1. Надежда Новицкая 2. Зима.
Зима. И студёный вечер тревогой сжимает горло,
твой день, что надеждой встречен — как ластиком вьюги стёрло,
твой дом занесён по крышу — копать и копать с рассветом,
твой сад, что почти не дышит, мечтает дожить до лета.
Шатает безумный ветер худые стропила мира,
где ложь, не стыдясь фальцета, сифонит в окно эфира,
где каждая новость, будто неправой победы сводка,
где смыслы переобуты, где слово неподотчётно.
Вгрызаются в наст заборы, срезая куски окраин —
с утра заложив за ворот, печать свою носит Каин,
а волки в лесу — то воют, то вертятся в стайном танце,
их кормят с руки зимою в отстроенном вновь Вольфштанце.
Шум с площади страхом выжит надежнее, чем ненастьем,
и кто-то сторонний пишет для всех катехизис счастья.
Фемида осталась в коме в холодном нутре Лубянки,
от деда — тюремный номер на вбитой в столбец жестянке.
История ждёт в ломбарде, её не вписать в шаблоны,
поставлена жизнь на карту, раз в моде опять погоны.
Причудится зябкой ранью — друзей бы увидеть, что ли,
но Жека погиб в Афгане.
Метель завывает в поле...
Лишённое ложного оптимизма, это стихотворение - метафора не оставляет надежды на то, что зима когда-нибудь закончится. Расходится кругами по воде: от частного к общему, и обратно. Точное в образах, в болевом авторском посыле, оно заставляет вглядываться.
2. Хелена Фисои. Ночереет.
Совсем ночереет... Промозгло, сиротно.
Крадёшься впотьмах, как бездомный, изгой.
И кажется, выскочит из подворотни
Судьба или случай, ударит ногой,
Пырнёт перочинно. Горячая жижа
Пугающей змейкой намочит рукав.
И ты удивишься: не выжил, не выжил...
И некому дружески бросить: «пока».
Лишь тьма наползает на душу, оскалясь,
Вылизывать страхи, ловить слабый вздох.
Казалось, ты был расторопен, смекалист,
И вдруг, как последний бродяга, издох.
Беззвучен, бессилен… Твоих абиссиний
Не пройдены тропы... Бесславен итог.
Но тьма утихает, становится синей…
И ты понимаешь, что просто продрог.
Высокое небо берёт тебя в ясли,
На нём проступает созвездий арба...
И всё не напрасно, разумно и ясно.
И сердце гремит, как тугой барабан.
С первых же строк стихотворение взяло меня в плен, есть в нём какая-то магия. Магия и того, как автор плетёт интригу, и того, как автор играет свежими, яркими словами, но не переигрывает при этом. А ещё магия того, как стихотворение заставляет тебя нырять вглубь, выдыхать, видеть/ вспоминать себя на тех этапах пути, когда и с тобой вот такое случалось.
3. Светлана Разумова. Урбанистическая рефлексия
Это город,
в котором мечталось когда-то жить.
Вот живётся теперь. Да мечтается что-то редко.
И свободы, казалось бы, валом, но душит клетка
однотипности будней, забот календарных сетка;
давят грязь, безразличие, скученность, этажи...
...Эта жизнь
в мегаполисе, где суета сует.
Каждый сам – за себя, по себе выбирает средства
на фронтах ежедневных баталий. Здесь нет соседства,
нет родства. И в душе-то почти не осталось детства.
А порой от себя самого даже спасу нет...
...Нет,
конечно, не стоит лишь город во всём винить.
Ведь в себе разобраться бывает сложней гораздо:
вечно бьёшься о стену шаблонов, и каждый раз до
исступления что-то пытаешься изменить.
Но на смену прозрений идёт череда соблазнов.
Выбираешь, и – не отрываешься от земли.
Это всё – из меня. Это городу не вменить.
...Извини.
Город, как повод для давно назревшего внутреннего монолога. Как-то сразу, по первым строкам, стихотворение затягивает в водоворот, и вот ты уже рефлексируешь вместе с автором.
4. Гера Шторм. Курочка по зёрнышку.
Две зимы
1.
Курочка по зёрнышку – лишь бы впрок.
…Мама нынче с луком печёт пирог,
яйца нашей курицы обменяв
на стакан проросшего ячменя.
Полдеревни дети да старики.
В поле – ямы рваные, бугорки
зарастут полынью, как минет стынь.
Сеять нечем, все закрома пусты.
И сажать-то нечего в этот раз.
Доживем до августа, будет спас.
Яблоки сушёные по зиме
не дадут от голода умереть.
2.
Печи топим изредка, ждём весну.
Гоним хворь молитвою,
и войну.
Нет муки ни горсточки. Яблок нет.
Сколько нам отмерено зим и лет...
…Курочка по зёрнышку… а теперь,
зёрнышки закончились.
Значит – смерть.
Мама режет курицу, говорит:
Будем есть костлявую, суп варить.
Потроха да горлышко – на сейчас.
По полу пускаются перья в пляс,
рыжие и белые, словно снег.
В доме печка топится. Как во сне
я смотрю на "синюю" – наш паёк:
кожица да косточки с кулачок.
Полдеревни померло в этот год,
говорит мне маменька, перья жжёт,
мы с тобой продержимся, а потом
будет сныть с крапивою.
…Суп
с котом.
Очень образно и точно решена сложная, болевая тема. К сожалению, о такой стороне прошедшей войны, и такими простыми, обыденными словами, говорят всё реже и реже. Но именно так и можно достучаться: без надрыва, без пафоса, с негромкой горечью.
5. Елена Элентух. Мелочь
Зияла колотая рана на матовом боку арбуза.
Мужчина лопоухий в кепке шлепками дыни унижал.
Их нюхал под хвостом и щупал чешуйчатое дыни пузо,
и по-армянски огрызался на обращенье "генацвал".
У горки мятых мандаринов лежал пучок кинзы душистой.
Как слиток золота в Форт-Ноксе, сиял созревший мандарин.
Кинза зелёная, как баксы, кончалась, словно баксы, быстро.
Ругался армянин за сдачу, кричал – Тут вам не магазин!
Так ярко, громко, духовито, несносно, нестерпимо ясно,
с далёким рокотом раскатов из духоты блеснёт гроза,
и для чего-то память выдаст помятое годами счастье -
смотреть, как мама ищет мелочь.
Смотреть, смотреть, во все глаза…
Ещё одно "магическое" стихотворение. Ах! Как сочно, как ярко, как зримо! Я вдруг очутилась на базаре, полном звуков, запахов, красок. Пропиталась ощущением лета, юга, счастья. И каким же щемящим, с горчинкой, теплом пропитаны последние строки:
"смотреть, как мама ищет мелочь.
Смотреть, смотреть во все глаза..."
Хочется со-переживать.
6. Бонград Друидов Чайкин Андрей. Военные звёзды
Лучшие стихи получаются тогда,
Когда осознаешь, что всем на них плевать.
Орда
или рать?
[литературный терроризм]
Взрываю алфавит и расставляю в том порядке
буквы, в каком их разбросало.
Зарядка
или сало?
{Выпьем на компро, мисс?}
как известно, бред,
делится на полный и худой,
(худой – тот, что не ест bread,
потому что на диете. Стой,
мысль, куда ж несешься ты?
Дай ответ. Не дает ответа.
Зато теперь мой стих
Со вкусом сахарного диабета
Пролетает над Парисом
Как шведы подполковник
Проявляет любопытство:
Ты, сук.., почему, …ин сын, не в армии?
(Троекратный ик)
Я говорю: не хотел покрываться душевными шрамами,
Потому откупился от весеннего призыва,
Правда в доме не осталось мебели,
А ведь было время до большого взрыва,
когда времени не было
---------------------------------------------------------
Когда я работал на литейном заводе им. Энакина Скайуокера
По производству чугунных люков,
Я подходил к каждому готовому изделию и говорил:
Люк, я твой отец…
И я знаю, что однажды
Наши сердца затрепетают
И мы лучезримся
в галёкой-галёкой далактике
гите помо, луйста пожа, мне!
Мне нравится возможность быть вовлечённой в игру.
" Взрываю алфавит и расставляю в том порядке
буквы, в каком их разбросало " - мне нравится, с какой уверенностью автор делает это, как из псевдохаоса то тут, то там появляются смутные образы, ниточки, за которые стоит потянуть, и выудить свои смыслы (совпадения с авторским замыслом трактовать, как случайные).
7. Наринэ Карапетян. Инфинитив
Когда полощется у горла
тоска, его перехватив,
держусь не мысли, а глагола -
инфантой за инфинитив.
Дышать, в ладонь уткнуться слепо,
и слез не ждать, и все забыть:
начальной формы детский лепет –
прямой предшественник мольбы.
Без привилегий монопольных,
подобно белке в колесе,
движеньем чистым он наполнен
и тем уравнивает всех
в самой возможности проснуться,
ходить, любить, терпеть, желать,
раздвинуть ложе у Прокруста,
вместить смиренно благодать.
Когда ж тоска отпустит горло,
качнется времени игла,
тавро оставив у глагола –
лица, и рода, и числа.
Вечная тема для любого пишущего человека: взаимопроникновение нас в слова и слова в нас. Покорило своей поэтически выверенной логикой и энергетикой.
8. Янка Ху. дед мороз и гамлет
полиметрическая миниатюра
в четырёх лирических актах
1 /вор онеж/
покровский бугор обесснежен
на солнечной вытекли окна
из пазух воруют онежи
в троллейбусе некому ёкнуть
у центра развития речи
с карниза срывается глыба
немедля становятся резче
глубокие тени улыбок
опять бородатый промазал
ушла из-под сизого носа
долой с предпоследнего глаза
последнего деда мороза
2 /датский паровоз/
насквозь подувает паровоз
глядя мимо цели ну не хам ли
дать или не дать простой вопрос
если мы офелия и гамлет
если нет то кто кому вперёд
завернёт развесистые уши
до звезды когда уже вопрёт
чем тут околачивают груши
3 /трубы страдивари/
дэдморозу в данию пора
через ротердаму в гопенгаген
за трубой уходит дэдвора
в трубочисты чёрные как флаги
сиськи береги а то сомнут
плюнь сюда три раза чтоб не сглазить
у любимых тырнадцать минут
и возможно тырнадцать в запасе
будь уже что будет как-нибудь
тут всего делов то тело в шляпе
крепче обними свою судьбу
может быть не всё расскажет папе
4 /за на вес/
явление моста уродам
мы осияли фейерверком
счастливый бэ блаженно продан
хоть верьте в это хоть не верьте
премьера в лютом варьете
прошла в финал с успешным треском
ни сдать ни снять в четыре дэ
крестец как было интересно
Интересное, отчасти провокационное. Текст заставил меня вчитываться, вгрызаться в него, возвращаться к нему. Текст заставил меня выйти из моей зоны комфорта, включить на полную мощность интуицию, моё внутреннее зрение.
9. Змей Горыныч. Рассыпается
...незваный гость разъехался гармошкой по всей горнице от стены до стены. Младенец, сорванец, отрок, юноша, бодрый молодец, мужик в соку, крепенький позднячок, седовласый старец, совсем уж дряхлый дедуган, покойник, обтянутый пергаментной кожей...
(Г.Л. Олди. Шмагия.)
Он чувствует часто, что рассыпается
На карты игральные, марки, фотки…
С рассветом нечаянно просыпается –
Все давит, предметы грубы, нечетки…
Как будто младенец в кульке – заплакать бы.
Ни сил, ни умений – расти, безмозглый.
Уходят из комнаты мамка с папкою.
День долог. А может, приснилось просто…
То станет иссушенным, напрочь вымершим,
И пусто, и кровь не течет по жилам.
Парадное блюдо на тризне нынешней –
Напиться и вспомнить, как раньше жили…
А то открывает глаза тинэйджером –
Подушка горит, одеяло комом…
Как тащится лифт… Нагрубить бы женщине
Вот этой, с пакетами, незнакомой.
Порой все нормально, и он уверенный,
Слегка ироничный, немного желчный,
Подхваченный «старым и добрым временем»,
Какое потом вспоминаешь вечно.
Известно, чем дальше – тем круче под гору.
И он безнадежно сутулый, старый,
Лицо перекошено, горло сорвано
Нытьем о минувшем, пропавшем даром.
И только она постоянно целая –
В глазах бирюзово, шаги как в танце…
Смеется, из лучиков солнца сделана:
«Как времени можно всерьез бояться?».
И все же к нему не сойдет по небу и
Горячую голову не остудит,
Поскольку ее то на свете не было,
А то никогда на земле не будет.
И чем больше он рассыпается, расслаивается, чем меньше шансов однажды собрать себя, тем более цельный и недосягаемый образ встаёт перед ним. Тонкое, лиричное, оставляющее послевкусие старомодной в хорошем смысле романтики.
10. Анна Мун. ***
здесь ничего не будет. только дождь.
стеною белой с неба и до неба.
нетонущих надежд сырая небыль
и тонущих людей сухая ложь.
не разобрать божественный петит -
след от воды становится водою.
хочу курить, дозваниваюсь ною
из клуба анонимных атлантид.
но нет гудка и больше нет сети -
уже киты по улицам в подъезды.
и если ты решил остаться трезвым
открой свои объятья,
отпусти
И снова рефлексия. Рефлексия внезапного одиночества, острого чувства конца пути, когда ещё ничего, вроде, не кончено. Стихотворение настолько пронзительно-женское, что я не смогла устоять.
11. Илина Гумер. Сдавайся!
Зимы истеричной последние жесты –
метели неряшливой клочья летят.
И вроде недавно глядела невестой –
слепил белизной подвенечный наряд,
а ныне осела подвыпившей бабой
и мутно глядит сквозь небес пелену
с улыбкою жалкой, надеждою слабой,
что может еще пересилить весну...
Но полно! Надежды ее смехотворны,
метельные козыри вышли в тираж.
И скоро под солнечным ликом задорным
весна ей устроит лихой абордаж!
Повеяло новизной и свежестью образов зимы, этими узнаваемыми жестами отчаяния, нежелания уходить. Задорное, оптимистичное, и так в тему весны!
12. Виктор Колесников 6. Иллюзии.
А небо над нами синей и синей,
И вновь облака и пушистей и легче.
Весне опускаешь ладони на плечи,
Как будто бы жизнь бесконечна за ней.
И вечному маю безумствовать тут.
И птицы в зенит, как одна, устремятся.
Как будто на солнце бессчётные пятна
Бедой и ненастьями не прорастут.
Как будто дорога безмерно длинна
И невероятна, как было с рожденья.
Как будто ещё не явилось прозренье
О том, что ледышкою тает она.
Как будто у жизни не будет конца.
И снова с болот поднимаются гуси.
Как будто бы ты ещё не обернулся
И тот холодок не коснулся лица.
Точность интонации в простоте формы. Иллюзии, как лекарство, как возможность остановиться, отдышаться, хоть на мгновение поверить в то, что "у жизни не будет конца".
13. Шабалина Людмила. Мама вышивает маки крестиком.
звёздочки — бессонницы предвестники —
точат иглы, нити теребят.
мама вышивает маки крестиком
на холсте подручного тряпья.
а сама-то — хрупкая дюймовочка —
на губах парное молоко.
ей бы подремать морозной полночью
на цветке, укрывшись лепестком.
время замирает пограничное,
замирает, будто нет войны;
но сбегают куколки тряпичные
по холодной кромке тишины...
между взрослою и невеличкою —
юности украденный фокстрот.
чуть рассвет — и девочка с косичками
побежит вприпрыжку... на завод...
Есть в нём замечательное внутреннее напряжение между хрупкостью, почти эфемерностью девушки и закадровой тяжестью военного времени. Да, частная, личная история, но вырастает в собирательный образ всех девушек, женщин, которые всё это сдюжили.
14. Светлана Тимашева. Бесовская бессонница
Ты больше не чудишь, душе твоей лет триста, но
сомнения и боль по-прежнему тревожат.
Дожди идут зимой транзитными туристами,
и ветру не уснуть на мокром ложе.
Фонарь дырявит мрак под стынущими ветками,
овальной головой свисая с шеи тонкой.
Здесь прошлое твоё – забытое советское
с ульяновским прищуром на потомков.
Оно с гневливых уст срывается анафемой,
где пустыри, частя, читают свой апокриф.
И даже эта ночь, вся в чёрном, как монахиня,
воспоминания и вздохи копит.
Грохочет тишины тактическая конница,
в твоё окно шуршит дождя и снега помесь.
Ты прогоняешь прочь бесовскую бессонницу,
и ничего из прошлого не помнишь.
Когда "грохочет тишины тактическая конница", тогда просыпаются призраки прошлого и разматывают клубок воспоминаний. Стихотворение притягивает своей глубиной, своим отточенным образным рядом.
15. Наталья Матвеева. Найдёныш
На Николу снега было мало,
год к исходу шёл, едва живой.
За селом, вдоль сизых красноталов,
вся дорога нищенски зияла
танками распятой колеёй.
Вёрсты наглотались артобстрелов –
зверствовал германец напослед!
Грабил да насильничал незрелых,
и в иных сиротках сухотелых
зародился вражеский послед.
Аннушка на мужа похоронку
получила прошлою зимой.
Спрятала с печатью бумажонку
в узелок. А там и лошадёнка
пала в марте. Лихо - вой, не вой...
Бабой довелось ходить недолго –
к Троице венчались, там война.
И жила так на краю издола,
за щербатым, крепким частоколом,
не невеста, да и не жена.
Глянула – в поленнице не шибко –
к розжигу бы хворосту набрать.
Через балку да мосточек зыбкий
руки, все мозолистые, в цыпках,
санки волокли в лесную падь.
На опушке – дятла перестуки,
на снегу – синичкины кресты,
белочка шарахнулась в испуге.
И всё чаще, всё тревожней звуки.
Где малины прятались кусты,
донеслось вдруг жалобно, негромко –
то ли чей-то плач, а то ли писк.
Под сосной холщовая котомка
крохотного кутала мальчонку.
А с пригорка убегали вниз
свежие следы повдоль оврага,
к большаку и дале не видать.
Аннушка, не сделавши ни шагу,
прежде осенилась и беднягу
приняла как Божью благодать!
Тот, уткнувшись в ватную фуфайку,
нос поморщив, тихо засопел.
Рядом снегирей вспорхнула стайка.
– Вишь, кака пичужка! Угадай-ка,
экий завтра вырастет пострел!
Снег прибавил, распушил перину.
Саночки катились под уклон.
Аннушка счастливая для сына
имя не искала,
– Всё едино,
как отца пущай – Пантелеймон!
Формируя свой лонг, задалась вопросом, почему все три стихотворения на тему войны, такие разные, но объединённые одним: женским взглядом на просто жизнь, с самого их первого прочтения вызвали во мне уверенность, что будут в моём выборе 25-ти? Не потому ли, что сопереживать в общем нельзя, сопереживать можно только частному горю, частной беде?
Найдёныш - стихотворение не только о горе, о боли. Найдёныш, это ещё и о силе духа, о надежде. Символичным мне видится, что лирическая героиня дала найдёнышу имя Пантелеймон, словно призван малыш исцелить её, спасти от бабьего одиночества.