Мир, тотально поражённый хамством,
Кончится. Наступит исцеленье.
Я с нечеловеческим упрямством
Ждал. И был вознаграждён мгновением.
Вечер, дождь, троллейбусная свалка.
Сдавленный, подавленный народ.
Телом чую – не ходить к гадалке –
Кто-то продирается вперёд.
Тихое: «Простите», «Разрешите».
Пьяное: «Куды по головам!»
«Вы выходите?», «Пожалуйста, пройдите» –
Столь привычный транспортный бедлам.
Тут – непробиваемая тётка,
Там – индифферентный гражданин.
«Не пробьётся!» – понимаю чётко –
«Стойкие попались, как один».
Потеснив озлобленных собратьев,
Захвативших к выходу проход,
Подвергая риску туфли, платья,
Вклинился в людской водоворот.
Деды героической эпохи,
Отстояв Москву и Сталинград,
Дали генетические соки.
И немыслим внукам шаг назад.
Охраняет зомби ошалелый
С боем отвоёванную пядь.
Но не в силах выйти, блин горелый,
Чтоб без толчеи войти опять….
…Долгие полметра до ступеньки,
Тело втиснуто уже в дверной проём,
Тесный мир преодолён, но – фенька:
Ноги где-то затерялись в нём.
Вследствие недюжинных усилий,
Вероятно, зомби повредив,
Обретая навыки рептилий,
Приземляюсь, в лужу угодив.
В брешь, пробитую моим манёвром,
Ласково судьбу свою кляня,
Ускоряясь пассажиром нервным,
Что-то выпало на мокрого меня.
Что-то побарахталось неловко,
Обретая вертикальный вид.
Умопомрачительная чёлка
Развалилась лохмами обид.
И сквозь тушь, размытую курсивом,
Вспыхнули счастливые глаза.
Я услышал робкое : «Спасибо».
Чёрт язык мне к нёбу привязал.
Ринувшись туда, откуда выпал –
Долг меня опять куда-то звал –
Весь остаток дня я радость сыпал,
Мыслями ей руку целовал.
Милая, спасибо за «Спасибо».
Мир не безнадёжен, если так.
Он, конечно, может быть красивым.
Я-то разуверился, дурак…
2003