не шуметь, прошёл анфиладу комнат, и вскоре очутился в кабинете Василия Сеньского перед портретом Екатерины.
Некоторое время он любовался обликом прекрасной девушки, ушедшей из этого мира так рано, а потом коснулся рамы и с силой потянул её на себя, от времени механизм немного заржавел, но открылся.
Шкатулка с ключом лежала в нише, а так же старинные бумаги.
Саша быстро взял всё это, закрыл нишу портретом, и вернулся в свой вагончик тем же путём, что и пришёл, никем не замеченный.
Заперев дверь, он сел на кровати и положил рядом шкатулку, с которой на улице смахнул пыль и паутину.
Ключ со скрежетом повернулся в скважине, он приоткрыл крышку шкатулки, которая сама по себе являла образец мастерства по дереву.
Резная, вся в завитушках, и довольно тяжёлая.
Сверху лежала тетрадь в чёрном кожаном переплёте, с замочком, как и в видении, и Саша, взяв её, ахнул.
В шкатулке, кроме записей лежали украшения, причём одно из них Саша узнал – жемчужная нитка с изумрудом каплевидной формы лежала на шее Екатерины на портрете.
Первой мыслью Саши было желание сбежать вместе с этой шкатулкой и драгоценностями, которые явно стоят целое состояние, и тут же устыдился минутной слабости.
Не для того к нему пришёл дух Екатерины, не для того она показала ему, где лежит спрятанная её отцом шкатулка, она хотела восстановить справедливость, а, значит, надо найти ответы в записях Василия Сеньского, и Саша открыл тетрадь...
***
Это действительно оказался дневник бывшего помещика, Василий Сеньской старательно записывал события своей жизни.
Как оказалось, на месте усадьбы раньше стоял одноэтажный каменный дом, но у бывших владельцев, фабрикантов Воропаевых, случился крах их производств, и дом ушёл с молотка.
Места тут очень были красивые, сплошной лесной массив, огромное количество земли, вот и выкупил его Василий Сеньской, дворянин, имевший немало поместий и живший этим. Этот дом он
отреставрировал, пристроил ещё комнат, сделал второй этаж с балконами с двух сторон, подпираемые колоннами.
Юность Василий провёл в Италии, он был поражён красотой готических замков, и, ремонтируя дом, решил внести новшество в строительство, чем изрядно озадачил соседей.
Больше всего всех поразила восьмигранная башня с поясом зубцов сверху и шатром с поливной черепицей.
Но Василия мнение людей не волновало, он мечтал построить дом мечты, чтобы его дочь, безумно любимая дочь, жила здесь, как в настоящем замке.
Оказалось, у Василия был и сын, но записей о нём в дневнике было очень мало, видимо, больше всего на свете Василий любил Катерину, баловал безмерно, позволял ей шалости...
Текст читался трудновато, ведь современный язык и язык прошлого столетия разительно поменялся, а некоторые слова давно вышли из обихода, поэтому чтение продвигалось медленно.
Взглянув на часы, Саша понял, что пора приниматься за работу.
Он запер шкатулку, и поставил её под кровать, а тетрадь положил под подушку, намереваясь вечером продолжить чтение.
День шёл своим чередом, рабочие расчищали место, на котором располагался ранее каретник, обнажая кладку фундамента, пока один из рабочих не привлёк к себе внимание, высказав в довольно грубой форме негодование, и остальные тотчас отвлеклись.
- Мих, что случилось? – крикнул кто-то из рабочих.
- Иди и сам посмотри, - огрызнулся Михаил, дыша негодованием, - когда же это закончится? Или тут раньше кладбище было? Нашёл, блин, этот дворянин, место для постройки собственного дома!
Саша обомлел, и быстро подошёл к Михаилу, который стоял около расчищенного фундамента с мрачным видом.
В разрытой яме лежали пожелтевшие кости от времени кости, и Саша растерялся такому повороту событий.
- Ты точно те кости закопал? – прошипел Михаил, с недоверием покосившись на Сашу, - это не твои шуточки?
- Нет, - твёрдо ответил он, - те я захоронил под берёзой, а эти, не знаю, откуда взялись... Видимо, второй набор.
- Ага, суповой! – блеснул чёрным юмором Михаил.
- Нужно быстро их убрать, пока прораб не засёк, - скороговоркой выпалил Андрей, но было поздно.
Нестеров заметил, что рабочие собрались в одном месте, и тихо подошёл сзади, слышал их разговор, и кое-что понял.
- Значит, были ещё кости? – спросил он, и все дёрнулись, обернувшись.
- Вот чёрт, - пробубнел Михаил, и повисла тишина.
- Вы что, с ума сошли? – взмахнул руками Николай Павлович, - почему вы мне ничего не рассказали? И куда вы их дели? Надеюсь, не выбросили на помойку?
- Сашка захоронил в лесу, - вздохнул Андрей, угрюмо глядя себе под ноги.
Нестеров опять поднял руки, открыл рот, и тут же опустил руки.
- Ну, и наворотили вы дел, братцы! – воскликнул он, - немедленно покажите мне место, где были захоронены первые кости!
Рабочие мигом погрустнели, понимая, что накрылась их работа, а их прораб явно никогда не работал прорабом. Всем сразу подумалось, что он, скорее всего, либо историк, либо искусствовед, либо что-то в этом роде. Делать было нечего, пришлось показывать сначала место первой находки, а потом Саша отвёл Нестерова к берёзе, под которой он упокоил кости Екатерины Сеньской.
- О чём вы только думали, когда прятали от меня эти кости? – по пути спросил Николай Павлович, и Саша понуро опустил голову.
- Боялись работы лишиться, - честно сказал он, - что приедут ваши коллеги, стройка будет законсервирована, и окажемся не удел.
- Дураки, - резюмировал Николай Павлович, - вас бы отправили расчищать дом, а потом вы вернулись бы к каретнику. Дом-то всё равно реставрировать надо!
- Понятно, - вздохнул Саша, - а кто хозяин этого дома?
- Кажется, потомки бывших владельцев, - ответил Нестеров, - они вернулись из Италии, выкупили у государства свою собственность, отобранную советскими властями, и вот, решили сделать ремонт, восстановить облик памятника старины. По мне, то в таком доме не жить надо, а устроить музей, выставочный зал. Один только портрет Екатерины Сеньской чего стоит! А подвал! Он полон антиквариата! – и Саша вскинулся.
- Правда? – с недоверием спросил он, - и как же оно сохранилось? Ведь дом практически пустовал, туда, кто только не лазал, даже пара окон разбито, наверняка, там бомжи тусовались.
- Вполне может быть, - согласился с ним Николай Павлович, - но дело в том, что подвал был заперт, дверь старинная, замки на совесть сделаны, их автогеном распилили.
- Минуточку, минуточку, - Саша резко остановился, - так вы имеете прямой контакт с хозяином, раз получили разрешение дверь распиливать? – и Нестеров вздохнул.
- Скажу тебе честно, - проговорил он, - я являюсь поверенным семьи Сеньских, а заодно историк и оценщик-искусствовед. У Василия Никифоровича кроме пропавшей дочери был ещё и сын, Яков, он учился в Петербурге, а, когда пришла советская власть, эмигрировал в Италию, где благополучно женился на итальянке. Нынешние хозяева являются потомками Якова Васильевича и Эстерситы Сеньских.
- С ума сойти! – простонал Саша, задумавшись.
Волнение заволокло его душу, когда он вспомнил о шкатулке, которую буквально выкрал из здания, но ведь не зря призрак показал ему самого Василия Никифоровича и этот тайник.
Подумав, Саша решил, что прочтёт дневник помещика до конца, а потом отдаст всё Нестерову, лишь бы его не сочли вором, ведь не просто так к нему дух Екатерины приходил.
- Значит, вы приглядывали за нами из-за антиквариата? – уточнил Саша, - чтобы мы ничего не стащили из дома?
- Признаюсь, такая мысль у новых хозяев была, - кивнул головой Нестеров, - а мне они доверяют, потому-то и попросили, чтобы я стал тут всем управлять, всё-таки незнакомые люди.
Саша поразился легкомыслию этих потомков. Компания рабочих состояла из физически сильных и выносливых мужиков, думающих только о том, где взять деньги. В таком случае интеллигентный пожилой человек никак не мог стать им помехой, захоти они украсть антиквариат из подвала, но, с другой стороны, никто из ребят и не подозревал, что в усадьбе можно чем-то поживиться. Потому никто и не покушался на то, чтобы нанести престарелому прорабу-историку увечья, захоти он остановить их от противоправных действий.
Только дух Екатерины показал Саше место тайника.
Саша до сих пор пребывал в сомнении относительно привидений, но шкатулка с дневником и украшениями подтверждала, что он имеет дело с самым настоящим призраком. Одного Саша не понимал – почему именно его Екатерина выбрала в помощники.
Он вконец спившийся, хотя ещё очень молодой, с детства не верил в чудеса, особенно после того, как пьяный отец, нарядившись в костюм Деда Мороза, решил поздравить сына с праздником.
Поздравление получилось эффектным – отец украл костюм главного символа праздника, украл конфеты и игрушку на рынке, а потом, выпив с приятелями в подъезде, пошёл поздравлять сына.
Откуда у его отца взялся в руках фейерверк, он и сам не мог вспомнить, но зато запустил его прямо в квартире, в результате чего воспламенилась наряженная ель, а потом к ним явились пожарные и милиция, которая и задержала полусонного и пьяного Деда Мороза на двенадцать суток. Именно тогда отец Саши получил первое предупреждение на заводе, хотя ситуацию с кражей костюма постарались замять, простили на первый раз, всё-таки сына пытался
поздравить, как-никак, а Новый год.
С той поры Саша больше не верил ни в Деда Мороза и Снегурочку, ни во что-либо сказочное, либо сверхъестественное, ни в Бога, ни в чёрта, как говорится, отбило ещё в детстве.
Но почему-то именно ему выпало такое приключение, именно его выбрала Екатерина, чтобы он помог ей, хотя он ещё не понимал, чем, а потому не мог дождаться окончания дня, чтобы продолжить читать записи Василия Никифоровича Сеньского.
Он показал Николаю Павловичу место, где он захоронил кости Екатерины, но выкапывать их они пока не стали, да и рассказывать про то, что его посещает привидение, Саша поостерёгся.
Мало ли, как это воспримет Николай Павлович, ещё вызовет «Скорую помощь», решив, что Саша перетрудился. Так же не давала покоя шкатулка с драгоценностями, стоявшая у него под кроватью.
Могут подумать, что он вор, а Саша и не хотел забирать их себе, ему просто было любопытно, почему Екатерина показала ему место, где Василий Никифорович устроил тайник.
Она что-то от него хотела, но, что именно, он должен понять из страниц старого дневника, и тем же вечером он вернулся к записям.
Саша стал изучать каждую страницу, но там были записи о маленькой Катерине, как она росла, хорошела, местами упоминалось о сыне, но очень редко, сын не вызывал у Василия Никифоровича особой любви и нежности, чем проказы дочери.
Был первый час ночи, по окнам опять стал стучать дождь, и вдруг, из воздуха, прямо перед Сашей возник дух Катерины.
Тот вздрогнул от неожиданности, а девушка протянула руку вперёд, и листы сами собой перелистнулись в тетради. Саша стал читать.
«...ангел мой, душа моя Катенька, как же не углядел я за ней, какой грех совершила, влюбилась в офицера, когда стоял полк подле города.
Так уж доченька моя таилась со своим молодым человеком, что я о том, что она дитя понесла, и узнал-то, когда роды начались. Ей служанка помогала, платья расставляла, чтобы живота видно не было, складки перешивала, вот я и не заметил ничего. Прознавши про грех дочери, стал я молиться, лишь бы благополучно разрешилась она от бремени, а сам чуть не рыдал, что не углядел за кровиночкой родной.
Повитуху пригласили, заплатили ей щедро, чтобы рот на замке держала, но горе великое на меня обрушилось. К утру родила Катенька девочку и мальчика, а сама скончалась, слишком тяжелы роды оказались для такой хрупкой девушки.
Велел я похоронить Катеньку в саду, под её любимым розовым кустом, чтобы она постоянно рядом была, а сам слёзы лью горючие, как не сберёг красавицу мою от грехопадения...»
«...Бог всевышний покарает меня за мой поступок, но не смог я сдержать гнева после поступка полюбовника Катеньки. Приехал этот Дмитрий, просил руки моей Катеньки, не ведая ещё о том, что умерла она при родах. Поведал я ему о горе своём, еле сдержался, чтобы на дуэль негодяя не вызвать, сдержался, увидев слёзы горючие на лице молодого человека, выгнать велел. Но, узнав, что он очень быстро себе другую невесту нашёл, забыв про детей, которых ему моя доченька родила, с жизнью притом расставшись, в гнев великий я впал. Решил поговорить с ним, так он рассмеялся мне в лицо, а я, не сдержав эмоций, камень большой опустил ему на голову сзади. Видит Бог, не хотел я его погибели, теперь отчаянье берёт от того, что грех великий я на свою душу взял, вовек мне теперь перед Господом свой поступок не отмолить. Лично захоронил я беднягу подле каретника, а потом с горя вина выпил, да решил записать свои горести...»
«...Нет мне покоя на этом свете. Доченька моя ненаглядная осерчала с того света на меня за то, как я с её возлюбленным поступил, приходит она ко мне в виду духа бестелесного да пугает.
Каждую ночь появляется в комнате, только пробьёт полночь, и она приходит, сердится на мой поступок, укоряет меня, требует от меня, чтоб признался я во всём...»
«...В солнечном свете утра всё кажется таким естественным и нелепым, даже и не верится, что Катенька моя по ночам меня тревожит, думается, словно дурной сон увидел. Но приходит ночь, и опять и опять всё повторяется. Я даже в церковь сходил, свечку поставил об упокоении доченьки моей и её полюбовника. В городе слухи поползли, что уж больно странно, что дочка моя пропала вместе с молодым офицером, я едва сдержался, смолчал о том, что мертва моя кровиночка, лежит в земле сырой...»
«...Совсем меня Катенька моя одолела, я, как ночь подступает, всё чаще на вино налегаю, чтобы забыться сном глубоким, а не пугаться появления доченьки любимой. Гневается ангел мой за недостойный поступок, изводит меня...»
Судя по всему, Екатерина изводила отца за то, что он с её любимым сделал, покоя ему никакого не давала, тот и в церковь ходил, пытался грех отмолить, да ничего не помогало, а признать в содеянном Василий Никифорович не желал.
Далее шла последняя запись, там было указано, что отцом детей Екатерины являлся поручик Дмитрий Соболев, а сами дети отправлены в Италию, к родному дяде на воспитание.
Сын Василия Никифоровича с женой итальянкой детей по неизвестным причинам не имели, поэтому они взялись воспитывать племянников, лишь они знали тайну о том, что Екатерина умерла при родах и похоронена во дворе под розовым кустом.
Саша перелистнул несколько страниц, они были чисты, лишь в конце, за обложку была вставлена старая пожелтевшая газета, в которой была статья о том, что дочь фабриканта Сеньского пропала при неизвестных обстоятельствах. В другой газете говорилось, что вскоре пропал и молодой поручик, а Василий Никифорович находит успокоение своё в алкоголе, в церковь постоянно ходит, молитвы читает.
Саша закрыл тетрадь, думая о том, что же ему делать теперь.
Пока Саша читал, дух исчез, а утром он тут же пошёл к Николаю Павловичу с этой шкатулкой.
Пожилой историк как раз находился в кабинете покойного Василия Никифоровича, разбирал какие-то бумаги, и, увидев Сашу, вопросительно на него посмотрел.
- Вот, - положил Саша на стол шкатулку, а сверху ключ, - тут ответы на все вопросы. Откуда взялись эти кости.
- Где ты её взял? – изумлённо спросил Николай Павлович.
- Сейчас покажу, - и Саша, открыл нишу в стене за портретом.
- Ничего себе, - протянул пожилой человек, - но откуда ты узнал об этом тайнике? Даже я этого не знал! Столько бумаг пересмотрел, но никаких тайников не обнаружил.
- Можете считать меня сумасшедшим, - пробормотал Саша, - но мне этот тайник показала Екатерина Сеньская, что на портрете изображена, - кивнул он на полотно, - я с перепугу в церковь побежал, хотя сам неверующий, но там оказался очень хороший священник, он посоветовал мне спросить у духа, что он хочет. Вот я и последовал его совету, и призрак показал мне, где тайник. В шкатулке дневник отца Екатерины, она умерла при родах, будучи незамужней, а Василий Никифорович от отчаянья убил её любовника. Детей, были мальчик и девочка, он отправил к сыну на воспитание, в Италию. Ведь те самые наследники, на которых вы работаете, из Италии?
- Да, верно, - кивнул Николай Павлович, - вот это ты меня удивил, так удивил! Но почему именно ты? Почему она именно тебе показала?
- Может, потому, что именно я её кости перезахоронил, - пожал плечами Саша, - она не была правильно упокоена, не отпета, отец её под розовым кустом захоронил, а слугам молчать велел. Да ещё и любимого убил, хоть и ненароком, но ей это покоя не давало.
- Думаю, теперь всё надо расставить на свои места, - вздохнул Николай Павлович, задумчиво глядя на парня, - именно этот вопрос и интересовал наследников – что стало с их прабабкой. Они знали, что воспитываются не родителями, а дядей с его женой, потому потомки и заинтересовались всей этой историей.
...Прошло время, усадьбу восстановили, автобус увозил назад работников, только Саша намеревался вернуться сюда.
Перед отъездом он зашёл в приход к отцу Николаю, тот уже практически дорисовал свою роспись.
Этот храм внушал Саше почтение, тут его душе почему-то было необычайно спокойно, и он решился.
- Скажите, а вам в храме работники не нужны? – спросил он.
- Ты же не крещёный, - напомнил святой отец.
- Готов в любой момент окреститься, - решительно проговорил Саша, - если окрестите меня, останусь здесь, буду вам помогать. Кстати, я ведь тоже рисовать умею, правда, когда-то я забросил занятия по рисованию, у матери денег не было на это, она требовала от меня, чтобы я осваивал серьёзные профессии, а я лентяем был.
- Что ж, - задумчиво проговорил отец Николай, - тогда улаживай свои дела, и приезжай, буду ждать тебя.
Саша вернулся в свою комнату в общежитии, которая, помимо грязи, покрылась ещё и слоем пыли, и он взялся за дело.
Отмыл комнату, всё отчистил, даже обои переклеил, а потом постучался в комнату к соседу.
- А, привет, - удивился тот, - давно не виделись. Как стройка-то?
- Закончилась, держи долг, - Саша протянул ему тысячу.
- Ага, хорошо, - тот выдернул купюру.
- Я что спросить хотел, - проговорил Саша, - ты не хочешь мою комнату у меня выкупить. Уезжаю я, комната мне не нужна.
- Куда это ты собрался? – пробасил Василий.
- Назад, в Нижегородскую область, - ответил Саша, - хочу там домик в деревне купить, нашёл, где дёшево продают... Так что, купишь? Я у себя всё отмыл, комната в полном порядке.
- Дай, подумаю чуток, - ответил Василий, - с Машкой посоветуюсь.
Думал Василий недолго, вскоре пришёл к Саше, выкупил у него комнату, и, когда все формальности были соблюдены, Саша со своими вещами, которых было всего ничего, отправился назад.
Отец Николай принял его, одобрил его желание купить домик недалеко от церкви, окрестил его и стал обучать мастерству иконописи.
У Саши хорошо получалось, учился он быстро.
Однажды дождливым и ветреным днём он сидел в комнатке при церкви, как вдруг услышал, что-то за кем-то закрылась дверь.
Подумалось – кто в такую погоду решился на поход в церковь.
Никаких праздников не было, на улице сыро и промозгло, осень была на исходе, казалось, вот-вот, и грянут заморозки.
Он осторожно выглянул из комнатки и увидел двух девушек, покупавших свечи, и обомлел.
Перед ним стояла раздвоившаяся Екатерина Сеньская – обе девушки были идентичны, как две капли воды. Длинные золотистые волосы, на головах платочки, а внешне копия своей прабабки.
Девушки поставили по свече у распятия, где ставят за упокоение души, Саше подумалось, что это они, наверное, за свою прабабку свечи поставили, а, может, и за прадеда, погибшего от руки несостоявшегося тестя.
Девушки постояли немного около алтаря, а потом развернулся и пошли к выходу, и Саша вышел за ними.
На улице они сняли платки и накинули капюшоны, и медленно пошли к машине, стоявшей неподалёку.
- Лиза, Соня, поторопились бы, - крикнул из машины мужчины.
- Идём, идём, - ответила одна из девушек.
Они юркнули в машину и уехали в сторону усадьбы, а Саша задумчиво глядел вслед удаляющейся машины, думая о том, что неприкаянные души, наконец, нашли покой в ином мире, наведя порядок в этом.
А сам Саша после крещения больше не видел дурных снов, они ушли вместе с неприкаянными душами в небытие.
Конец.