Ночь покрывает собою наготу тел, обнажая при этом души. Такие честные, прозрачные слова писал я Вам прошлой ночью, что утром стыдно и взглянуть на них. Мы так искренни во мраке. Отчего? Почему? Я никогда не видел глаз Ваших под вуалью полуночного мрака и боюсь даже вообразить себе это. Я трус. Самый настоящий трус. Но трусом быть можно — это назовут воспитанием, скромностью, или, Бог его знает, как еще. Но я говорю про трусость желаний. Случись такое, что помощь нужна будет, и я примчусь к Вам, прибегу, как самый верный пес. Так привязан я к Вам и так ненавижу людей прошлых, которые заставили думать, будто действия Ваши — лишь игра, не доверять, а после — ненавидеть весь свой опыт. Voyez-vous, я пришел к Вам не таким чистым, каким стоило бы прийти. Столько рубцов, столько пятен… Простите меня за то, что появился в Вашей жизни не мальчишкой, а мужчиной. Я бы променял всю жизнь свою, на Ваше расположение. Как глупо говорить подобное; как много я ставлю, как высоко поднимаю Вас, от этого Вам, должно быть, неловко. Но такова любовь моя. Такова цена ее: я отдаю все, что накопил и сохранил в себе, дарю бездумно, без шанса вернуть обратно. И ошибки мои меня не учат. А иначе, как любить: наполовину? Это обман.
...
Дорогой Юрий Александрович,
Что это? Как мне быть? Просыпались ли Вы когда-то с тяжестью? Да такой, что лучше бы и вообще не сметь проснуться? Мне так тяжело. Я так суха и черства, что от мысли этой — у самой на душе лишь непринятие себя. Я не желала стать такой. Скажу другое: я клялась, что никогда такой не буду. А в итоге… Юрий Александрович, я пропала! Я вижу, что меня не спасти больше. Только и делать, что плакать. Плачу. Вот и письмо замарала. Я знаю, что Вы скажете мне. Что не стоит так про себя, что я хороша, что силы есть, что Вы, в конце концов, готовы спасать меня. Поймите меня: при Вас я спокойна, как и при другом человеке. Но остаюсь одна и что же… Мне порой и видеть-то никого не хочется. Но я иду, лишь из привычки. Мысли такие, что и сказать кому-то страшно. Так сильно это все, такая темнота внутри меня, что лучше бы никому не знать, но вижу чьи-то глаза и рта раскрыть не смею. От этого и тяжелее после, и непринятие себя больше. Я не пожелаю Вам такого. Как я устала! Я заплутала в этих чувствах. Мне так тяжело. Такой груз на меня одну. Я не жалуюсь, но как много на одну меня. И почему же сказать никому не умею? Лишь на бумаге и могу выложить все, да и только от того, что тяжесть эта невыносимее стала.