Горький аромат хризантем 8

Елена Кодайтес
     В субботу утром Олька проснулась с тревожным чувством. Она лежала, смотрела в окно на светлеющее небо и пыталась понять, отчего возникло это чувство тревоги...
Пашка... сегодня он пригласил её на новоселье. Они будут вдвоём в его новой квартире.  Что она ему скажет?

     - Всё прекрасно, мы только друзья, Павел Алексеевич! 

     А, может, наплевать уже на Витюшку, на его уже запущенный процесс по переезду Алёны для создания крепкой ячейки общества под названием Семья...
Сколько той жизни вообще, чтобы упрямо отрицать очевидные вещи?..
Олька прекрасно понимала, что Павел Алексеевич питает к ней определённые чувства,  а она уже неприлично долго удерживает оборону...

      Сегодня она приглашена на ужин с последующим посещением новой квартиры Павла.

     Клин клином! Пускай всё будет, как будет!  Подаренное платье... Олька наденет его... И длинные изумительные серьги кисточкой , которые были увенчаны белым прозрачным камнем  от Сваровски у самой мочки её аккуратного маленького ушка...

     А ещё она возьмёт с собой изящную итальянскую чёрную сорочку, отделанную сиреневым кружевом... Ткань её тонка, входит в маленький пакетик, а значит поместится в её дамской сумочке...

      Дальше этого Олька отказывалась представлять события, поэтому, решив, что «чему быть, того не миновать», бодро подскочила с постели и отправилась на кухню варить кофе.

      ... Они много смеялись в этот вечер, заражая своим настроением
парочки за соседними столиками, чопорного молодого официанта и бармена, который с особым удовольствием смешивал для них какие-то мудрёные напитки.

     Горьковатый запах белейших крупных хризантем услаждал обоняние Ольки. Мгновенно была принесена  соответствующего размера тяжёлая ваза под букет , что заставляло думать о том, что кто-то позаботился уведомить персонал о таком важном предмете...

      
     ...Павел пригубил рюмку любимого ими обоими коньяка и далее лишь салютовал Ольке данным предметом. Ольке же хотелось сегодня быть пьяненькой и беззаботной. У неё это прекрасно получалось. Они даже потанцевали с Пашкой!

     ... «Снег кружится, летает, летааает,
          И позёмкою клубя,
          Заметает зима, заметает,
          Всё, что было до тебя...»

     При Пашкином росте Олька не могла положить в танце ему руки на плечи, могла лишь прислонить их к груди Пашки, с одной стороны создавая контакт, а с другой, как барьером защищаясь. Пашка бережно обнимал Ольку одной рукою чуть выше талии, а другою накрыл её ладошки, лежащие у него на груди... Олька рассматривала узор на его замечательной рубашке и и старалась улыбаться!!!

     ... Она, может и хотела, чтобы этот вечер в кафе не заканчивался, но, как говорится, «всё имеет свой конец...»
Есть и пить уже было невозможно, кафе пустело, официанты меняли скатерти на осиротевших столиках...

     Пашка попросил счёт, расплатился и, ласково заглядывая Ольке в глаза, сказал:

     - Уходим?!
     - Да... уходим!.. - согласилась Олька и достала из вазы свой букет.

     ... Новая квартира Пашки находилась в районе элитных домов города, на Топоркова.  Через пятнадцать минут они уже входили в очень чистый, отделанный современными материалами  подъезд , поднялись по лестнице на третий этаж. Сейсмически нестабильная местность не позволяла в городе строить высотные дома. Если они и были в городе, то в очень незначительном количестве. Поэтому, даже в элитных пятиэтажках не было лифта.

     Дверь в Пашкину квартиру излучала надёжность в сочетании с выдержанной красотой, благородным цветом тёмного шоколада и геометрическим рисунком на её плоскости. В том, что она была куплена по очень достойной, далеко не демократичной цене, Олька даже не усомнилась.

     Не усомнилась она и в том, что ремонт делали профессионалы с привлечением дизайнера. Но везде угадывались те нюансы, которые они с Пашкой проговаривали, словно играя, выбирая стройматериалы.

     Ольке нравилось здесь всё!
Пашка забрал у неё букет и поставил его в тяжёлую высокую вазу из белого стекла, плавные линии которой сами по себе напоминали ещё не распустившийся бутон диковинной лилии...

     ... Олька вдруг почувствовала себя достаточно комфортно и даже расслабилась... А, расслабившись, неожиданно для себя, сладко зевнула, прикрывая рот ладошкой и сказала виновато:

      - Спать хочется... Покажи мне ванную!

     Встав в новенькой белоснежной ванне, ополоснулась под душем, промокнула себя большим, махровым полотенцем такого же белейшего цвета, как и новенькая ванна, с каким-то затейливым золотистым узором по его краю, накинула на себя припасённую в сумочке сорочку...

     Олька вышла из ванной. Пашка, по-видимому, был на кухне, поскольку было слышно, как шумит чайник.

     В голове Ольки вертелась фраза из какого-то полузабытого стихотворения неизвестного поэта:

     «... И на рассвете в первый раз,
             За сорок с лишним лет,
             Пройдёшь, не чувствуя земли,
             Похожая на свет...»

     И пусть был ещё не рассвет, и возраст не настолько совпадал с Олькиным, но состояние очень соответствовало этим строчкам.

     Она интуитивно нашла спальню, где неярко горел светильник на прикроватной тумбочке, подошла к широкой кровати, откинула одеяло и легла, ощутив всей разгорячённой кожей восхитительную прохладу нового постельного белья...

      ... Сквозь полуприкрытые ресницы, словно в полудрёме, Олька видела, как пришёл Пашка. Не выключая светильника, осторожно лёг под одеяло, повернувшись к Ольке лицом, но не касаясь её. Он был только в плавках.

     Олька прикрыла глаза, стараясь максимально расслабиться и ни о чём не думать. Лёгкое опьянение помогало ей это сделать до тех пор, пока Пашка не протянул к ней руку и не начал легонько поглаживать Олькино плечо, начиная от нежной шеи и до самого запястья , после которого спокойная до этого Олькина ладошка уже непроизвольно захватила ткань пододеяльника, сдерживая нарастающее беспокойство...
 
     Это длилось долго, слишком долго...
Олька то напрягалась в струнку, готовая на всё, то расслаблялась. Её тело, в отличии от разума, жило своей жизнью. Оно нормально и правильно реагировало на прикосновение...

     Но Пашка как-будто изучал её тело нежно и бесконечно...

     Словно мальчик, он пальцем легонько водил по её затвердевшей груди, спустив с плечика для этого податливую лямочку сорочки...

     Палец касался круглого соска, и Пашка, вздыхая, восхищённо бормотал:

     - Они у тебя, как вишенки...

     Наконец, Олька не выдержала и положила свою руку на то место в Пашкиных плавках, где по всем законам логики, чуть ли не разрывая эластичную ткань, должно было бы восставать и рваться наружу мужское естество...

     Но под рукой всё было мягко и спокойно... Олька даже протрезвела и ужаснулась внутри себя. Внешне же мягко улыбнулась и тихонько сказала:

     - Спокойной ночи, Павел Алексеевич...

     - Спокойной ночи... - грустно ответил Пашка и погасил светильник на прикроватной тумбочке.

     Странное спокойствие овладело Олькой. Она повернулась на бочок, лицом к Пашке, положила голову ему на грудь.  От Пашки так приятно пахло, и весь он был такой мягкий, и комфортный, что, незаметно для себя, Олька уснула в его объятиях...

     Проспала она так недолго. Тихонько высвободившись из обнимавших её рук, Олька лежала на спине и, попривыкнувшими к темноте глазами,  разглядывала комнату. Ещё при свете светильника она заметила на тумбочке с её стороны большой пакет, наполненный лекарствами... Лицо у Павла было расслабленным и безмятежным.

     «Не буду его ни о чём спрашивать,-
думала Олька, ощущая в себе какую-то чуть ли не материнскую нежность к этому так тихо, без всякого храпа,  спящему мужчине:
- не хочу спугнуть это безмятежное спокойствие!»

     Она ещё немного повозилась в постели, и вновь уснула,  уже до утра...

           Продолжение следует...