Вкопали родного навечно,
В земельку – святую святых,
И сердцу за сердцем, конечно,
Не бегать по склонам крутым.
Не трогать тиши пробуждения,
Не выйти на берег зари,
Не слышать косы песнопения,
Не знать суеты до поры.
Тела, покрова и одежда
Брошены в лоно земли,
И, кажется, вера, надежда
Сиротство своё обрели.
Совсем ему не безразлично,
Как борются Солнце и Ночь,
Как душу людскую публично
Бездушие будет толочь.
И хочется верить в бессмертность
Всех тех, кто ушел навсегда.
В мышлении нашем инертность
Не только ушедших беда.
Беда от системы гнетущей,
Беда пропаганды глухой…
И сердце к общению пуще,
К соборности рвется мечтой.
Мы в общем-то не совершенны,
Всё ленимся чистить себя,
Поэтому попросту тленны,
На смерть свою смотрим шутя.
А тот, кто уходит не зная,
Не ведая Вечности – там,
Что есть благодать неземная,
Узнает, но поздно. А нам?
Что надо, чтоб мы изменились,
Пытались творить себя здесь,
В грехах своих все повинились,
Загладили жалкую спесь?
Суметь оказаться прозрачным,
С богатою сутью лица,
Не призрачным быть – многозначным,
Во всём походить на Отца.
Спроси, высока ли замашка
Иметь в себе образ святой?
Возможно ль в телесной упряжке
Творить небосвод голубой?
Да, эта идея благая
Другое всё пусто, не жаль.
Учит нас болью, простая
Осмысленная вертикаль. 1989 г.